Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке
А дело было так. Через несколько дней после смерти матери три дочери разделили между собой оставшуюся от нее одежду, так что комод пустовал, но когда младшая дочь решила уложить свои платья в выдвижной ящик, она заметила, что под толстой бумагой, устилавшей дно, что-то лежит. К своему удивлению, она достала четыре пакета с разложенными в них банкнотами в тысячу и десять тысяч иен. На всех свертках было написано мое имя. Дочь принесла их ко мне в кабинет.
— Папочка, — сказала она, передавая мне находку, — вы бы поостереглись хранить деньги в таком месте!
— Что это? — удивился я.
Но сколько ни ломал голову, не мог вспомнить.
Дочь объяснила, как нашла деньги, но это не помогло мне вспомнить.
— А может, это были мамины заначки? Только почему она надписала ваше имя?.. Вероятно, собиралась вернуть вам какой-то долг… Это на нее похоже.
Внезапно я вспомнил и, смеясь, сказал дочери:
— Это деньги, отложенные твоей матерью на помощь нуждающимся.
— Знала бы, что у нее такие большие благотворительные фонды, тоже бы обратилась за помощью! Жаль, теперь поздно. Как бы то ни было, это ваши деньги, поэтому спрячьте их в безопасное место.
Сказав это полушутливым тоном, дочь быстро ушла.
Прошел час, и дочь, освободившись, попросила меня, если я не занят, рассказать, что это были за «деньги для нуждающихся». Меня самого занимали мысли об этом, поэтому я охотно пустился в рассказ.
После нашего переезда в новый дом, в конце того месяца, когда младшая дочь уехала учиться во Францию, как-то за ужином жена сказала, что отныне хочет иметь свои карманные деньги.
Наш семейный бюджет был целиком в ее ведении, поэтому я не мог взять в толк, чего она хочет.
— Можешь тратить на себя сколько угодно, — ответил я. На что жена сказала, что все потраченные деньги она записывает в книгу домашних расходов, но бывают случаи, когда ей бы не хотелось указывать, на что они пошли, для того ей и нужны свои ежемесячные карманные деньги, в которых не было бы необходимости отчитываться.
— Ну, коли так, — рассмеялся я, — бери сколько хочешь и ни в чем себе не отказывай.
Жена была человеком педантичным и на протяжении всех лет день за днем вела книгу домашних расходов. Разумеется, я ни разу ее не проверил. В конце каждого месяца за обедом она в общих чертах сообщала, сколько денег потрачено. Чем больше было расходов, тем меньшую сумму она брала себе. В те месяцы, когда я получал много гонораров, ее карманные деньги также увеличивались, о чем она пунктуально мне докладывала. Все это как-то выветрилось у меня из головы.
Вспомнил, это было в шестидесятом году. Ко мне из деревни приехал младший брат Д., с которым мы виделись крайне редко. Он работал в провинциальной автомобильной компании, но был призван в армию и все четыре года, пока шла война, тянул лямку простого солдата. После войны, вернувшись на родину, не стал работать на прежнем месте, а подвизался в церкви нашего отца (она называлась Гакутодай) и в конце концов стал миссионером в Тэнри. В церкви он занимался делами молодежи, а сейчас, с верховного благословения, приступил к организации небольшого местного прихода в соседнем городке А. Его жена устроилась в этом городке завучем в школе и содержала семью, но, для того чтобы организовать новое отделение церкви, надо было, кроме прочих расходов, отсылать пожертвования в Центр Тэнри. Деньги требовались немалые. Вот он и приехал за помощью.
У меня совсем не оставалось времени до сдачи обещанной рукописи, а он так навязчиво приставал со своими просьбами, что я не выдержал и сказал напрямую:
— Я — неверующий, более того, я противник Тэнри, поэтому ни о каких пожертвованиях с моей стороны речи быть не может! Моя религиозность заканчивается на том, что, построив дом, в котором ты сейчас живешь, я отпраздновал новоселье в соответствии с принятыми обычаями… А теперь извини, я занят.
После этого я вернулся в свой кабинет.
Спустившись в столовую к обеду немного раньше обычного, я обнаружил, что брат, как ни в чем не бывало, уже опустошил миску риса и находится в веселом расположении духа.
— Брат, как видно, очень занят, — сказал он, видно заметив выражение моего лица. — Я только мешаю… Все равно, спасибо за все. Поеду-ка я, пожалуй, сразу домой, не заезжая к другому брату. Мои небось уже волнуются, куда я пропал.
Он поднялся и, несколько раз поклонившись моей жене, ушел.
Обед у нас простой, жена быстро накрыла на стол, и мы приступили к еде, но я никак не мог взять в толк, почему Д. ушел такой довольный. Между тем жена, не прерывая еды, сказала небрежно:
— Не помню, говорила ли я тебе о своем фонде помощи для нуждающихся?
— Нет, что это?
— Вот уж три года, с того месяца, как младшая наша дочь уехала в Париж, я получаю ежемесячно карманные деньги… На себя я ничего не трачу, так что кое-что накопилось. Сразу после нашего переезда я постаралась отблагодарить всех, кто в трудную минуту пришел нам на выручку, а сейчас решила сама, по своей личной инициативе, создать фонд помощи нуждающимся.
— И из этих денег ты выделила Д. на пожертвования, так надо понимать?
— После того, что ты сказал Д., не будь у меня моих отложенных денег, я бы не посмела выдать ему из семейного бюджета… Вначале я боялась, что сумма нужна большая, но оказалось, что моих денег как раз хватает. Он ушел такой довольный, теперь и у меня на душе спокойно, — улыбнулась она.
— Значит, все это время ты экономила на нарядах, на косметике и все деньги откладывала в свой «фонд»?.. Послушай, сейчас уже не послевоенные годы! Ты должна следить за своим внешним видом, как делала это до войны. А то, когда дочки вернутся из Парижа, они будут тебя стыдиться.
— Разве мне, жене батрака, к лицу румяна?
— Жена батрака? Что ты несешь!
— Забыл? А я хорошо помню… В январе сорок шестого, в десятых числах… Мы наконец-то смогли тогда снять хорошую квартиру в Сэтагая. И вот на следующий день ты сказал: «У нас нет ни гроша. Отныне, чтобы прокормить семью в шесть человек, я, как крестьяне-арендаторы, которых я инспектировал в бытность свою чиновником, буду от рассвета до заката пером возделывать рукопись, страницу за страницей…» И с тех пор, день за днем, ты работал, запершись в темной каморке на втором этаже, неделями не выходя из дома. В результате подорвал себе здоровье. Глядя на тебя, я поняла, что должна стать женой батрака, но ой как непросто это было! Мне все пришлось делать самой, помощи ждать было неоткуда. Мать умерла во время войны, отец был жив, но плясал под дудку молодой сожительницы и разорвал все отношения со своими прежними родственниками. У меня не осталось никого, кроме тебя… И все, что я могла, — это стать женой батрака… Извини, что-то я заболталась.
Застыдившись, жена замолчала и торопливо принялась за еду. Я ждал, что она продолжит рассказ, но когда мы перешли к чаю, она поставила на стол фрукты и собралась уходить.
Я поспешил ее удержать:
— Не знаю, когда еще будет случай продолжить наш разговор, поэтому, прошу тебя, расскажи все до конца.
Немного поколебавшись, жена вернулась к столу и, сдирая с мандарина кожуру, продолжила:
— Рассказать все… Да чего еще рассказывать-то… Мне, такой капризной, стать женой батрака было нелегко… И тут я вспомнила о своей покойной матушке. Однажды мать решила, что отныне ей надлежит быть не изнеженной женушкой, а хозяйкой дома. С этого времени она перестала наряжаться и прихорашиваться, весь день ходила в простой одежде, с утра шла в кухню и была на дружеской ноге со служанками, всех привечала, со всеми разговаривала. Запаздывал ли отец или вообще ночевал вне дома, она делала вид, что ничего не замечает… Одним словом, совершила в себе самой революцию. К многочисленным внебрачным детям она стала относиться не как к отпрыскам своего мужа, а как к детям, дарованным ей свыше, и с сердечной искренностью заботилась о них, как о своих собственных… В ту пору сразу за передними воротами нашего особняка располагалась адвокатская контора. В юные годы отца бывший при нем чем-то вроде мальчика на побегушках Н. сдал экзамен на адвоката и начал заниматься адвокатской практикой, претендуя на то, чтобы стать преемником отца. Кроме него в этой конторе работали служащие-практиканты, ученики, а также личный секретарь отца. Этот секретарь, некто С., жил неподалеку от виллы очередной отцовской пассии. Он ведал финансами адвокатской конторы и нашим семейным бюджетом. Матушка сообщила ему о своем решении и попросила объяснить, как следует вести домашние расчеты, поскольку, по ее мнению, это должно было входить в обязанности хозяйки дома. С. сочувствовал матушке, был чрезвычайно рад, что она приняла такое решение, и не только дал ей необходимые разъяснения, но и передал ей контроль над семейным бюджетом, научив, как с ним обращаться, при этом посоветовал ей, когда он будет докладывать отцу, делать вид, что она ни о чем не в курсе. Досконально разобравшись в наших семейных доходах и расходах, матушка первым делом в пять раз увеличила, начиная с С., зарплату служившим у нас людям. Как сказал ей как-то С., в доме сразу точно посветлело. Но в сравнении с матушкой мое положение можно считать вольготным, ведь, даже став женой батрака, я могла ни от кого не зависеть.
