Джек Лондон - Лунный лик. Рассказы южных морей
Так закончилась жизнь этого великого и отважного мореплавателя, «двигавшего цивилизацию» с помощью ружья и рома, утратившего чувство меры в отношениях с туземцами… Кук не почувствовал вовремя, что терпению гостеприимных хозяев, поначалу даже обожествлявших его как «Лоно», а в Полинезии и на Гавайях это не так и сложно, пришел конец. Очевидно, писателю были знакомы такие «случаи из жизни».
Лучшим в этом цикле является рассказ о сыне меланезийского вождя Мауки под одноименным названием. Жил он в одной приморской деревушке на Малаите — едва ли не самом диком из Соломоновых островов. Остров был известен своим яростным вооруженным сопротивлением белым авантюристам — всякого рода вербовщикам чернокожих рабов, закупщикам трепанга и сандалового дерева. По мнению аборигенов острова, они сами могли себя прокормить и не желают поэтому работать на плантациях за 30 долларов в год. (Контракт заключался на три года). С семнадцати лет Мауки попадает буквально в водоворот невероятных приключений. Непокорный юноша пережил несколько жизней, в которых был рабом, заключенным, поваром, матросом, убийцей, пока не вернулся, наконец, в родные места и объявил себя вождем острова, обладающим богатой коллекцией голов людей из лесных племен и самой ценной из них — головой белого человека. Джек Лондон весьма проницателен. Ублюдочная и грубая, беспардонная цивилизация порождает и «достойные» ее характеры как белых, так и туземцев. Противоположности сходятся. Худшие свойства одной расы сливаются с таковыми других рас и народов в процессе жесткой социальной практики. Племенные полудикие традиции находят свое место — нишу в этом будто бы почти цивилизованном мире. Неслучайно правитель — император Центральноафриканской Республики! — некто А. Бокасса был гурманом-людоедом в конце XX века. Так он своеобразно боролся за права «черного большинства»!
Как большой и испытанный друг, Бокасса приезжал в Советский Союз поправлять свое драгоценное здоровье — подлечиваться в Кремлевской больнице, целовался с Брежневым! И придерживался собственной «диеты» — глотал сосиски из человечьего мяса, приготовленные по современным американским технологиям…
Безусловно, дикость характеров пиратов-флибустьеров, потомков капитана Флинта (персонаж романа Р. Стивенсона «Остров сокровищ») схлестнулась в немыслимом коллективном поединке с первозданной дикостью полинезийцев и их ближайших соседей меланезийцев — жителей островной Океании. В искусстве истребления и те и другие, кажется, не знают себе равных. Дж. Лондон, следуя за Киплингом, разводит до предела эти противоречия. Персонаж одного из самых кровавых рассказов в этом цикле «Непреклонный белый человек» капитан Уудворд перефразирует Р. Киплинга на свой манер: «Пока чернокожий человек черный, а белый человек белый, они не поймут друг друга». Безусловно, писатель находит некую усредненную линию поведения тех и других.
В тех кровавых массовых стычках, которые воссоздает Джек Лондон в данном рассказе и в предшествующем ему «Ях! Ях! Ях!», две позиции как будто и подтверждаются жизнью.
И тут, когда писатель переходит на воссоздание конкретных преуспевающих характеров, то престиж колонизаторов и их действий, и даже самого важного дела заметно снижается.
В рассказе «Ях! Ях! Ях!» незаметный и тщедушный, хлипкий старикашка пьяница-шотландец Мак-Аллистер, мелкий торговец, единодушно правит большим островом-атоллом Улонгом, где в его распоряжении пять тысяч полинезийцев. И никто не жалуется. Не смеет. Рассказчик пытается раззадорить и склонить на откровенность старого ныряльщика Оти, проникшегося к нему симпатией, почему они не избавляются от таких правителей, как Мак-Аллистер.
Оти на великолепном местном жаргоне-«трепанге» — исковерканном английском — объяснил популярно, что ему приходилось не раз убивать белых купцов. Но этот человек подобен дьяволу. Канаки познал страх. Этот помощник не только из шлюпки перестрелял в свое время напавших на него флотилией из двадцати лодок канаков, хотя и стрелял плохо. Он и перехитрил их — заложил для оставивших белыми на разграбление свою шхуну — динамит.
Практически ни одного воина из канаков тогда не осталось в живых. Затем этот неуемный белый человек прислал три корабля для наказания непослушных, и те довели тридцатипятитысячное население острова до трех тысяч жителей. Потому произвол правителя острова и его возглас ни у кого и не вызывает чувства протеста. Себе дороже. Надо же людям хоть как-то жить, вернее, выживать. И эта логика понятна канакам.
Герой второго рассказа, помощник капитана Уудворда — Джон Саксторф, — хладнокровный и беспощадный убийца. Он поступил матросом на «Герцогиню», оставшись без пенса в кармане. Толком ничего делать не умел — морского дела не знал. Но когда на корабле начался бунт завербовавшихся добровольно с коварной целью на известной нам уже Малаите (часть Соломоновых островов) и чернокожие перебили практически всю команду захваченными у белых матросов снайдерами и винчестерами, Саксторф один из своего снайдера (назван по особому точному прицелу винчестера) как современный супермен уложил всех бунтарей. Из команды остался лишь раненый капитан Уудворд и Саксторф — «человек непроходимой тупости». Кое-как вдвоем дотащились до Сиднея. Уудворд своей жизнью обязан Саксторфу. Такова ирония судьбы.
Вся тройка — в их числе и рассказчик — выпила за то, чтобы нести цивилизацию в мир…
Такими вот неоднозначными выглядят эти «героические» подвиги «неукротимых белых». Таково многоплановое панорамное повествование с различными суждениями и точками зрения в этой новелле.
В «Страшных Соломоновых островах» идет речь об обмене хворями между туземцами и белыми — последние наградили местных жителей дизентерией, туберкулезом, венерическими болезнями, между туземцами и китайцами — те завезли со своими кули на острова проказу, и тут уже стали принимать жуткие меры — вывозить прокаженных на отдельные пустые и безлюдные острова и таким образом от них избавляться, не прибегая к медицинской помощи. Белые тоже страдают от тропической малярии и других кожных и даже ожоговых болезней онкологического свойства.
Самое неприятное, что белые сорвиголовы далеко не всегда откликаются на призывы относиться к аборигенам хоть как-то по-человечески. Любое свое даже беспричинное убийство туземца за крохотную провинность или недобрый взгляд легче всего стало списывать на дизентерию или на какую-нибудь иную чисто европейскую болезнь. Но слишком много вдруг оказалось таких случаев гибели от отравлений, когда за неоправданную жестокость стали привлекать к судебной ответственности. В этом рассказе те же типы, не желающие вникать в психологию туземцев и слышать о гуманизме. Здесь развертываются целые сражения на кораблях, на плантациях, истребляются десятки, если не сотни людей, но все эти потери списываются на заболевания туземцев с летальным исходом. Кому охота угодить в тюрьму на семь лет, как помощник шкипера на «Принцессе», расстрелявший удиравших бунтовщиков, спешно покинувших судно и пытающихся добраться до берега вплавь? Стрелять дикарей в воде нельзя. Лучше, оказывается, списывать их — как погибших от дизентерии. С этим лицемерием не хочет мириться автор «Рассказов южных морей», проведший две недели с женой Чармиан на острове прокаженных.
Как писатель-гуманист, Джек Лондон, знавший об этих проблемах не понаслышке, хорошо понимал, что этот путь приобщения к цивилизации вряд ли изменит мир к лучшему. Дикому разгулу дикой силы он противопоставляет более тонкую политику и более привлекательную программу действий. Но где можно найти ее исполнителей среди всего этого флибустьерско-авантюристического конченого люда? Вот случай, произошедший где-то неподалеку от берегов Таити и Паумоту. Перегруженное донельзя пассажирами судно «Petite Jeanne» попало в ураган. Удалось спастись двоим: рассказчику Чарли с помощью полинезийца Отоо. Последнему белый человек-рассказчик дал подержаться за деревянную крышку пароходного люка, чего не позволил себе капитан Удуз, плывший на такой же крышке и оттолкнувший полинезийца ногой. Потом добрый Чарли сам потерял сознание. Его выволок из воды и отхаживал уже уроженец острова Бора-Бора. Так они стали побратимами, поменялись именами. Для западного человека всё это вроде бы немного значит, а для полинезийца — непреложный закон, определяющий его безусловный и безоговорочный долг помогать во всех случаях своему побратиму. И действительно, он еще несколько раз выручал своего Чарли, и второй раз спас ему жизнь во время бунта завербованных чернокожих на Соломоновых островах. И наконец он мог спастись от хищницы-акулы, но вызвал ее на себя, в очередной раз подарив жизнь своему побратиму.
Пикантным оказалось в этой истории то, что Отоо был единственным язычником на острове Бора-Бора, все там уже в спешном порядке стали христианами. Возможно, поэтому он и пустился в странствия, чтобы не быть одним из многих.
