Кнут Гамсун - Редактор Линге
Хойбро оборачивается къ каѳедрѣ и говоритъ почти умоляющимъ голосомъ:
— Еще только пять минутъ, а то мое введеніе будетъ совершенно непонятно.
— Только всего пять минутъ!
Но предсѣдатель требуетъ, чтобы уважалось его рѣшеніе насчетъ ограниченія времени, и Хойбро принужденъ былъ сѣсть.
— Какъ жалко! — сказала фру Дагни, — онъ только что началъ.
Она, можетъ быть, была единственной во всей залѣ, которая слѣдила за нимъ, даже во время его плохой рѣчи.
Въ этомъ человѣкѣ было что-то, что производило на нее впечатлѣніе, — звукъ его голоса, его своеобразный взглядъ на вещи, образъ блуждающей кометы; это былъ какъ бы слабый отзвукъ голоса Іотана Нагеля; и передъ ней вставали воспоминанія.
Она пожала плечами и зѣвнула. Когда начался шумъ и крики въ залѣ, она сказала:
— Не уйти ли намъ? Будьте такъ любезны, проводите меня домой.
Линге сейчасъ же поднялся и помогъ ей надѣть накидку.
Для него это будетъ громадное удовольствіе, ничего другого онъ и не хочетъ! И онъ шутилъ и острилъ, заставляя ее смѣяться, когда они спускались по лѣстницѣ и вышли на улицу.
— Не пустить ли мнѣ замѣтку насчетъ этого человѣка съ его блуждающей кометой?
— Ахъ нѣтъ, — сказала она, — оставьте его въ покоѣ. Ну, въ чемъ же ваша исторія? Разскажите мнѣ, что такое вышло?
Но Линге всегда знаетъ, что дѣлаетъ; никто не можетъ его поймать, онъ никогда не скажетъ лишняго. Всего нѣсколько словъ о самомъ фактѣ, а остальное неизвѣстно. Между тѣмъ, они дошли до желѣзнодорожной площади, гдѣ сѣли въ экипажъ и поѣхали въ Драмменевененъ, на глазахъ у всѣхъ, при яркомъ освѣщеніи газа.
V
Нѣсколько дней подъ-рядъ Христіанія только и говорила, что о скандалѣ.
Въ первое утро, когда разорвалась бомба, казалось, что городъ зашатался. Каждому невольно приходило въ голову — кому отецъ, кому дочь. Даже такое вліятельное лицо, чье имя было извѣстно всей странѣ, такъ позорно низвергнуто!
Линге былъ увѣренъ въ своемъ дѣлѣ, онъ не обращалъ вниманія ни на крики, ни на угрозы, — его твердость была непоколебима.
Онъ постоянно упоминалъ объ этомъ дѣлѣ, повторялъ свои обвиненія въ рѣзкой формѣ, а когда первое впечатлѣніе ослабло, онъ позаботился о томъ, чтобы разными маленькими дополненіями, подробностями, поддержать интересъ къ его доносу, и постарался вполнѣ исчерпать все это дѣло; онъ самъ заботился о томъ, чтобы ему противорѣчили, печаталъ гнѣвныя анонимныя письма, которыя онъ получалъ отъ приверженцевъ обвиняемаго, и заинтересовалъ весь городъ своимъ открытіемъ.
Пришлось сдаться; не стоило и пробовать уйти какъ-нибудь отъ этого редактора. Всѣ, даже его самые ярые противники, преклонялись передъ нимъ и сознавались, что дѣйствительно ему самъ чортъ не братъ.
Наконецъ-то Линге торжествовалъ въ большомъ дѣлѣ!
Благодаря сенсаціи онъ пріобрѣлъ довольно много новыхъ подписчиковъ. Люди, жизнь которыхъ была достаточно безупречна, читали его газету ради занимательности и съ любопытствомъ слѣдили за скандальной исторіей, а тѣ, у кого былъ какой-нибудь тайный грѣхъ на душѣ, лихорадочно проглатывали «Новости», съ бьющимся сердцемъ и со страхомъ, что очередь скоро дойдетъ и до нихъ.
Ну, теперь нужно только не останавливаться, продолжать въ томъ же духѣ, нужно, какъ говорятъ билліардные игроки, не терять удара.
Линге не изъ такихъ, которые скоро успокаиваются. Эта исторія была его первымъ настоящимъ большимъ ударомъ; но онъ еще не всюду проникъ не въ каждый домъ, не въ каждое сердце. Передъ нимъ постоянно стояла эта мысль.
Онъ говорилъ и надѣялся, что скандалъ произведетъ еще больше шуму. Собственно говоря, списки не показывали массоваго наплыва подписчиковъ, — они не появлялись цѣлыми группами; были даже единичныя личности, отказавшіяся отъ газеты именно изъ-за скандала. Ну, какъ понимать такихъ людей?!
Онъ привелъ въ газетѣ лишь одну единственную новость, — и вдругъ отказывались ее читать. Ну, во всякомъ случаѣ, онъ достигъ того, что одно время былъ у всѣхъ на языкѣ, а это ужъ само по себѣ было очень цѣнно.
Онъ былъ далекъ отъ того, чтобы чувствовать себя утомленнымъ, наоборотъ, онъ воспрянулъ духомъ; онъ смѣялся, когда вспоминалъ, какъ долго полиція и власти боялись вмѣшаться въ это дѣло, и какъ онъ, въ концѣ концовъ, все-таки заставилъ ихъ поступить такъ, какъ онъ хотѣлъ. И виновникъ былъ самымъ блестящимъ образомъ смѣщенъ.
Линге не сдѣлался высокомѣрнымъ послѣ этой побѣды; напротивъ, успѣхъ сдѣлалъ его очень обходительнымъ, гуманнымъ и добрымъ, онъ безъ всякой выгоды для себя помогалъ многимъ бѣднымъ и даже сталъ писать не такъ рѣзко. Но съ правительствомъ онъ обращался по-прежнему; со всей безпощадностью своего пера онъ геройски защищалъ своихъ и принципы лѣвой; никто не могъ обвинить его въ низости.
Нѣкоторое время, вслѣдствіе его открытія, къ нему въ бюро приходило еще больше посѣтителей, чѣмъ прежде. Люди приходили выразить свое уваженіе, пожать ему руку, прибѣгали ко всякимъ предлогамъ, только чтобы увидѣть его; привѣтствовали его по телефону, прося извинить за безпокойство, и получали такимъ образомъ отъ него отвѣтъ. Всѣхъ онъ встрѣчалъ съ одинаковымъ радушіемъ. Въ городъ пріѣхалъ президентъ второй камеры — членъ королевской комиссіи, и сейчась же отправился къ Линге. Всѣми уважаемый президентъ, видный политикъ, очень вліятельный человѣкъ въ оппозиціи правительству, привѣтствуетъ редактора съ неподдѣльной искренностью, какъ друга, какъ знакомаго. Линге оказываетъ ему уваженіе, которое онъ заслуживаетъ, и слушаетъ его внимательно.
— Да, эта королевская комиссія, она черезчуръ нераціонально составлена, очень трудно ждать отъ нея какой-нибудь плодотворной работы: одинъ хочетъ одного, другой — другого. Если бы правительство хотѣло поправить свои отношенія съ лѣвой, оно могло бы это сдѣлать при выборахъ въ комиссію.
Линге на это возражаетъ:
— Правительство? Развѣ вы что-нибудь ждете отъ него?
— Нѣтъ, къ сожалѣнію, — говоритъ президентъ, — я ничего не жду и ни на что не надѣюсь, — я убѣжденъ, что оно должно пасть!
Линге, принявшій это за комплиментъ, отвѣчаетъ:
— Мы будемъ исполнять свой долгъ!
Когда президентъ собрался уходить, Линге вдругъ замѣтилъ, какой измученный и надломленный видъ у этого стараго борца за интересы лѣвой. Его фризовая куртка криво сидѣла у него на плечахъ, а по полоскамъ вдоль брюкъ было замѣтно, что онъ зажигалъ сѣрныя спички о свои панталоны. Въ дверяхъ онъ остановился и сказалъ, что собирается черезъ нѣсколько дней созвать собраніе, — онъ хочетъ сдѣлать докладъ въ политическомъ клубѣ и хочетъ попросить Линге о его содѣйствіи. Нужно, чтобы всѣ объ этомъ знали. Ему очень хотѣлось бы видѣть и самого Линге, онъ надѣется, что онъ придетъ.
— Само собою разумѣется, — отвѣчаетъ Линге. — Конечно, онъ приметъ участіе въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ докладъ президента одельстинга [1]. До свиданья, до свиданья!
Потомъ онъ обернулся къ вошедшему Лепорелло и спросилъ его:
— Ну, что новенькаго? О чемъ говорятъ въ городѣ?
— Городъ говоритъ о статьѣ въ «Норвежцѣ» о положеніи нашихъ моряковъ, — сообщилъ Лепорелло.
— Эта статья обращаетъ на себя очень большое вниманіе, — гдѣ я сегодня ни былъ, вездѣ говорятъ объ этой статьѣ.
— Вотъ какъ? Правда?
Хотя они сейчасъ же перешли къ чему-то другому, Лепорелло очень хорошо видѣлъ, что мысли редактора гдѣ-то витаютъ; у него были какія-то собственныя соображенія на этотъ счетъ, и онъ что-то обдумывалъ.
— Вчера былъ очень веселый вечеръ въ Тиволи, — говоритъ Лепорелло, — я очень весело провелъ время.
— Я тоже, — возражаетъ Линге и встаетъ.
Онъ открываетъ дверь въ сосѣднее бюро и кричитъ секретарю:
— Послушайте, напишите что-нибудь насчетъ нашихъ моряковъ, скажите, что наши прежнія статьи о флотѣ произвели очень большуго сенсацію, даже такіе листки, какъ «Западная Почта», начинаютъ насъ поддерживать…
Хотя секретарь и привыкъ получать изъ бюро самыя странныя приказанія, тѣмъ не менѣе, на этотъ разъ онъ удивленна уставился на редактора.
— Да вѣдь у насъ не было такой статьи, — говоритъ онъ, — она напечатана въ «Норвежцѣ».
Линге нетерпѣливо хмурится и говоритъ:
— Какая наивность! Очень вѣроятно, что и у насъ была какая-нибудь замѣтка, какое-нибудь замѣчаніе объ этомъ. Не будутъ же люди справляться въ старыхъ газетахъ, было ли тамъ напечатано то или другое. Скажите, что наша статья о положеніи нашихъ моряковъ привлекла всеобщее вниманіе, и что это неудивительно и т. д. и т. д. Вы можете наполнить этимъ цѣлый столбецъ; но поторапливайтесь, чтобъ это вышло завтра же.
Редакторъ закрылъ дверь и исчезъ въ бюро. Лепорелло не очень много слышалъ отъ него сегодня: онъ былъ очень требователенъ, его занимали какія-то свои мысли, и онъ отвѣчалъ на все, что онъ ему говорилъ, односложнымъ «гмъ» и «да».
