Итало Звево - Дряхлость
Его ателье находится во Фьюме, но он говорил, что после свадьбы разрешит ей приезжать каждую неделю на один день в Триест, и в это время они смогут продолжать спокойно встречаться.
— Нам надо будет быть очень осторожными, — сказал Эмилио и повторил, — очень и очень осторожными.
Если это удача для Анджолины, не было бы лучше сразу отказаться от встреч, чтобы не компрометировать её? Чтобы успокоить свою совесть, он был способен на такую жертву. Эмилио взял руку Анджолины, прислонил её ко лбу и в этой позе обожателя сказал ей то, что думал:
— Чтобы не навредить тебе, я смогу отречься от тебя.
Наверное, она его поняла: больше не оставалось никаких иллюзий — они предали друг друга, и по причине только этого факта они почувствовали ещё большую любовь. На один миг, лишь однажды она поняла всю глубину чувств Эмилио. Воцарилась гармония, и ей даже не пришлось говорить, что она его любит. Он стал свыкаться со своим горем. Женщина, которую он любил, не была просто желанной и беззащитной, она была потеряна. Продавалась одному, а принадлежала другому. О, он не мог забыть желания Анджолины смеяться в начале их разговора. Если она делала так важнейший шаг своей жизни, как она сможет терпеть рядом мужчину, которого не любит?
Она была потеряна! Он обнял её крепко-крепко левой рукой, опустил голову на её лоно, и переполняемый больше сочувствием, чем любовью, пробормотал:
— Бедняжка.
Они долго оставались в таком положении, а потом она склонилась над ним и с надеждой на то, что он об этом никогда не узнает, поцеловала его волосы.
Это был самый нежный поступок, который она себе позволила за всё время их встреч.
Потом погода испортилась совсем. Дождь лил монотонно и грустно, сопровождая этим боль Эмилио. Казалось, что это знак сочувствия и уже безразличия. Затем всё вокруг загремело и забурлило неистово. Подул холодный ветер с моря, и всё затряслось, прерывая счастливый момент для Эмилио и Анджолины, который был им дарован. Её вдруг охватил страх за то, что она промочит платье, и Анджолина бросилась бежать, освободившись от руки Эмилио. Ей потребовалось держать зонт обеими руками, чтобы его не вырвало ветром. В борьбе с дождём и ветром Анджолина была рассержена и не захотела даже договориться о следующей встрече. Сказала лишь:
— Теперь надо добраться домой.
Он видел, как Анджолина поднялась в трамвайный вагон и, появившись из темноты, где она находилась, в жёлтом свете промелькнуло её сердитое лицо и красивые глаза, полные намеренья определить урон, нанесённый платью водой.
IV
Раскаты грома, прервавшие очарование Эмилио, которому он так предавался тогда с наслаждением, стали частыми в его отношениях с Анджолиной.
На следующий день очень рано утром он отправился к ней. Эмилио даже сам не знал, идёт ли он отомстить за себя несколькими колкими фразами в том же духе, в котором она его оставила накануне вечером, или же просто хочет снова испытать при виде цвета её лица то же чувство, что взорвалось в нём от болезненных размышлений и которое, как он понял уже по ходу пути, переходя на бег, теперь ему было уже необходимо.
Дверь Эмилио открыла мать Анджолины, которая приняла его с привычной вежливостью, её морщинистое лицо ничего не выражало, голос звучал грубо.
Она сказала, что Анджолина одевается и скоро выйдет.
— Что о нём думаете? — спросила вдруг старушка.
Она имела в виду Вольпини. Удивлённый, что даже мать хочет получить его одобрение на свадьбу Анджолины, Эмилио заколебался, и она, догадываясь о причине сомнений, которую можно было определить по его лицу, попыталась убедить его:
— Поймите — это удача для Анджолины. Даже если она его не полюбит, у неё будет спокойная и радостная жизнь, потому что он её сильно любит. Надо его видеть!
Последовал короткий и громкий смешок, который задел только её губы. Было понятно, что она очень довольна. Старушка перестала смеяться только когда Анджолина вежливо дала ей понять, что уже достаточно. Эмилио было больно осознавать, что она выходит за другого, так это ещё и было для её же блага… От старушки последовал ещё один смешок, но на этот раз он отразился больше на лице, чем в голосе, и показался Эмилио ироничным. Даже мать знала о его договорённостях с её дочерью? Всё это Эмилио очень не понравилось. Почему он должен был терзаться из-за этих смешков? Конечно же они предназначались ему, а не порядочному Вольпини.
Тем временем Анджолина уже оделась и была готова выходить. Она спешила, так как в девять должна была встретиться с синьорой Делуиджи. Он же не хотел сразу отпускать её, потому что они в первый раз шли по улице вместе под светом солнца.
— Мне кажется, что мы красивая пара, — сказала она, улыбаясь и замечая, что каждый прохожий смотрит на них.
Было невозможно пройти рядом с Анджолиной и не посмотреть на неё. Даже Эмилио на неё смотрел. На ней было модное белое платье с удлинёнными рукавами, которые почти вздувались, и она просто притягивала взгляды. Это стало фактом, который она констатировала. Голова Анджолины выходила из всей этой белизны, не уступая ей в яркости, но отличаясь желтизной и ослепляющей розовизной. На её губах красовалась тонкая красная линия поверх зубов, скрытых весёлой и сладкой улыбкой, предназначенной для окружающих. Лучи солнца играли с её белокурыми локонами и золотили их.
Эмилио покраснел. Ему показалось, что в глазах каждого прохожего он мог прочитать оскорбительное суждение. Он посмотрел на неё ещё раз. Очевидно, что для каждого мужчины Анджолина представляла собой образец здоровья, её глаза не смотрели, а светили, вспыхивая молниями. В её зрачках что-то двигалось и постоянно изменяло интенсивность и направление света. Глаза Анджолины слегка шелестели! Эмилио показался очень точным именно этот глагол, так хорошо характеризующий деятельность её глаз. Казалось, можно было услышать их быстрые, непредсказуемые движения. Выдавив из себя улыбку, Эмилио спросил:
— Зачем кокетничаешь?
Не краснея и улыбаясь, она ответила:
— Я? У меня глаза для того, чтобы смотреть.
Следовательно, она знала об этом движении своих глаз, заблуждаясь только, говоря «смотреть».
Вскоре мимо них прошёл один рабочий, некий Джустини — красивый парень, которого Эмилио знал в лицо. Глаза Анджолины оживились, и Эмилио оставалось лишь наблюдать за счастливым смертным, который уже поравнялся с ними. Джустини задержался, глядя на них.
— Он остановился и смотрит на меня, да? — спросила она, улыбаясь довольно.
— Почему ты этому радуешься? — спросил Эмилио грустно.
Она его даже не поняла. Анджолина хитроумно хотела, чтобы он поверил, что она нарочно заставляет его ревновать, а затем, чтобы успокоить Эмилио, развязно, при свете солнца изобразила на своём лице красными губами гримасу, означавшую поцелуй. О, она не могла притворяться. Женщина, которую он любил, Анже, была его собственным изобретением, и он сам сотворил её волевым усилием; она не соответствовала этому созданию и даже была против этого образа, убивая его. При свете дня мечта испарилась.
— Слишком ярко, — пробормотал он, ослеплённый, — пойдём в тень.
Она посмотрела на него с любопытством, видя его расстроенное лицо.
— Солнце тебе вредно? Да, мне говорили, что есть люди, которые не могут его переносить.
Как она была неправа, любя солнце!
В момент расставания Эмилио спросил Анджолину:
— А если Вольпини узнает об этой нашей прогулке по городу?
— А кто ему скажет? — ответила она очень спокойно, — если что, я ему скажу, что ты брат или кузен синьоры Делуиджи. Он никого не знает в Триесте, и поэтому будет легко заставить его поверить во что угодно.
Когда они расстались, Эмилио захотелось ещё раз проанализировать собственные впечатления, и он пошёл бесцельно бродить в одиночестве. Его мышление было быстрым и насыщенным. Перед ним встала проблема, и он быстро решил её. Было бы лучше оставить Анджолину немедленно и больше не встречаться с ней. Эмилио не мог продолжать заблуждаться насчёт природы своих чувств, потому что боль, которую он переживал, была очень характерной для той срамной затеи, которую они вместе задумали.
Эмилио пришёл к Стефано Балли с намерением дать тому обещание, после которого его собственное решение стало бы бесповоротным. Но, только увидев друга, Эмилио сразу же отказался от этой идеи. Почему он не мог развлекаться с женщинами так, как это получалось у Стефано? Эмилио вспомнил, какой была его жизнь без любви. С одной стороны подчинение Балли, с другой грусть Амалии и ничего более. И Эмилио не показалось, что он стал менее энергичным теперь. Напротив, он даже больше хотел жить и радоваться, даже ценой страданий. Он мог бы продемонстрировать свою энергию в отношениях с Анджолиной, а не убегать от неё трусливо.
