Роберт Стивенсон - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Сент-Ив. Стихи и баллады
Тот же час стрельба стихла. Во мне боролись презрение и жалость, влекло коснуться несчастного и обуревало отвращение, но тут какая-то женщина, я не вдруг узнал Сусанну, с воплем метнулась мимо меня и упала на колени перед трупом. Из-под пурпурных складок флага струился тоненький ручеек крови. Он пополз по палубе, приостановился у стыка двух досок и разлился там лужицей престранной формы. Я не сводил с нее глаз. Лужица удивительно напоминала карту Ирландии. Тут я наконец услышал, что мне что-то говорят, поворотил голову и увидел рядом тощего американца с квадратной челюстью, который уже успел подняться на бриг.
— Вы что, туги на ухо? Сколько раз повторять вам, что все это неслыханная глупость?
— Я и не думаю это оспаривать, сэр.
— «Леди Нипеан»! Не угодно ли! А кто там под флагом? Капитан? Так я и думал. Убит, а? Что ж, его счастье. А не то я охотно побеседовал бы с ним минут пяток: уж очень мне любопытно, чего ради он все это проделал.
— Что именно?
— Да привел свой корабль в здешние воды, — ведь коммодор Роджерс уже у Род-Айленда, никак не дальше. Видно, не из трусливых был. Ну, а вы какую службу несете на этом дьявольском корыте? Черт меня побери, ну и баб же у вас тут!
И в самом деле, три несчастные женщины, упав на колени, жалобно причитали над телом капитана. Мужчины все сдались, у них даже не было оружия, чтобы сложить его к ногам победителей, и теперь их собрали на шкафуте под охраной доброго десятка янки. Один лежал без чувств, двое или трое были в крови (их поцарапало летящими щепками): оказалось, что борт американского корабля — фута на полтора ниже бортов «Леди Нипеан» и американцы почти не причинили вреда тем, кто был на палубе, хотя в корпусе, надобно думать, зияло немало пробоин.
— Прошу прощения, капитан...
— Меня зовут Секкомб, сэр, Олфеус Секкомб, а шхуна называется «Манхеттен».
— Так вот, капитан Секкомб, я на этом бриге пассажир, и мне неизвестно, куда и зачем он направлялся и почему вел себя так постыдно, что я краснею за его флаг, хотя, замечу мимоходом, у меня довольно оснований этот флаг ненавидеть.
— Ну-ну, полноте! Вы просто пытаетесь вывернуться. Впрочем, я вас понимаю, ведь тут пахнет виселицей. А что с почтой, капитан ее утопил?
— Сколько мне известно, тут не было никакой почты.
Он с любопытством оглядел меня.
— А вы не похожи на англичанина.
— Надеюсь, что нет. Я виконт Энн де Керуаль де Сент-Ив, бежал из британской военной тюрьмы.
— Ваше счастье, если вы сумеете это доказать. Ну, мы во всем разберемся. — Он обернулся и крикнул: — Кто тут у вас первый помощник?
Рубену Коленсо разрешили сделать шаг вперед. Он был ранен в голову, и на правой щеке у него запеклась кровь, но шагнул он довольно твердо.
— Отведите его вниз! — приказал капитан Секкомб. — А вы, мистер, как вас там, ступайте вперед меня. Вы поможете мне разобраться во всей этой истории.
В кают-компании он уселся во главе стола и лихо плюнул в дальний угол.
— Итак, сэр, вы первый помощник капитана на этом бриге, верней сказать, были первым помощником?
Пленник стоял между двумя конвоирами и теребил в руках свою вязаную шапчонку.
— Пожалуйста, сэр, скажите, мой отец убит?
— Послушай, Сет, мне тут негде развернуться.
Один из стражей, рослый молодой парень, подошел к иллюминатору и распахнул его. Капитан Секкомб невозмутимо и точно плюнул за борт и только потом ответил:
— Надо думать, убит. Как называется бриг?
— «Леди Нипеан».
— Пакетбот?
— Да, сэр, то есть...
— Ну, вот что, господин первый помощник, Коленсо-младший: отсюда до нок-реи рукой подать, и, чтоб вам не врать лишнего, я сам кое-что вам скажу. В августе прошлого года пакетбот «Леди Нипеан» под командой капитана Коленсо на пути в Галифакс повстречался с капером «Хичкок» близ южных берегов Ньюфаундленда и после двухчасового боя заставил его отойти. Были вы тогда на борту пакетбота?
— Да, при кормовом орудии.
— Отлично. На другой же день у тех же берегов ваш пакетбот повстречался с фрегатом Соединенных Штатов «Президент» под командой коммодора Роджерса и тут же ему сдался.
— Мы потопили почту.
— Верно, приятель. И все-таки этот герой с львиным сердцем обошелся с вами снисходительно, как истинный сын свободной страны. — Теперь голос капитана Секкомба гремел и переливался, точно у прирожденного оратора. — Он увидел, что вы истекаете кровью после вчерашней драки. Он накормил вас, как радушный хозяин дорогих гостей; он не позволил отобрать у вас ни малейшей малости. Более того, вспомните, что он вам пообещал? Он обещал отпустить вашего отца, его команду и пассажиров обратно в Англию на их же корабле, если они поклянутся честью, что возьмут на борт в Англии и доставят в Бостон такое же число американских военнопленных. Ваш отец торжественно поклялся в этом на Библии, и «Леди Нипеан» преспокойно отправилась восвояси, точно ягненок, спасшийся из волчьей пасти, с одним-единственным американским офицером на борту. И как же ответило ваше растреклятое правительство на подобное благородство и доверие? Да так, что распоследний клерк распоследнего стряпчего и тот сгорел бы со стыда. Оно отреклось от своего обещания. Прикрываясь отговоркой, будто никакой обмен военнопленными в открытом море не считается законным, вероломный тиран со своими клевретами заставил капитана преступить клятву и задержал бриг, а наш офицер вернулся домой ни с чем. Вашему отцу приказали вновь заняться своим прежним делом, ибо в стране, где людей силою загоняют в матросы, бессмертную душу не ставят ни во что. А теперь, господин первый помощник Коленсо, объясните-ка мне, как у вашего отца хватило наглости подойти на двести миль к берегам, где самое имя его смердит позором?
— Он хотел воротиться, сэр.
— Что-о?!
— Воротиться к вам в Бостон, сэр. Тут вот какое дело, капитан: отец был человек небогатый, а все ж кой-что отложил про черный день. И он не стал больше служить, хоть ему и позволили. Уж больно он маялся, что не сдержал слова. Мы в отце души не чаяли, можно сказать, так и жили одной семьей, хоть старшие уж и сами обзавелись женами да ребятишками, а кой-кто пошел в Редрут, на шахты.
— Ближе к делу.
— А я про дело говорю, капитан. Отец, стало быть, решил воротиться в Бостон. После того боя «Леди Нипеан» уже мало на что годилась. Ее оценили в тысячу двести фунтов, а Почтовое управление уступило ее нам за тысячу сто вместе с пушками, да ремонт стоил фунтов полтораста; счета вон там, в шкафу, сами поглядите. У отца было отложено фунтов пятьсот или малость побольше.
Капитан Секкомб снял ноги со стола, весь подался вперед и даже приподнялся со стула.
— Как?! Вы ее купили?!
— Про то я вам и говорю, сэр! Оно, конечно, отец растолковал бы все куда лучше. Он поведал все господу, а потом и нам всем. Уж больно он маялся, что не сдержал слова. Тут встает моя сестра Сусанна и говорит: «Я так думаю, муженек мой посолидней всех вас, у нас с ним и ферма своя; да ведь и ферму можно продать, а для людей богобоязненных всюду найдется кров. Мы не можем доставить им американских военнопленных, зато можем сами отправиться в Бостон. Поглядела я на этих пленных американцев и так вам скажу: коммодор Роджерс только обрадуется, коли получит нас заместо них. А уж что он с нами сделает — на то воля божья». Вот как она сказала, сэр. Оно, конечно, мы про это никому ни слова, а говорили, будто идем в Канаду, всей семьей туда переселяемся. А вон того джентльмена подобрали по пути, за Фалмутом, он, небось, вам уже и сам сказал.
Капитан Секкомб уставился на меня, а я на него. Рубен Коленсо все вертел в руках свою шапчонку.
Наконец американец перевел дух и присвистнул.
— Придется повернуть обратно в Бостон и все там доложить, хотя и дороговато это мне встанет. Такое дело решать не кому другому, как коммодору Бейнбриджу. Садитесь, мистер Коленсо.
— Дозвольте, сэр, я выйду на палубу погляжу на отца, покуда меня не заковали в кандалы, — просто сказал пленник. — Это ведь недолго.
— Конечно, сэр сделайте милость. И попросите за меня прощения у дам, я скоро приду. Я тоже хочу отдать вашему отцу последний долг.
И когда Рубен вышел за дверь, капитан Секкомб задумчиво прибавил:
— По-моему, он рассказал чистейшую правду.
И через пять минут, когда мы стояли на шканцах подле мертвеца, он повторил это слово:
— Чистейшей души был человек, сэр, или уж я ничего не смыслю.
Прав ли он, нет ли, — это решать крючкотворам. Я же в своих странствиях по белу свету постиг одну истину: в человеке всегда более величия, нежели в правительстве; подчас он и мудрее и уж всегда честнее. Не приведи меня бог когда-либо решать такую задачу, какая стояла перед старым капитаном пакетбота и под конец стоила ему жизни! Ему пришлось выбирать меж преданностью королю и собственной совестью, и может статься, он совершил ошибку. Но я верю, он всеми силами старался сделать правильный выбор и, поняв, что решение короля позорно, не унизился до такой сделки с совестью. Попав в подобное положение, человек может даже изменить своему отечеству, дабы не уронить его же честь. В надежде, что так оно и было, мы предали тело капитана Коленсо волнам вместе с флагом, который он спустил с нок-реи и который уже сослужил свою службу, правую или неправую.
