Томас Рид - Всадник без головы
– Но что это означает? Неужели наш старик действительно опасается, что мустангер сбежит оттуда?
– По-моему, дело не в этом. Ои, по-видимому, больше опасается, что кто-нибудь ворвется туда.
– Ах, вот как!
– Да, для Мориса-мустангера безопаснее находиться под замком. По поселку бродят подозрительные личности, и снова начались разговоры о суде Линча. Либо «регулярники» жалеют, что отложили расправу, либо кто-то их настраивает против мустангера. Ему повезло, что старый охотник вступился за него и что мы вернулись вовремя. Еще один день – и мы не застали бы Мориса Джеральда в живых. Теперь, во всяким случае, беднягу будут судить честно.
– Когда же суд?
– Как только к нему вернется сознание.
– Этого, может быть, придется ждать целый месяц, если не больше.
– А может быть, все пройдет через несколько дней или даже часов. Раны его, по-видимому, не так уж серьезны. Больше пострадал его рассудок – очевидно, не от них, а от какого-то душевного потрясения. Все может измениться за один день. И, насколько мне известно, «регулярники» требуют, чтобы его судили немедленно, как только он придет в себя. Ждать, когда у него заживут раны, они не намерены.
– Может быть, ему удастся оправдаться? Надеюсь, так и будет, – сказал Генкок.
– Не думаю,– ответил Кроссмен, покачав головой. -Поживем – увидим.
– А я в этом уверен,– сказал Слоумен. Но в тоне eго слышалась не столько уверенность, сколько желание, чтобы это было так.
Глава LXIX. ТАЙНА И ТРАУР
В асиенде Каса-дель-Корво царит печаль. Между членами семьи – какие-то загадочные отношения.
Их осталось только трое. Видятся они гораздо реже, чем раньше, а при встречах держатся очень холодно. Они видятся только за столом и говорят тогда только о самом необходимом.
Понять причину этой печали нетрудно; до некоторой степени понятна и их молчаливость.
Смерть, в которой больше уже никто не сомневается, -смерть единственного сына, единственного брата, неожиданная и загадочная,– страшный удар и для отца и для сестры.
Эта же смерть может объяснить и мрачное уныние Кассия Колхауна, двоюродного брата убитого.
Но дело не только в этом. Они сдержанны друг с другом даже в тех редких случаях, когда им приходится говорить о семейной трагедии.
Помимо общего горя, у каждого из них есть еще какая-то своя тайная печаль, которой он не делится и не может поделиться с остальными.
Гордый плантатор не выходит теперь из дому. Он часами шагает по комнатам и коридорам. Тяжесть горя сломила его гордость и грозит разбить сердце. Однако старика гнетет не только тоска о погибшем сыне; невнятные проклятия, срывающиеся порой с его губ, выдают и другие чувства.
Колхаун все время куда-то уезжает, как и раньше; он появляется, только когда надо садиться за стол или ложиться спать, – и то не всегда.
Как-то раз он отсутствовал весь день и почти всю ночь. Никто не знает, где он был; и ни у кого нет права спрашивать его об этом.
Луиза почти все время проводит в своей комнате. Иногда, правда, она поднимается на асотею и стоит там одна, о чем-то размышляя.
Там, под сводом синего неба, ей легче переносить свои страдания – тоску о погибшем брате, страх потерять любимого и, быть может, неприятные мысли о скандале, уже связанном с ее именем.
Последнее меньше всего беспокоит ее. Больше всего ее волнует страх за любимого; печаль о погибшем брате, такая мучительная вначале, стала понемногу утихать.
Но тревога о возлюбленном с каждым часом становится сильнее.
Луиза знает, что Морис Джеральд заперт в крепких стенах военной гауптвахты.
То, что эти стены неприступны, ее не беспокоит; наоборот, она боится, что они недостаточно крепки. Для этого у Луизы есть основания. До нее дошли ужасные слухи.
Поговаривают о новом суде Линча; на этот раз в качестве судьи выступит не Сэм Мэнли и присяжными будут не «регулярники», а негодяи, не знающие, что такое совесть, которых всегда можно найти в пограничных селениях, особенно вблизи военного поста.
У многих эти разговоры вызывают удивление. Трудно понять, почему арестованного должны снова судить не по закону.
Факты, выяснившиеся за последнее время, не меняют дела; во всяком случае, нет никаких новых доказательств его виновности.
Хотя четыре всадника и не были индейцами – что доказано находкой в дупле,– тем не менее вполне возможно, что в смерти Генри Пойндекстера повинны они. Кроме того, нет ни малейшей связи между ними и мустангером – не больше, чем если бы они были настоящими команчами.
Почему же тогда опять вспыхнула эта неприязнь к арестованному?
Все это настолько странно, что многих ставит у тупик.
Лишь немногие знают или подозревают разгадку этой страшной тайны; пожалуй, всего только трое: Зеб Стумп и Луиза Пойндекстер; третий – Кассий Колхаун.
Наблюдательный охотник заметил кое-что подозрительное в поведении Мигуэля Диаса и его приятелей, которые неожиданно завязали дружбу с десятком таких же отпетых негодяев – «грозы» поселка. Зеб выяснил также, что их подстрекатель – отставной капитан волонтеров Кассий Колхаун.
Зеб Стумп поделился своими открытиями с молодой креолкой, которая поняла всю их важность; это-то и вызвало в ней мучительную тревогу.
Жадно ловит она новые слухи, напряженно глядит на дорогу, ведущую к форту, точно ждет вестника, который принесет ей оттуда либо смертный приговор, либо надежду на жизнь.
Она не смеет показываться около гауптвахты. Вход туда охраняется часовым, а кругом люди – толпа праздных зевак, которые во всех странах находят какое-то мрачное удовольствие быть вблизи тех, кто совершил преступление.
А этот осужденный вызывает особый интерес, потому что он сумасшедший, или хотя бы временно лишился рассудка.
Дверь гауптвахты, несмотря на присутствие часовых, все время осаждается бездельниками, прислушивающимися к бреду безумца. Пройти сквозь эту толпу под огнем любопытных взглядов – значит для Луизы Пойндекстер рисковать своей репутацией.
Если бы Луиза была предоставлена самой себе, это соображение, возможно, ее не остановило бы, но за ней следит отец, у которого и так уже возникли подозрения. A кроме того, еще один родственник не менее рьяно оберегает ее честь в глазах общества. Ей не позволят это сделать.
Ей остается только сидеть дома; то, запершись в своей комнате, она ищет утешения в воспоминаниях о словах, которые она слышала на Аламо у постели больного; то на асотее перебирает в памяти счастливые минуты, проведенные среди акаций; то снова горюет при мысли, что тот, кто покорил ее гордое сердце, теперь унижен, опозорен, брошен в тюрьму и, быть может, выйдет оттуда лишь для того, чтобы умереть.
Как счастлива была Луиза, когда на четвертый день утром в Каса-дель-Корво появился Зеб Стумп и принес известие, что «отряд вернулся в форт»!
А это говорило о многом. Теперь уже не надо было опасаться жестокого намерения вырвать арестованного у стражи – не для того, чтобы спасти его, а для того, чтобы погубить.
– Можете больше не беспокоиться, – сказал Зеб с уверенностыо в голосе.– Теперь эта опасность миновала, мисс Луиза, – я принял меры.
– Меры? Но какие, Зеб?
– Прежде всего я повидался с майором сразу же, как только он вериулся, и мы поговорили с ним по душам. Я рассказал ему всю эту историю, все, что мне самому известно. К счастью, он не настроен против мистера Мориса, а, сдается мне, по-прежнему хорошо к нему относится. Потом я рассказал про эту грязную банду американцев, мексиканцев и прочих. Не забыл и про негодяя Диаса – пожалуй, caмого опасного из них. И вот майор распорядился удвоить oxpaну.
– Как я рада! Так вы думаете, что теперь их можно больше не опасаться?
– Если вы говорите о шайке мистера Мигуэля Диаса, то могу поклясться, что нет. Пусть он сам сначала выберется из тюрьмы.
– Что? Диас в тюрьме? Как? Когда? Где?
– Вы задали мне сразу три вопроса, мисс Луиза. Ну что ж! Для удобства давайте начнем с последнего. Значит, вы спрашиваете – где? В этих местах только одна тюрьма, другой нет. Я хочу сказать, что это гауптвахта форта. Он там.
– Вместе с...
– Я знаю, кого вы хотели назвать. Да, вы угадали. Они в одном доме, хотя и не в одной комнате. Между ними перегородка, но через нее все слышно; можно было бы переговариваться, если бы только они захотели. Вместе с мексиканцем сидят и трое его окаянных приятелей. Ну, уж эти-то, наверно, найдут о чем потолковать.
– Это хорошая новость, Зеб. Вы вчера мне сказали, что Диас изо всех сил старался...
– ...сам угодить в тюрьму. Это ему здорово удалось. Или кто-нибудь ему помог.
– Но скажите же: как, когда?
– Ох, как вы торопитесь, мисс Луиза! Дайте хоть дух перевести. Ваш второй вопрос – когда? И на это нетрудно ответить. Этого негодяя поймали и посадили час назад. Я видел, как за ним захлопнулась дверь гауптвахты. После этого я прямо направился сюда.
