Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала
Что поразило их сначала — это обилие зелени в октябрьском пейзаже и удивительно ухоженный вид сельской местности, без каких-либо неровных, усеянных пнями полей или не тронутых человеком лесов. Несмотря на то что стоял конец октября, живые изгороди и луга были почти тех же цветов, что и летом, хотя на деревьях листьев уже не было. Чарующие своим видом старинные усадьбы и фермерские домики, то и дело мелькавшие за окном поезда, были постоянным развлечением для Кейти — с их разделенными пополам каменной перегородкой окнами, замысловатыми дымовыми трубами, необычными верандами и крылечками и густо увившим все плющом. Она сравнивала их очарование с бескомпромиссной простотой и некрасивостью фермерских домиков в ее родных краях и спрашивала себя, сможет ли Америка к концу следующего тысячелетия представить в дополнение к своим живописным пейзажам такие же живописные здания, как эти английские.
Вдруг перед погруженной в эти размышления Кейти мелькнула картинка столь яркая, что у нее перехватило дыхание: поезд шел мимо мчащейся с бешеным лаем своры гончих, за которой галопом следовали всадники в красных охотничьих куртках. Одна лошадь с наездником была в воздухе над каменной изгородью, другая поднималась на дыбы, готовясь к прыжку. Остальные всадники, возглавляемые какой-то дамой, скакали цепочкой через луг к небольшому потоку, за которым неслись, преследуя невидимую лису, гончие. Это видение длилось лишь миг, напоминая собой одну из моментальных фотографий Мейбриджаnote 101 «Лошадь в движении», и Кейти сохранила его в памяти, яркое и отчетливое, как могла бы сохранить настоящую фотографию.
В Лондоне местом их назначения была гостиница «Баттс» на Дувр-стрит. Старый джентльмен, плывший с ними на «Спартаке», — тот самый, что столько раз «пересекал океан», — снабдил миссис Эш целым рядом адресов гостиниц и домов, в которых сдаются меблированные комнаты. Из этого списка Кейти выбрала «Баттс», так как эта гостиница была упомянута в романе мисс Эджуортnote 102 «Покровительство». «Это то самое место, — объясняла она миссис Эш, — где не остановился Годфри Перси, когда лорд Олдборо прислал ему письмо». Пожалуй, это было довольно странно — ехать куда-то по той причине, что там не остановился герой какого-то романа. Но миссис Эш совсем не знала Лондона и не имела собственных соображений относительно предпочтительности выбора той или иной гостиницы, а потому была вполне согласна позволить Кейти руководствоваться ее соображениями, и был выбран «Баттс».
— Это совсем как во сне или в сказке, — сказала Кейти, когда они отъехали от лондонского вокзала в четырехколесной наемной карете. — Это действительно мы и это действительно Лондон. Подумать только!
Она выглянула в окошко экипажа. На глаза ей не попалось ничего, кроме серого неба, покрытых слякотью тротуаров и длинных рядов самых обыкновенных кирпичных и каменных домов. Это мог бы быть с тем же успехом Нью-Йорк или Бостон в туманный день, но, на ее взгляд, имелось тонкое отличие, делавшее все предметы здесь непохожими на подобные предметы дома, в Америке.
— Уимпол-стрит! — вдруг воскликнула она, заметив вывеску с названием улицы на углу. — В «Мэнсфилд-парке»note 103 это улица, на которой «поселилась и открыла для гостей один из лучших домов» Мария Бертрам, после того как вышла замуж за мистера Рашуэрта. Подумать только — увидеть Уимпол-стрит! Как это забавно!
И она с любопытством выглянула, чтобы увидеть эти «лучшие дома», но все постройки на улице оказались неинтересными и старыми. Кейти подумала, что даже лучший дом, какой здесь можно увидеть, не из тех, что может примирить честолюбивую молодую женщину с присутствием скучного мужа. Кейти пришлось напомнить себе, что мисс Остин писала свои романы почти сто лет назад, что Лондон — «растущий» город и что все, вероятно, очень изменилось с тех давних пор.
Еще большая «забава» ждала их, когда они прибыли в «Баттс» и навстречу им медленно и плавно вышла хозяйка гостиницы, точно такая, с какими они часто встречались в книжках, — старая, улыбающаяся и румяная, с высоким кружевным чепчиком на голове, в шелковом платье в цветочек, с золотой цепочкой и скромно сложенными на черном парчовом переднике толстыми руками в митенках. Уже только ради того, чтобы взглянуть на нее, стоило пересечь океан, — так объявили они в один голос. Их отправленная заранее телеграмма была получена, и в гостинице для них были готовы комнаты с ярким огнем в дымящихся каминах. Стол был накрыт к обеду, и приятный, церемонный старый официант с белым галстуком, вышедший, казалось, из той же книжки, что и хозяйка гостиницы, ждал, когда прикажут подавать блюда. Все было выцветшим и старомодным, но очень чистым и удобным, и Кейти пришла к выводу, что в целом Годфри Перси поступил бы вполне разумно, если бы отправился в «Баттс», и что ему не было лучше в той гостинице, где он остановился.
Первая из «достопримечательностей Лондона», какую увидела Кейти, явилась к ней на следующее утро, еще прежде чем она вышла из своей спальни. До нее донесся звон колокольчика и странный, писклявый голосок, произносивший речь, в которой она не могла разобрать ни единого слова; за этим последовал смех и громкий крик, как будто что-то очень позабавило нескольких мальчиков. Все это возбудило ее любопытство, и, постаравшись как можно скорее кончить одеваться, она подбежала к окну гостиной, откуда видна была улица. Под окном собралась довольно большая толпа, а в центре ее был высоко поднятый на шестах странный ящик с красными занавесочками, раздвинутыми в стороны и перевязанными ленточками так, чтобы образовалась миниатюрная сцена. На этой сцене двигались и горланили марионетки. Кейти в один миг поняла, что видит первое в своей жизни уличное представление «Панч и Джуди»!note 104
Ящик и толпа начали удаляться. Кейти в отчаянии бросилась к Уилкинсу, старому официанту, который в это время накрывал стол к завтраку.
— Пожалуйста, верните этого человека! — сказала она. — Я хочу посмотреть, что он показывает.
— Какого человека, мисс? — удивился Уилкинс.
Когда он подошел к окну и понял, что имеет в виду Кейти, его чувству приличия был, похоже, нанесен тяжкий удар. Он даже решился на увещевания.
— Я не стал бы делать этого, мисс, на вашем месте. Эти Панчи — вульгарный сброд, мисс. Их следовало бы вообще запретить — право же, следовало бы. Благородные люди, как правило, не обращают на них внимания.
Но Кейти не заботило, что делают или чего не делают благородные люди, и она настояла на том, чтобы Панча позвали обратно к гостинице. Уилкинсон был принужден отказаться от своих возражений и, поступившись чувством собственного достоинства, пуститься в погоню за предметом своего отвращения. Эми, с развевающимися волосами и держа в руках Мейбл, тоже выскочила из своей комнаты; и они с Кейти получили истинное наслаждение от представления, со всеми его хорошо известными сценками — а возможно, и с несколькими новыми, так как хозяин вертепа был, кажется, вдохновлен бурными восторгами трех новых зрительниц, смотревших на него из окон первого этажа. Панч поколотил Джуди и украл младенца, а Джуди в отместку стукнула Панча, и пришел констебль, и Панч обманул его, и палач, и дьявол появились в надлежащее время, и все это было замечательно, и, по словам Кейти, «именно так, как она и надеялась, это будет, и вполне возместило обманутые надежды на оладьи».
Затем, когда Панч ушел, встал вопрос о том, какое из множества интересных мест Лондона им следует выбрать для посещения в это первое утро.
Как девяносто девять американцев из ста, они остановили свой выбор на Вестминстерском аббатствеnote 105, и действительно, на свежий взгляд тех, кто приезжает в Европу с континента, все еще именующего себя Новым Светом, нет в Англии, среди всех ее потемневших от времени великолепных древностей, ничего более заслуживающего внимания и более впечатляющего. В аббатство они и направились и бродили там до тех пор, пока миссис Эш не объявила, что падает от усталости.
— Если вы не отведете меня домой и не дадите мне поесть, — сказала она, — я упаду на одну из этих каменных тумб и так на ней и останусь. И потом меня будут демонстрировать посетителям как «хизображение» кого-то, имеющего отношение к древнейшей истории Англии.
Так что Кейти пришлось оторваться от созерцания капеллы Генриха VII и Уголка Поэтовnote 106 и оторвать Эми от созерцания необычного маленького надгробия в виде колыбели с мраморной фигуркой младенца в ней. Это надгробие очень понравилось Эми, и ее удалось утешить, лишь пообещав, что скоро они снова придут к нему и она сможет рассматривать его сколько захочет.
Об этом обещании она напомнила Кейти на следующее же утро.
— Мама проснулась, но у нее болит голова, и она думает, что ей лучше полежать и не выходить к завтраку, — сообщила Эми. — И она передает привет и говорит, что вы могли бы взять кэб и поехать куда-нибудь, куда вам хочется, и что, если я вам не помешаю, она была бы очень рада, если бы вы взяли меня с собой. А я не помешаю, мисс Кейти! И знаете, куда бы я хотела, чтобы мы пошли?
