Кнут Гамсун - Фантазер
Вечеромъ онъ опять встрѣтилъ пасторшу на дорогѣ къ станціи, и она не пошла дальше, а остановилась. Вѣрно, ей ничего здѣсь не нужно было, разъ она остановилась.
"Вы вѣдь играете на гитарѣ?"
"Да. Подождите немножко, тогда вы услышите, какъ я играю."
И Роландсенъ пошелъ за гитарой.
Пасторша ждала. Значить, ей собственно ничего не было нужно, разъ она ждала.
Роландсенъ спѣлъ ей нѣчто о своей милой и о своемъ другѣ, вѣрномъ, какъ золото; пѣсенка была простенькая, но голосъ у него былъ большой и прекрасный. У Роландсена была своя цѣль, задерживая пасторшу на дорогѣ: вѣдь могло же случиться, что кто-нибудь пройдетъ въ это время по дорогѣ, гуляя. Случалось же это раньше.
Они снова стали разговаривать другъ съ другомъ, такъ что прошло не мало времени. Онъ иначе говорилъ, чѣмъ ея мужъ, пасторъ; его рѣчь звучала, словно голосъ изъ чуждаго міра, а, когда онъ вдавался въ свои возвышенныя фразы, она широко открывала глаза, словно прислушивающаяся дѣвочка.
"Да, да. Господь съ вами!" сказала она, уходя.
"Должно быть, именно онъ со мной," отвѣчалъ онъ.
Она изумилась: "Вы такъ въ этомъ увѣрены? Почему это?"
"У него есть на то основаніе. Разумѣется, онъ Богъ надъ всѣмъ твореніемъ; но ничего божественнаго нѣтъ въ томъ, чтобы разыгрывать изъ себя Бога надъ звѣрьми и камнями. Мы, люди, одни дѣлаемъ его тѣмъ, что онъ есть. Отчего бы ему и не быть съ нами."
И, пуская въ свѣтъ эту великолѣпную рѣчь, Роландсенъ имѣлъ очень довольный видъ. Пасторша размышляла о немъ, идя домой. Ого! голова, которую онъ носитъ на плечахъ, не случайно же сдѣлала такое открытіе.
Однако, вотъ явился и коньякъ. Роландсенъ самъ притащилъ боченокъ съ маленькой пристаньки подъ навѣсомъ; онъ не пошелъ со своей ношей въ обходъ, а шелъ прямо среди бѣла дня, неся боченокъ подъ своей сильной рукой. Такъ былъ онъ близокъ его сердцу. И, однако же, пришло время, когда Роландсенъ пострадалъ за всю неосторожность. Наступили ночи, когда онъ всюду сталъ разыгрывать роль большого барина и вмѣстѣ съ тѣмъ разгонять чужихъ рыбаковъ, которые, какъ водится, подстерегали дѣвушекъ.
Въ одно изъ воскресеній въ церкви появился отрядъ рыбаковъ, въ которомъ всѣ люди были пьяны. Послѣ службы они стали таскаться по дорогѣ и не уѣхали назадъ на своихъ лодкахъ; у нихъ съ собой была водка, они все больше напивались и оскорбляли прохожихъ. Вверху на дорогѣ пасторъ бесѣдовалъ съ ними, но ничего изъ этого не вышло; позднѣе явился и фохтъ въ фуражкѣ съ золотымъ кантомъ. Тогда нѣкоторые изъ нихъ ушли къ берегу, но трое, и между ними большой Ульрихъ, не пожелали уступить. — Надо замѣтить, что они на берегу, — кричали они, — а потому дѣвушки имъ принадлежатъ. — Въ серединѣ стоялъ Ульрихъ, а Ульриха знаютъ и въ Коротенѣ и въ Финмаркенѣ. Попробуй-ка кто-нибудь подступиться!
Многіе жители прихода собрались на шумъ: одни, похрабрѣе, стояли поодаль отъ дороги, другіе лежали между деревьями въ лѣсу, всѣ съ жаднымъ любопытствомъ глядѣли на большого Ульриха, когда тотъ выкидывалъ свои штуки.
"Я прошу васъ вернуться въ лодки", сказалъ фохтъ, "не то мнѣ придется иначе заговорить съ вами."
"Позаботьтесь о томъ, чтобы вернуться домой въ фуражкѣ", отвѣчалъ Ульрихъ.
Фохтъ подумывалъ о томъ, чтобы взять нѣсколькихъ человѣкъ и связать этихъ сумасшедшихъ
"Берегись сопротивляться мнѣ, когда на моей головѣ эта фуражка", сказалъ фохтъ.
Тогда Ульрихъ и товарищи его схватившись за бока расхохотались чуть не до дурноты. Въ дѣло вмѣшался отважный парень рыбакъ, онъ получилъ ударъ въ голову и его сильно поколотили. Ульрихъ говорилъ: "Теперь слѣдующій!"
"Подайте веревку", закричалъ фохтъ, увидавъ кровь. "Сбѣгайте кто-нибудь и принесите скорѣе веревокъ. Его надо арестовать".
"А сколько васъ?" кричалъ непобѣдимый Ульрихъ. И снова всѣ трое захохотали до коликъ.
Но вотъ пришелъ большой Роландсенъ; спускаясь внизъ по дорогѣ, онъ шелъ спокойнымъ, увѣреннымъ шагомъ, и глаза у него были стеклянные. Онъ совершалъ свой обычный обходъ. Онъ поклонился фохту и занялъ твердую позицію.
"А! вотъ Роландсенъ!" воскликнулъ Ульрихъ.
"Хотите видѣтъ Роландсена, дарни?"
Фохтъ сказалъ: "Онъ совсѣмъ озвѣрѣлъ. Онъ одного ужь избилъ до крови. Но теперь мы его свяжемъ."
"Свяжемъ?"
Фохтъ кивнулъ: "Я не хочу больше этого видѣть."
"Это глупости", сказалъ Роландсенъ: "къ чему связывать? Вамъ только стоитъ позволить мнѣ сказать ему словечко."
Ульрихъ подошелъ, обратился къ Роландсену съ фамильярнымъ привѣтствіемъ и затѣмъ нанесъ ему ударъ. Онъ, правда, почувствовавъ, что наткнулся на нѣчто крѣпкое и массивное, немного отодвинулся, но все таки продолжалъ кричать: "Здравствуй, телеграфистъ Роландсенъ! Я называю тебя твоимъ полнымъ именемъ и званіемъ, чтобы ты зналъ, кто ты таковъ". На этомъ дѣло пока и остановилось. Роландсену уже не хотѣлось пропустить случая подраться и онъ сталъ жалѣть, что такъ не кстати промедлилъ и не нанесъ перваго удара самъ. Онъ долженъ былъ отвѣтить своему противнику, чтобы не дать борьбѣ на этомъ прекратиться. Они переругивались и хвастались оба, словно по нотамъ, какъ это дѣлаютъ между собою пьяные, когда одинъ говоритъ: "Ну-ка, подойди, я-те такъ садану, что…" а другой отвѣчаетъ: "Да ужъ коли ты сунешься, такъ такую сдачу получишь…" Окружающіе ихъ находили, что съ обѣихъ сторонъ недурно сказано. Пока фохтъ смотрѣлъ, какъ гнѣвъ и недовольство все сильнѣе и сильнѣе разбирали телеграфиста, тотъ смѣялся въ промежуткахъ своихъ хвастливыхъ рѣчей.
Вдругъ Ульрихъ ущипнулъ его за носъ, и лишь тогда Роландсенъ вышелъ изъ себя. Вытянувъ руку впередъ, онъ схватилъ врага за куртку. Но это былъ промахъ: разорвавъ ее, онъ выпустилъ Ульриха; развѣ можно было удержать его за куртку? Онъ сдѣлалъ нѣсколько прыжковъ вслѣдъ врагу, скрежеща и обнажая зубы. Тутъ, наконецъ, и вышло кое-что изъ всего этого.
Когда Ульрихъ попробовалъ нанести ему ударъ по затылку, Роландсенъ сразу узналъ спеціальность своего противника. Но Роландсенъ въ свою очередь былъ мастеромъ и спеціалистомъ въ размашистомъ, тяжеломъ плоскомъ ударѣ всей ладонью по челюсти; ударъ сворачивалъ челюсть на сторону. Послѣдствіемъ такого удара являлось страшное головокруженіе, такъ что и нельзя было устоять на ногахъ. Ничего не сломаешь при этомъ, и крови нѣтъ, развѣ немного въ носу и во рту. Послѣ такого удара, нѣкоторое время человѣкъ не въ состояніи двинуться съ мѣста.
Вотъ такой ударъ вдругъ и поразилъ Ульриха, онъ покатился къ самому краю дороги. Ноги ослабѣли, подкосились подъ нимъ, какъ у мертвеца, и головокруженіе оглушило его. Роландсенъ же, хорошо усвоившій языкъ этихъ забіякъ, крикнулъ: "Ну, теперь слѣдующій!" Онъ дѣлалъ видъ, что ему страшно весело, словно ничего не зная о томъ, что и его рубашка разорвана у ворота.
Но "слѣдующими" явились товарищи Ульриха, которые оба теперь присмирѣли, смутились и уже не держались за бока отъ хохота.
"Ахъ, вы, — дѣтки!" крикнулъ имъ Роландсенъ. "Я могу раздавить васъ, такъ что только мокренько будетъ."
Фохту удалось вразумить этихъ двухъ чужаковъ, поднять своего товарища и стащить его на бортъ, на нейтральную почву. Роландсену онъ сказалъ: "А васъ я долженъ поблагодарить".
Но когда Роландсенъ увидалъ, что трое чужаковъ вопреки его желанію удаляются внизъ по дорогѣ, то онъ до послѣдней минуты не переставалъ кричать имъ: "Приходите-ка опять завтра вечеромъ. Разбейте только стекло на станціи въ окнѣ, я ужъ буду знать, что съ вами дѣлать. Прощалыги!"
Какъ всегда, онъ придалъ этому слишкомъ много важности, и, не переставая, болталъ и хвастался. Зрители мало-по-малу стали расходиться по своимъ дѣламъ. Въ это время вдругъ подходитъ къ Роландсену дама, глядя на него блестящими глазами, и протягиваетъ ему руку. Это была пасторша. Она тоже стояла здѣсь и видѣла всю эту сцену.
"Какъ это было хорошо!" сказала она: "Ульрихъ не забудетъ этого."
Она замѣтила, что рубашка его разорвана. Солнце выжгло у него на шеѣ коричневый обручъ, но подъ нимъ видно было голое бѣлое тѣло.
Роландсенъ собралъ на груди рубашку и поздоровался. Ему было пріятно, что жена пастора на глазахъ у всѣхъ такъ внимательна къ нему; укротитель буяновъ теперь могъ пожать и плоды своего торжества. Въ благодарность онъ рѣшилъ, что нелишне будетъ немного обласкать словами этого ребенка. Кромѣ того, какая она бѣдная женщина! башмаки, надѣтые на ней, долго не прослужатъ, и вообще, кажется, не очень-то о ней заботятся.
"Не злоупотребляйте такими глазами", сказалъ онъ.
Это навело краску на ея щеки.
Онъ спросилъ: "Вы вѣрно скучаете здѣсь по городу?"
"О, нѣтъ", — возразила она, — "здѣсь тоже хорошо. Послушайте, не можете ли вы сейчасъ итти со мной и зайти къ намъ?"
Онъ поблагодарилъ: нѣтъ, ему нельзя. Контора открыта по воскресеньямъ, какъ и по понедѣльникамъ. "Но я очень вамъ благодаренъ", сказалъ онъ. "Есть одна вещь, въ которой я завидую пастору; это — вы".
