Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы
На повороте к лагерю до нас донесся стук колес экипажа. Катилась коляска; в ней сидели жена полковника и его дочь. До меня донесся сдавленный смех, и мой конь, облегченный, понесся вперед.
Три мушкетера исчезли в темноте ночи.
Три мушкетера
Мельваней, Орзирис и Леройд — рядовые в роте В линейного полка и мои личные друзья. Вообще, я думаю — хотя и не вполне уверен — что они, вместе взятые, представляют собой худший элемент в полку, не найдется солдат, более ловких на всякие проделки.
В буфете на станции Умбалла, где мы ждали встречного поезда, они мне рассказали следующую историю. Я поставил пива и, таким образом, купил историю за полтора галлона.
— Все знают лорда Бенира Сригга. Он герцог или граф, или что-то в этом роде, также пэр, а вместе с тем глоб-троттер.[25]
И во всех трех отношениях, — как уверил Орзирис, — не заслуживает внимания. Он приезжал в Индию на три месяца, чтобы собирать материалы для книги «Что тормозит нашу деятельность на Востоке», и во время своего путешествия бесцеремонно поселялся, где ему вздумается.
Он обладал одной очень неприятной особенностью — люди приписывали это его радикализму — страстью устраивать гарнизонные смотры. После этого он обедал с командиром и говорил ему за столом в офицерской столовой оскорбительные вещи о состоянии его полка. Таков уж был обычай у Бенира.
Однажды ему случилось выгнать солдат на занятия слишком рано. Приехав в лагерь Хелантами во вторник, он пожелал в среду отправиться за покупками на базар, а в четверг произвести смотр. В четверг! Командир не мог отказать, ведь Бенир был лордом. Собравшиеся в полковой столовой солдаты громко высказывали свое негодование и награждали полковника нежными именами.
Ну а главная демонстрация произошла в бараке роты В, и мы трое стояли во главе ее.
Мельваней придвинулся к стойке, уселся поудобнее рядом с пивом и продолжал:
— Когда уже все осатанели до последней степени и рота В была готова пристрелить этого Сригга на параде, вот этот самый Леройд снял шлем и говорит… Что ты сказал?
— Я сказал, — подхватил Леройд, — товарищи, давайте деньги, составим подписку, чтобы отменить парад, а если не добьемся, так деньги назад. Вот что я сказал. Вся рота поддержала меня. Подписка вышла у меня большая: четыре рупии восемь анна. И вот я отправился устраивать дело. Мельваней и Орзирис пошли со мной.
— Когда уж мы идем вместе, так всех чертей на ноги поднимем, — сказал Мельваней. Тут Орзирис перебил его.
— Вам приходилось читать газеты? — спросил он.
— Случалось иногда, — отвечал я.
— Мы читали газеты и вот устроили маленькую ловушку, так сказать, совращение…
— Нет, маленькое похищение, — поправил Мельваней.
— Совращение или похищение — разница не велика. Мы устроили так, чтобы схватить и изъять мистера Бенира из обращения до четверга или занять его так, чтобы ему некогда было ездить по парадам.
— Мы провели военный совет, там, за артиллерий скими казармами, — продолжал Мельваней. — Я был председателем. Леройд — министром финансов, и этот малыш Орзирис…
— Ни дать ни взять Бисмарк в полном расцвете. Он-то и устроил все представление.
— Бенир сам себе подстроил ловушку, — продолжал Мельваней, — потому что мы, ей-Богу, не знали, что будет в следующую минуту. Лорд отправился за покупками на базар пешком. Начало смеркаться. Мы наблюдали за толстеньким человеком, как он то скрывался в одной лавке, то выскакивал из другой, все торгуясь с купцами. Вот он показался с целой охапкой всяких покупок и принялся кричать изо всей силы своего брюшка: «Эй, молодцы, нет ли здесь коляски полковника?»
— Коляски? — спросил Леройд. — Коляски нет, есть только экка.
— Это что такое? — спрашивает Сригг, Леройд показал на улицу, и он увидел.
— Вот настоящий Восток! Я поеду в экке!
Я увидел, что святой покровитель полка отдает Сригга целиком в наши руки. Я подозвал экку и сказал вознице:
— Эй ты, чернокожая кукла, вот сахиб хочет поехать в твоей экке. Он хочет поехать в парк Падишаха — это в двух милях отсюда, стрелять вальдшнепов. Поедешь, Иеганпум, к марфик, маллум — как в пекло! Нечего болтать с сахибом: он не понимает твоего разговора. Если он станет говорить, ты только погоняй. Ну, живо! Галопом первую милю до лагеря, чем больше будешь хлестать свою клячу, тем больше куши будет от сахиба. А пока вот тебе рупия.
Я только молился Богу, чтоб полковничья коляска не приехала, пока я благополучно не сплавлю своего драгоценного Бенира. Он уложил свой чемодан в экку и уселся в нее, словно морская свинка, даже не дал нам на водку за труд, что мы помогли ему усесться.
— Ну, поехал в парк Падишаха! — сказал я остальным. Рассказ продолжал Орзирис:
— Как раз в эту минуту подошел маленький Бульду, сын одного из артиллерийских конюхов, хороший бы из него вышел газетчик в Лондоне: уж как прыток на ноги и на всякие штуки. Увидав, что мы усаживаем мистера Бенира в «экипаж», он говорит:
— Что вы делаете с сахибом?
Леройд схватил его за ухо и говорит…
— А, саис! — продолжал вместо Орзириса Леройд. — Этот человек хочет, чтобы люди стали под ружье в четверг — завтра — и тебе работы было бы немало. Ну, ситха, возьми тат и лукри и скачи скорей в парк Падишаха. Догони, если можешь, эту экку и скажи вознице, что ты приехал, чтобы занять его место. Сахиб не говорит бат, и он человек маленький. В парке Падишаха въезжай с эккой прямо в воду, оставь там сахиба, а сам беги домой. Вот тебе рупия.
Тут Мельваней и Орзирис заговорили, перебивая друг друга (вы уж сами разберетесь, какой из рассказчиков говорит):
— Продувной чертенок был Бульду, — сказал «бат ахи» и удрал — только подмигнул — а вот он сказал, что можно еще зашибить деньгу, — мне хотелось посмотреть, чем кончится дело, — и вот он предложил нам пойти в парк Падишаха спасти нашего человечка из западни головореза Бульду и вернуться с ним как избавителям в театральной мелодраме. Так мы помчались к месту «охоты», а за нами увязался дьявол хурруш да трое мальчишек на деревенских пони. Все помирали со смеху — этот Бульду поднял целую армию разбойников — не мог молча проделать своей штуки. Мы бежали, и они бежали, лопаясь от смеха, пока мы не достигли «охоты», откуда отчаянные крики меланхолически возносились в небесную высь.
— Потом мы услыхали разбойника Бульду, кричавшего извозчику, а один из разбойников-мальчишек схватил палку и ну ей колотить по крыше экки. Бенир Сригг кричит изнутри благим матом, ругается. Бульду схватил вожжи, прогнав извозчика, и лупит прямо в болото, а извозчик приходит к нам и говорит: «Сахиб чуть не сходит с ума от шутки. Во что вы меня впутали?» — «Ну хорошо, — говорим мы, — поймай себе пони да иди сюда. На сахиба напали разбойники-декойты, мы освободим его». Возница говорит: «Декойты? Какие декойты? Да ведь это Бульду-будмат». — «Какой там Бульду? — спрашивали мы. — Это дикий татан с гор. Их штук восемь гоняются за этим сахибом. Помни, что получишь еще рупию».
Тут мы услышали хлюпанье: экка перевернулась, потом плеск воды и голос Бенира Сригга, молящего Бога простить его грехи, а потом Бульду и его друзья забарахтались в воде, как молодцы, когда танцуют серпантин…
Тут все трое мушкетеров обратились к пиву.
— Ну а потом что было? — спросил я.
— Потом? — переспросил Мельваней, вытирая себе рот. — Что ж, так и позволить декойтам потопить в болоте украшение Верхней палаты? Мы выстроились в четыре колонны и двинулись на врага. Минут десять нельзя было расслышать собственного голоса. Извозчик орал, соревнуясь с Бениром Сриггом, армия Бульду вертелась, посвистывая, вокруг экки, Орзирис стучал по ее верху кулаками, Леройд кричал во все горло: «Готовьте ножи!» А я размахивал ножом во все стороны в темноте, разгоняя шайку патанов. Святая матерь Моисея! Битва была отчаяннее, чем между Ахмед Кхенлем и Майвундом. Через некоторое время Бульду и его молодцы бежали. Случалось ли вам когда-нибудь видеть, как настоящий лорд скрывает свое благородство в темной воде болота, где больше фута глубины? Ну, ни дать ни взять надувшийся мех водоноса вверх тормашками. Трудненько было убедить лорда Бенира, что его не выпотрошили, а еще труднее было вытащить его из экки. Извозчик вернулся после сражения и клялся, что тоже помогал прогонять неприятеля. Бенир совсем захворал со страху. Мы проводили его обратно, очень медленно, до лагеря, чтобы озноб пробрал его хорошенько. И он, благодарение полковым святым, пробрал до самых костей лорда Бенира Сригга.
Здесь Орзирис добавил медленно, с необычайной гордостью:
— И он сказал нам: «Вы — мои благородные спасители. Вы — слава британской армии». И пустился описывать шайку опасных декойтов, к которым попал в руки. Их было человек сорок, и они своим числом одолели его. Это правда. А что он никогда не праздновал труса, это уж неправда. Извозчику он дал пять рупий за благородную помощь, а нам сказал, что еще увидится с нами, когда переговорит с полковником. Ведь мы были украшением полка! Правда?
