Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Том 1
— Вы говорите это… — он запнулся, — мне или для передачи им?
— Как вам будет угодно.
— Значит, и родным и мне? И можно передать им это?
— Если хотите, пожалуйста, мистер Роксмит. Но я так или иначе приеду завтра.
— Тогда я предупрежу их.
Секретарь постоял минуту, видимо давая Белле возможность продолжить разговор, если она того пожелает. Но девушка молчала, и он вышел из гостиной. Оставшись одна, мисс Белла, к своему удивлению, убедилась, что из этой короткой беседы можно сделать два любопытных вывода. Первый: когда мистер Роксмит уходил, вид у нее был, несомненно, покаянный, и сердцем она тоже чувствовала раскаяние. Второй: у нее и в мыслях не было навестить родных до тех пор, пока она не сказала ему об этом, как о чем-то решенном. «Не понимаю ни себя, ни его! — недоумевала она. — Ему никто не давал права властвовать надо мной! И почему вдруг я стала считаться с ним, когда мне до него нет никакого дела?»
По настоянию миссис Боффин Белла должна была совершить свою поездку в карете, и на другой день она отправилась домой с большой помпой. Миссис Уилфер и мисс Лавиния долго обсуждали возможность и невозможность приезда Беллы в столь роскошном экипаже, но, завидев карету из окна, за которым они прятались в ожидании, решили задержать ее у дверей как можно дольше для того, чтобы подавить таким великолепием соседей и вызвать среди них переполох. Вслед за тем обе дамы, спустившись в так называемую гостиную, приготовились принять мисс Беллу с подобающим случаю полным безразличием.
Гостиная эта была очень маленькая и очень убогая, а лестница, которая туда вела, — очень узенькая и совсем покосившаяся. Сам домишко со всем его убранством был жалкой противоположностью великолепному аристократическому особняку. «Просто не верится, — подумала Белла, — что я когда-то могла жить здесь».
Мрачная величественность миссис Уилфер и прирожденная дерзость Лавви не улучшили настроения Беллы. Белле надо было хоть немножко помочь, но на помощь к ней никто не пришел.
— Какая нам оказана… честь! — произнесла миссис Уилфер, подставляя дочери щеку, не более приятную и желанную для поцелуя, чем ложка с оборотной стороны. — Ты, вероятно, скажешь, Белла, что твоя сестра Лавви заметно выросла.
— Мама, — перебила ее мисс Лавиния, — ваш раздраженный тон меня нисколько не удивляет, Белла его вполне заслужила, но, серьезно вас прошу, оставьте меня в покое и не выдумывайте глупостей, будто я выросла! В моем возрасте уже не растут.
— Я сама выросла после замужества, — строго провозгласила миссис Уилфер.
— Ну и прекрасно, мама, — сказала Лавви, — только на вашем месте я бы об этом не распространялась.
Надменный взгляд, которым эта величественная женщина ответила на слова дочери, мог бы смутить противника менее дерзкого, но на Лавинию он не произвел ни малейшего впечатления, и, предоставив матушке кидать надменные взгляды столько, сколько ей покажется нужным при данных обстоятельствах, она как ни в чем ни бывало обратилась к сестре:
— Надеюсь, Белла, ты не сочтешь для себя унизительным, если я тебя поцелую? Спасибо! Ну, как ты поживаешь, Белла? И как поживают твои Боффины?
— Молчать! — вскричала миссис Уилфер. — Довольно! Я не потерплю такой вольности!
— Ах, скажите на милость! Тогда — как поживают твои Споффины? — отпарировала Лавви. — Если уж мама возражает против твоих Боффинов.
— Наглая девчонка! Мегера! — произнесла миссис Уилфер с поистине угрожающей суровостью.
— Мегера я или пантера, — тряхнув головкой, преспокойно ответила Лавиния, — меня это очень мало трогает и мне совершенно все равно, кем быть. Но после замужества я не вырасту — так и знайте!
— Не вырастешь? Ах, не вырастешь? — величественно вопросила миссис Уилфер.
— Нет, мама, не вырасту. Ни за что на свете.
Миссис Уилфер взмахнула перчатками и перешла на величественно патетический тон.
— Что прикажете ожидать матери? — так вещала она. — Старшая моя дочь предпочитает мне гордецов и богачей, младшая — меня презирает. Все одно к одному.
— Мама! — заговорила, наконец, Белла. — Мистер и миссис Боффин богатые люди, это бесспорно, но никто не давал вам права называть их гордецами. Да вы и сами должны знать, что они вовсе не гордецы.
— Короче говоря, мама, — вмешалась Лавви, без всякого предупреждения переметнувшись на сторону своего недавнего противника, — вы должны знать, что мистер и миссис Боффин само совершенство, а если не знаете, то позор на вашу голову.
— Да, правильно, — сказала миссис Уилфер, великодушно принимая перебежчицу в свое лоно. — Нам, кажется, действительно следует считать их совершенством. Вот почему, Лавиния, я возражаю против твоих вольностей. Миссис Боффин (о физиономии которой я, увы, не могу говорить с должным спокойствием), миссис Боффин и твоя мать не состоят в дружеских отношениях. Вряд ли можно хотя бы на минуту предположить, что она и ее супруг осмеливаются называть нашу семью «Уилферы». И потому я не снизойду до того, чтобы называть их «Боффины». Нет, нет! Подобная… фамильярность, вольность, бесцеремонность — назовите как угодно — предполагала бы такие взаимоотношения, каких на самом деде не существует. Я выражаюсь понятно?
Не вняв ни единому слову из этого весьма внушительного и красноречивого заявления, Лавви снова обратилась к сестре:
— Белла, а ты все же так ничего и не сказала о своих… как их там?
— Я не желаю говорить о них здесь, — ответила Белла, стараясь сдержать негодование и притопывая ножкой. — Таких людей незачем приплетать к нашим дрязгам. Они слишком добры и слишком хороши для этого.
— Зачем же выражать свою мысль именно так? — ядовито вопросила миссис Уилфер. — Нужны ли тут околичности? Правда, это очень учтиво и любезно, но зачем же выражать свою мысль именно так? Почему не сказать прямо, что они слишком добры и слишком хороши для нас? Мы понимаем намек. Зачем же прибегать к обинякам?
— Мама, — сказала Белла, топнув ножкой, — вы и святого способны довести до умопомрачения! И вы и Лавви!
— Злосчастная Лавви! — жалостливым голосом возопила миссис Уилфер. — Ей всегда достается. Бедное мое дитя! — Но Лавви так же неожиданно, как и в первый раз, переметнулась на сторону другого противника, весьма резко заметив при этом:
— Уж меня-то, мама, можете не опекать, я и сама за себя постою.
— Я изумляюсь, — проговорила миссис Уилфер, адресуя на сей раз свои замечания старшей дочери, как, в общем, более надежной, чем совершенно необузданная Лавви. — Я изумляюсь, Белла, что ты нашла время и желание оторваться от мистера и миссис Боффин и посетить нас. Я изумляюсь, что наши права на тебя, столкнувшись с недосягаемыми по высоте правами мистера и миссис Боффин имеют какое-то значение. Мне, разумеется, следует быть благодарной за такой успех в соперничестве с мистером и миссис Боффин. (Почтенная женщина с особым ожесточением напирала на первую букву в слове «Боффин», точно в букве «Б» и таился корень ее недовольства носителями этой фамилии и точно Доффин, Моффин или Поффин было бы гораздо легче снести.)
— Мама, — сердито заговорила Белла, — вы просто вынуждаете меня сказать, что мне не следовало приезжать домой и что больше я домой не приеду, во всяком случае в папино отсутствие, потому что мой бедный дорогой папочка человек благородный и никогда не станет завидовать моим великодушным друзьям, никогда не станет злобствовать на них. Папа слишком деликатен и мягок, чтобы попрекать меня теми скромными требованиями, которые они ко мне предъявляют, и тем очень нелегким положением, в котором я очутилась совеем не по своей вине. Я всегда любила бедного дорогого папочку больше, чем вас обеих, вместе взятых, и я его люблю и всегда буду любить.
И тут Белла, уже не черпая больше никакого утешенья в своей очаровательной шляпке и в нарядном платье, залилась слезами.
— Я уверена, Р. У., — воскликнула миссис Уилфер, возводя глаза ввысь и обращаясь куда-то в пространство, — я уверена, что, если бы вы присутствовали здесь и слышали, как вашу жену и мать вашего семейства принижают по сравнению с вами, вы испытали бы потрясение всех чувств! Но судьба уберегла вас, Р. У., и обрушилась на меня.
И тут миссис Уилфер залилась слезами.
— Ненавижу этих Боффинов! — воскликнула мисс Лавиния. — Пусть мне не позволяют называть их Боффи-нами! Я все равно буду называть их Боффинами! Боф-фины, Боффины, Боффины! Они зловредные, эти Боф-фины! Эти Боффины восстановили против меня Беллу, и я заявляю Боффинам прямо в лицо… — Это не совсем соответствовало положению вещей, но следует учесть, в каком волнении находилась юная мисс Лавиния. — Я заявляю, что они противные Боффины, вульгарные Боффины, гнусные Боффины, отвратительные Боффины! Вот!
И тут мисс Лавиния залилась слезами.
Калитка в палисаднике скрипнула, и они увидели секретаря, быстро поднимавшегося по ступенькам.
