Блез Сандрар - Золото
Еда необыкновенно изобильна. Закуски: форель и лосось из близлежащих рек; свинина, жаренная по-шотландски; вяхири, бедро косули, медвежьи окорока; копченый язык; молочный поросенок, фаршированный слоеными пирогами и обвалянный в муке из тапиоки; разнообразные овощи, плоды капустной пальмы, салат из гомбо; всевозможные фрукты, свежие и сушеные; горы сладких пышек. Вина рейнские и несколько старых бутылок французского, совершившие тур вокруг света и даже не утратившие аромата, такой заботой они были окружены. Прислуживали за столом молодые островитянки или юные индейские девушки-метиски, разносившие блюда, накрытые безупречной белизны салфетками. Они шествовали туда-сюда с невозмутимой серьезностью, пока гавайский оркестр наяривал дикарские мелодии, «Бернский марш», ритм которого музыканты отбивали большими пальцами по грифу, и «Марсельезу» — тут уж струны звенели как литавры. Посуда была из старинного кастильского серебра, тяжелая, плоская, с отчеканенным на ней королевским гербом.
Сутер председательствовал, окруженный соратниками. Среди гостей был губернатор Альварадо.
24Сутер был аккредитованным клиентом самых известных банкирских домов Соединенных Штатов и Великобритании. Он делал значительные закупки инвентаря, инструментов, оружия, боеприпасов, семян, саженцев. Транспортировали все это на расстояние многих тысяч лье как по суше, так и морским путем, огибая мыс Горн. (Жители ранчо в глубинке еще четверть века спустя вспоминали, как шестьдесят пар белых волов волокли огромный воз, — он полностью преодолел всю необъятную ширь американского континента; проехав сквозь степи, саванны, реки, броды, ущелья Скалистых гор и пустыню с гигантскими кактусами, процессия в конце концов благополучно доставила груз, состоявший из котла и всей машинерии для первой в Соединенных Штатах паровой мельницы. Как станет ясно из дальнейшего, для Иоганна Августа Сутера, находившегося тогда на гребне успеха, богатства и величия, было бы лучше, если бы она не доехала, если бы ее навсегда поглотили пучина вод речных или топи болотные, если бы она сорвалась в пропасть горного ущелья или все эти неисчислимые упряжи волов вдруг скосил бы мор.)
25
Тем временем политические события развивались все стремительнее.
Хотя влияние Сутера было велико и к его советам прислушивались, это отнюдь не защищало его от неожиданностей. Наоборот. Революции следовали одна за другой. Борьба партий приобрела небывалую остроту. Все хотели переманить его на свою сторону, как из-за его морального авторитета, так и общественного положения. По сути дела, каждый из враждующих лагерей рассчитывал на поддержку маленькой армии Новой Швейцарии. Сутер так и не дал втянуть себя в эти междоусобные войны; многажды готовый увидеть акры своей земли опустошенными, нивы сожженными, стада бесследно сгинувшими, амбары и хранилища разграбленными гогочущими ордами, которых так возбуждало столь образцовое благополучие, что после их налета на сотни лье вокруг оставались одни пустоши, он всегда умел выпутаться из трудных положений благодаря глубокому знанию человеческой природы, приобретенному в нищенские нью-йоркские годы, и вот оно — то перед лицом нарастающей опасности и обостряло его ум, интуицию и способности к диалектике. Тогда в нем просыпалась редкая проницательность, он не совершал оплошностей, лавировал, обещал все, чего от него хотели, смело пользуясь благоприятным моментом, подмазывал и подпаивал начальство. Оружие было последним аргументом, на который он мог бы решиться; но стремился он не к военной победе (сила была на его стороне), а хотел защитить свое детище, свой труд, не позволить разрушить то, что едва успел построить. Несмотря ни на что, он много раз рисковал в одночасье потерять все.
Он всегда поддерживал связи с Соединенными Штатами; и действительно, именно оттуда, из вашингтонских правительственных кабинетов, его уберегали от самых серьезных опасностей.
Уже в 1841 году капитан Грэхэм во главе сорока шести английских и американских авантюристов предпринял смелую вылазку, попытавшись захватить власть и провозгласить независимость Калифорнии. Но об этом прознал Альварадо; он застает заговорщиков врасплох, больше половины вырезает, остальных бросает в тюрьму. Лондон и Вашингтон, немедля расследовавшие этот инцидент, заявляют, что за убийство их граждан надо заплатить. Лондон требует 20 000 пиастров, а Соединенные Штаты 1292000 пиастров за пятнадцать стрелков. Возле Вера-Крус останавливается на двух якорях английский корвет. Мехико вынужден подчиниться.
Весной 1842 года потоплен в крови мятеж доминиканского монаха Габриэля.
В октябре 1843 года высаживаются сразу более сотни американцев, прибывших из Санта — Фе, и Альварадо, ставший непопулярным из-за своего деспотизма и испугавшийся новых волнений, испрашивает помощи у Мехико. Президент и диктатор Санта-Анна отправляет морским путем триста каторжников. Он обещает им земли, инструментарий, скот и реабилитацию, если им удастся выкинуть американцев вон. И тут же называет имя нового губернатора Калифорнии: генерал Мануэль Микельторена. Этот генерал честный служака, полный благих намерений, но он не в силах ничем поддержать падающую мексиканскую власть. Его излюбленные места — старые владения миссий, Лос — Анджелес, Санта-Фе. Он часто приезжает в Новую Швейцарию посоветоваться; но Сутер в это время отбивается от участившихся нападений непримиримых дикарей. Это страшная резня.
Пять лет проходят среди войн, pronunci- amientos[10], волнений и революций, управляемых в основном из вашингтонских правительственных кабинетов, затем — война с Мексикой и переуступка Соединенным Штатам Техаса и Калифорнии. От последнего мексиканского губернатора Сутер получил еще двадцать два квадратных часа[11] земли.
Он самый крупный землевладелец в Штатах.
26
И вот наконец — мир.
Начинается новая эпоха.
Наконец-то Сутер сможет жить да поживать, радуясь нажитому добру.
Из Европы прибывают все новые партии семян, саженцы плодовых деревьев. В низинах он прививает оливковые и фиговые деревья, на холмах — яблони и груши. Он сажает первые хлопковые плантации, а на побережьях Сакраменто пробует вырастить рис и индиго.
Он наконец исполняет давнюю, дорогую его сердцу мечту: высаживает виноградники. За огромные деньги выписывает рейнские и бургундские лозы. В северной части своих владений, на берегу реки Плюм, он приказал построить себе подобие дворянской усадьбы. Это его убежище. Эрмитаж. Его дом под сенью высоких куш раскидистых деревьев. Вокруг сады, поля гвоздик, поля гелиотропов. Здесь произрастают его самые прекрасные плоды — вишни, абрикосы, персики, айва. На окрестных лугах пасутся лучшие из отборной породы быков.
Куда бы он ни шел, все равно идет на холмы. И прогуливается только в своих виноградниках — Хоххеймер, Шамбертен, Шато-Шинон.
Под сенью итальянской беседки из плетеной лозы, поглаживая любимую собаку, он воображает, как вызовет из Европы семью, как щедро расплатится с кредиторами, думает о своей реабилитации, о своем честном имени и помощи далекой маленькой родине… Сладкие мечты.
Вот приедут трое сыновей моих, они будут здесь трудиться, они вырастут мужчинами. А дочь, как ей живется? Ах, я выпишу большое фортепьяно от Плейеля, из Парижа. Оно повторит весь путь, каким некогда прошел я сам, и, если понадобится, мои люди понесут его на своих плечах… Мария… Все мои компаньоны…
Мечты.
Его трубка погасла. Устремленный вдаль взгляд подернут дымкой. Собака сидит не шевелясь.
Мечты. Покой. Отдых.
Вот он, мир.
ГЛАВА VII
27
Мечты. Покой. Отдых. Вот он, мир.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет: вот оно, ЗОЛОТО! Вот оно, золото. Массовое столпотворение. Мир заражен горячечной жаждой золота. Великая золотая лихорадка 1848, 1849, 1850, 1851-го, которая продлится пятнадцать лет. САН-ФРАНЦИСКО!
ГЛАВА VIII
И все это пробудил к жизни простой удар киркой.
Эти ринувшиеся толпы. Сначала из Нью — Йорка и всех американских портов на Атлантике, а сразу следом за ними — из глубинных земель и со Среднего Запада. Настоящая лавина. Люди набиваются в трюмы пароходов, плывущих в Чагрес. Потом переправа через перешеек, пешим ходом, по топи болотной. Девяносто процентов из них умирают от желтой лихорадки. Уцелевшие, добравшись до берега Тихого океана, фрахтуют парусники.
Сан-Франциско! Сан-Франциско!
Золотые Ворота.
Козий остров.
Дощатые пирсы. Утонувшие в грязи улицы возникающего города мостят мешками с мукой.
Сахар стоит 5 долларов, кофе 10, яйцо 20, лук 200, стакан воды 1000. Вместо правосудия шерифа — оглушительная стрельба и револьверы 45-го калибра. А вслед за первым человеческим приливом сюда ринулись еще толпы, приехавшие из самых дальних далей, с берегов Европы, Азии, Африки, с юга и с севера.
