Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 88
Однако наиболее полно и последовательно в этих письмах мы узнаем писателя со стороны слабых «толстовских» сторон его мировоззрения, в них главный пафос писем к В. Г. Черткову, и это совершенно естественно, учитывая специфический характер отношений корреспондентов, их христианскую, построенную на исповедании общих духовных интересов дружбу. Это наложило свой отпечаток и на стиль писем, характерный стиль религиозных писаний Толстого.
Современный советский читатель, для которого гениальное художественное творчество Толстого является необходимой частью его духовной культуры, источником наслаждений и раздумий, правильно поймет смысл идейных заблуждений Толстого. Он воспримет в наследии Толстого то, что принадлежит векам, оставив его времени все утопии и ошибки, но высоко оценив глубокую искренность и жгучую потребность правды, отличавшую мысль и чувство великого писателя.
М. Щеглов
РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
В том 88 входит 301 письмо Л. Н. Толстого к В. Г. Черткову за 1897—1904 гг. Из них печатается впервые 295 писем; по автографам 270 писем; по подлинникам 31 письмо.
При воспроизведении текста писем Л. Н. Толстого соблюдаются следующие правила.
Текст писем Толстого, как правило, воспроизводится с учетом последних исправлений, сделанных автором. Из зачеркнутого в сноске воспроизводятся лишь наиболее существенные варианты, причем знак сноски ставится при слове, после которого стоит зачеркнутое.
Сохраняются все особенности правописания автора, например различное написание одних и тех же слов («тетенька» и «тетинька»), ударения, поставленные им, слова, написанные неполностью, печатаются полностью, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: «к-ый» — «к[отор]ый», т. к. — т[ак] к[ак], б. — б[ыл]. Не дополняются общепринятые сокращения: и т. п., и пр., и др.
Описки (пропуски, перестановка букв, замена одной буквы другой и т. п.) исправляются без оговорки.
На месте не поддающихся прочтению слов в скобках ставится: [1 неразобр.] [2 неразобр.], где цифры обозначают число неразобранных слов.
Скобки автора обозначаются круглыми скобками.
Подчеркнутое автором воспроизводится курсивом.
Сохраняется пунктуация автора, если она не противоречит общепринятым нормам.
Новые абзацы вводятся только в тех местах, где начинается резко отличный по теме и характеру от предыдущего текст, причем каждый раз оговаривается в сноске: Абзац редактора. Знак сноски ставится перед первым словом введенного редактором абзаца.
Письма, публикуемые впервые, а также те, которые ранее печатались неполностью или в переводах на иностранные языки, обозначаются звездочкой.
Все даты по 31 декабря 1917 г. приводятся по старому стилю, а с января 1918 г. по новому стилю.
В примечаниях приняты условные сокращения:
AЧ — Архив В. Г. Черткова (Москва).
Б, III, IV — П. И. Бирюков, «Биография Льва Николаевича Толстого», т. III, IV, Гиз, М. — Л. 1928.
ГМТ — Государственный музей Л. Н. Толстого.
ЕСТ — «Ежедневник» С. А. Толстой.
«Летописи», 2, 12 — «Государственный литературный музей. Летописи». Книга вторая. «Л. Н. Толстой», М. 1938; «Государственный литературный музей. Летописи». Книга двенадцатая. «Л. Н. Толстой». Том II. М. 1948.
ТП, 1, 3 — «Толстой. Памятники жизни и творчества», выпуск I, изд. «Огни», М. 1917.
«Толстой и Чертков» — М. В. Муратов, «Л. Н. Толстой и В. Г. Чертков по их переписке», изд. Государственного Толстовского музея, М. 1934.
ПИСЬМА к В. Г. ЧЕРТКОВУ
1897—1904
1897
* 431.
1897 г. Января 12. Москва.
Читайте один.Что вы не пишете мне, милый друг? Хорошо ли вам? Хорошо ли в душе? Не лежит у меня сердце к тому, что вы там делаете. Боюсь, что вы своей душе вред сделаете. Не верится мне, чтобы хорошее, настоящее дело надо было делать с такими подготовлениями, приготовлениями. Боюсь, что это соблазн. Напишите мне, главное, про себя, про свою душу: как и чем она живет, чем страдает, чем радуется. — Я пишу вам нынче особенно п[отому], ч[то] мне очень тяжело и одиноко. Маши1 нет, и никого нет такого, как вы и Поша,2 кому хотелось бы излить душу, пожаловаться, попросить участия, сострадания. Жизнь, окружающая меня, становится всё безумнее и безумнее: еда, наряды, игра всякого рода, суета, шутки, швырянье денег, живя среди нищеты и угнетения, и больше ничего. И остановить это, обличить, усовестить нет никакой возможности. Глухие скорее услышат, чем кричащие, не переставая. И мне ужасно, ужасно тяжело. Если бы я сказал, что несу терпеливо, делаю, чтó могу, я бы сказал неправду. Падаю духом, озлобляюсь, молюсь безнадежно, и отвратителен сам себе. Вот это правда.
Нового ничего не случилось: всё то же, но как будто всё разгорается и разгорается эта нелепость и развратность жизни, а с моей стороны всё меньше и меньше противодействия и всё большая и большая близость к концу и потому всё большее и большее желание, желание тихой, достойной человеческой жизни. И нет того, что спасало прежде: напряженной, увлекающей, поглощающей работы. Пишу об искусстве,3 но эта работа отчасти, особенно теперь, ученая и не захватывающая, а на другие работы нет энергии. Вы, пожалуйста, не утешайте меня, и не пишите мне про это, и не читайте никому мое письмо, кроме Поши. Мне только нужно было высказаться любимому и любящему человеку. И мне станет легче. В хорошие минуты говорю себе, чтó то, чтó со мной, это мне нужно, что так нужно дожить до смерти, а потом — опять возмущение и желание и упрек, зачем не дано мне хоть перед смертью пожить, хоть год, хоть месяц, свойственной мне жизнью, вне той лжи, в кот[орой] я не только живу, но участвую и утопаю.
Так вот напишите мне про себя так же откровенно, как я пишу про себя, а про меня не пишите. Жму вам руку.
Л. Т.
Отрывок напечатан: «Толстой и Чертков», стр. 248—249.
Год определяется на основании сопоставления с письмом Толстого к М. Л. Толстой от 12 января 1897 г. (т. 70, стр. 16—17).
Письмо написано Черткову в Петербург, куда он приехал 20 декабря 1896 г. по делу преследуемых кавказских духоборов и где работал над запиской с ходатайством о возвращении Д. А. Хилкову детей, отобранных у него и его гражданской жены Ц. В. Винер по повелению Александра III (см. т. 87, стр. 235—237). Ответ на письмо Черткова от 11 января 1897 г., в котором он писал, что хлопоты по делу духоборов поглощают все его время.
Комментируемое письмо сначала не было отправлено Черткову из-за того, что оно слишком «унылое». Узнав об этом, Чертков немедленно написал Толстому, что просит прислать это письмо, так как «дорого сочувствовать всему, что переживает друг».
1 Мария Львовна Толстая (1871—1906), дочь Толстого. См. т. 83, стр. 184. М. Л. Толстая в это время гостила в имении своего брата И. Л. Толстого.
2 Павел Иванович Бирюков (1860—1931), друг Толстого и автор его биографии. См. т. 63, стр. 227—230.
3 «Что такое искусство?». См. т. 30.
* 432.
1897 г. Января 13. Москва.
Дорогой друг Вл[адимир] Гр[игорьевич]. Вчера, будучи в очень унылом настроении, написал вам длинное письмо, наклеил марку, такое же по настроению письмо написал Маше1 и потом устыдился своей слабости и того, мож[ет] быть, несправедливого, что могло быть в письме, и усумнился послать и отложил оба письма и спрятал так, чтобы они не попались на глаза; и спрятал так хорошо, что теперь не могу найти, чтобы послать или уничтожить.
Хорошего писал я в том письме только то, что говорил вам, почти то же, что вы пишете мне, а именно, что хотя и хочется знать, что у вас делается во внешнем мире, мне важнее всего знать, что у вас в душе делается: как вы живете духовной жизнью, что, если это хорошо, то и всё внешнее будет хорошо.
Еще писал, что слишком много приготовлений, подготовлений для того дела, кот[орое] вы де[лаете], и что поэтому я сомневаюсь в важности самого дела. И на это вы отвечаете, и я согласен.
Меня трогает и умиляет жизнь духоб[оров], их внутреннее устройство и управление без насилия. И многое это мне уяснило и открыло и закрепило. Ведь [если] есть при тех условиях, при кот[орых] они, возможность жить так, как они, то ведь нечего еще искать, нечего дожидаться, а надо именно так точно жить, как они. Для того, чтобы жить, как они, я не только готов так же, как они, псалмы петь, но готов причащаться и ходить ко всенощной... Хочется об этом написать, и знаю как, и думаю, что важно.
О себе же я писал скверно, — скверно тем, что признавал свою слабость и свое уныние и тем закреплял ее; хорошо же только тем, что не старался казаться спокойным, кротким и мудрым, а показывал себя, какой я есмь — слабый, злой и бессмысленный. Таким я был и теперь еще немного такой. Хотя и получше немного.
Еще писал, что мне нужна ваша дружба, ваша, Пошина и Машина, и что вас не было никого, и от этого мне стало грустно.
