Арчибалд Кронин - Цитадель
Сознание, что никогда он этого счета не пошлет, что он утратил жажду денег и снова способен презирать их, принесло ему странное утешение.
Потом вошла вторая посетительница, женщина лет сорока пяти, мисс Басден, одна из его самых верных поклонниц. У Эндрью при виде этой женщины упало сердце. Богатая, себялюбивая, склонная к ипохондрии, она представляла собой более молодую и более эгоистичную копию той миссис Реберн, которую он когда-то вместе с Хемсоном навестил в лечебнице Иды Шеррингтон.
Он устало слушал, подперев лоб рукой, как она, улыбаясь, подробно излагала все, что происходило в ее организме за те несколько дней, которые прошли со времени ее последнего визита к нему.
Неожиданно он поднял голову.
- Зачем вы ко мне ходите, мисс Басден?
Она оборвала начатую фразу, верхняя часть ее лица еще хранила довольное выражение, но рот медленно раскрылся.
- Да, я знаю, что это я виноват, - продолжал Эндрью, - я вам велел прийти. Но вы, собственно, ничем не больны.
- Доктор Мэнсон!.. - ахнула она, не веря ушам.
Это была правда. Он с жестокой проницательностью объяснял все симптомы болезни лишь ее богатством. Она никогда в своей жизни не работала, тело у нее было нежное, раскормленное, пресыщенное. Она плохо спала, потому что не упражняла своих мускулов. Она и мозга своего не упражняла. У нее в жизни только и было дела, что стричь купоны, да размышлять о дивидендах, да бранить свою горничную, да придумывать меню для себя и любимой собачонки. Эндрью думал: если бы она могла вот сейчас выйти отсюда и заняться каким-нибудь настоящим делом, перестать принимать все эти пилюли, и болеутоляющие, и снотворные, и всякую другую ерунду, отдать часть своих денег беднякам, помогать другим людям и перестать думать о самой себе! Но она никогда, никогда этого не сделает, бесполезно и требовать этого от нее. Она духовно мертва и - Господи помоги! - он сам тоже.
Он с трудом промолвил:
- Вы меня извините, мисс Басден, но я больше ничем не могу быть вам полезен. Я... я, может быть, уеду. Но вы, без сомнения, найдете сколько угодно других врачей, которые более чем охотно будут вам угождать.
Она несколько раз открыла рот, затем на лице ее выразился настоящий ужас. Она была уверена, твердо уверена, что Эндрью сошел с ума. Она не стала с ним рассуждать. Поднялась, торопливо собрала свои вещи и поспешила уйти.
Эндрью, готовясь идти домой, с решительным видом захлопнул ящики стола. Но не успел он встать, как в комнату влетела повеселевшая сестра Шарп.
- К вам доктор Хемсон. Он сам пришел, вместо того чтобы телефонировать.
Через минуту вошел Фредди, с беспечным видом закурил папиросу и бросился в кресло. По глазам видно было, что он пришел с какой-то специальной целью. Никогда еще он не был так дружески приветлив.
- Извини, что в субботу тебя беспокою, старик! Но я знал, что ты здесь, так что гора пришла к Магомету. Слушай, Мэнсон, мне известно все относительно вчерашней операции, и не скрою от тебя, что я чертовски доволен. Давным-давно пора тебе открыть глаза на милейшего Айвори. - В голосе Хемсона неожиданно прозвучала злоба. - Ты, конечно, знаешь, что в последнее время у меня испортились отношения и с Айвори и с Дидменом. Они со мной нечестно поступали. Между нами тремя было заключено кое-какое соглашение, и оно было очень выгодно, но теперь я убежден, что оба они меня надували и забирали в некоторых случаях мою долю дохода. Да и, кроме того, мне до тошноты надоела дурацкая важность Айвори. Он не хирург. Ты совершенно прав. Он специалист по абортам - и больше ничего. Ах, ты этого не знал? Ну, можешь мне поверить, это святая истина. Милях в ста, не больше, от этого дома есть несколько лечебниц, которые только для этого и существуют, все там весьма парадно и совершенно открыто, разумеется, - и Айвори там главный скоблильщик. Дидмен тоже немногим лучше. Он просто сладенький мелочной торговец наркотиками, - и он не так ловок, как Айвори. Теперь вот что, старина. Я с тобой говорю ради твоей же пользы. Я решил, что ты узнаешь всю подноготную об этих господах, потому что хочу, чтобы ты бросил их и действовал только со мной заодно. Ты слишком зеленый новичок в этих делах. И ты до сих пор не получал того, что тебе следовало. Разве ты не знаешь, что, когда Айвори получает за операцию сто гиней, он отдает пятьдесят тому, кто его рекомендовал, - вот потому-то его и рекомендуют, понимаешь? А что он давал тебе? Жалкие пятнадцать-двадцать гиней! Это безобразие, Мэнсон! И после того как он вчерашнюю операцию сделал как сапожник, я бы на твоем месте с ним больше не связывался. Я еще им не говорил ничего, но вот у меня какой план, Мэнсон. Давай порвем с ними совсем и будем действовать вдвоем - небольшой, но тесной компанией. В конце концов мы с тобой старые университетские товарищи, не так ли? Ты мне нравишься. Ты мне всегда нравился. И я могу научить тебя множеству вещей. - Фредди остановился, чтобы закурить новую папиросу, потом улыбнулся Эндрью, ласково, широко, как бы желая показать свои достоинства будущего компаньона. - Ты не поверишь, какие выгодные дела я проводил. Да вот, например, последнее: три гинеи за впрыскивание стерилизованной воды! Раз больная приходит для впрыскивания вакцины, а я забыл распорядиться, чтобы мне приготовили эту проклятую штуку. Ну, чтобы ее не разочаровывать, я ей и впрыснул H2O. На другой день она опять приходит сказать, что она чувствует себя лучше, чем после всех прежних впрыскиваний. Я стал продолжать. Почему нет? Все сводится к вере больного и бутылке подкрашенной воды. Уверяю тебя, я могу, если понадобится, напичкать их всей фармакопеей. Я не какой-нибудь неуч, о нет! Но я мудр, и, если мы с тобой, Мэнсон, будем действовать сообща, - ты с твоими знаниями, а я со своей ловкостью, - мы попросту будем снимать сливки. Всегда, понимаешь ли, нужны два человека, чтобы один мог ссылаться на мнение другого. И я уже присмотрел одного модного молодого хирурга - в сто раз лучше Айвори! - можно будет потом и его привлечь. Может быть, даже открыть свою лечебницу. А уж это будет просто Клондайк!
Эндрью не шевелился, точно одеревенев. Хемсон не возбуждал в нем негодования, одно лишь горькое омерзение. Ничто не могло яснее показать ему, в каком он положении, что сделал и к чему идет. Наконец, видя, что от него ждут ответа, он сказал неохотно:
- Я не могу работать с тобой, Фредди. Я... мне все вдруг опротивело. Я, пожалуй, все брошу. И так слишком много здесь шакалов. Есть хорошие люди, которые стараются делать настоящее дело, работают честно, добросовестно, ни остальные попросту шакалы. Так я называю тех, кто проделывает ненужные впрыскивания, вырезает гланды и аппендиксы, которые человеку не мешают, тех, которые перебрасываются между собой пациентами, как мячом, а потом делят барыши, делают аборты, рекомендуют псевдонаучные средства, в вечной погоне за гинеями.
Лицо Хемсона медленно наливалось кровью.
- Какого черта... - прошипел он. - Ну, а ты-то сам лучше?
- Я знаю, Фредди, - сказал Эндрью с усилием, - что я не лучше. Не будем ссориться. Ты когда-то был моим лучшим другом.
Хемсон вскочил с места.
- Ты что - рехнулся, что ли?
- Может быть. Но я хочу попробовать не думать больше о деньгах и материальном успехе. Это не дорога для честного врача. Если врач зарабатывает пять тысяч фунтов в год - значит, с ним неблагополучно. И как... как можно использовать для наживы человеческие страдания?
- Проклятый идиот! - четко сказал Хемсон. Повернулся и вышел из кабинета.
А Эндрью продолжал сидеть за столом, одинокий, безутешный. Наконец он встал и отправился домой.
Подъезжая к Чесборо-террас, он почувствовал, что у него сильно бьется сердце. Был уже седьмой час. Все пережитое за этот трудный день сказалось в нем разом большой усталостью. Рука его сильно тряслась, когда он поворачивал ключ в замке.
Кристин была в первой комнате. При виде ее бледного, застывшего лица Эндрью пронизала дрожь. Он жаждал, чтобы она спросила его о чем-нибудь, проявила какой-нибудь интерес к тому, как он провел эти часы вдали от нее. Но она только сказала тем же ровным, невыразительным голосом:
- Поздно ты сегодня. Не выпьешь ли чаю перед приемом?
Он ответил:
- Сегодня приема не будет.
Она посмотрела на него:
- Но ведь сегодня суббота - твой самый большой приемный день!
Он в ответ только попросил ее написать объявление, что сегодня амбулатория закрыта. Это объявление он сам приколол на дверях. Сердце у него колотилось так бурно, точно готово было разорваться. Когда он шел обратно по коридору, Кристин стояла в кабинете, еще бледнее прежнего... В глазах ее читалась безумная растерянность.
- Что случилось? - спросила она не своим голосом.
Эндрью поглядел на нее. Тоскливый ужас рванулся из сердца, хлынул безудержным потоком, лишил его последнего самообладания.
- Кристин! - Все, что он чувствовал, вложил он в это одно слово. И, зарыдав, упал к ее ногам.
