Lit-classic.com - Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 5
— Думаю, что справитесь! Впрочем, поживем — увидим, — произнес он загадочно. — Во всяком случае это покажет, на что вы годитесь, и, кроме того, послужит лучшей рекомендацией для «Интеллидженсера», чем записки от всех сенаторов и миллионеров на свете. Придется вам выступить в любительском вечере на Кругу.
— Я… я не совсем понимаю… — Предложение Ирвина ничего не говорило Эдне. — Что это за «Круг»? И какой такой «любительский вечер»?
— Ах, да, я и забыл, что вы из провинции. Но тем лучше, если только у вас действительно есть журналистская хватка. Первые впечатления всегда непосредственны и потому живее, ярче, вернее. Круг — это увеселительное заведение на окраине города, возле парка. Там имеются всякие аттракционы: туристский вагон, колесо смеха, играет духовой оркестр, есть театр, зверинец, кинематограф и так далее и тому подобное. Простой народ ходит туда смотреть на зверей и развлекаться, а прочая публика развлекается, глядя, как и где развлекается простой народ. Словом, настоящее народное гуляние на свежем воздухе, где веселятся без затей, — вот что такое Круг.
Но нас с вами сейчас интересует театр. Это варьете, один номер следует беспрерывно за другим — выступают фокусники, акробаты, гуттаперчевые люди, танцовщицы с факелами, имитаторы, певцы, музыканты, исполнители негритянских мелодий, интимных песенок и так далее. Все они профессионалы-эстрадники и живут этим. Многие даже прекрасно зарабатывают. У некоторых нет твердого ангажемента, и они выступают где придется — у Обермана, в «Орфее», «Альказаре», «Лувре». Другие совершают турне чуть ли не по всей стране. Словом, жизнь достаточно привольная и заработки неплохие, поэтому охотников находится немало.
Так вот, администрация Круга, желая привлечь публику, стала устраивать так называемые «любительские вечера»: два раза в неделю, после выступления профессионалов, подмостки предоставляются любителям. Зрители, конечно, не расходятся и громогласно выносят свои суждения. Публика, можно сказать, становится арбитром в вопросах искусства или думает, что становится, — а это, в сущности, одно и то же. Главное, она платит денежки и весьма собой довольна. Поэтому любительские вечера — чрезвычайно доходное предприятие для администрации.
Но суть этих любительских вечеров в том — и это вам надо иметь в виду, — что выступающие на самом деле никакие не любители. Им платят за каждый номер. В лучшем случае их можно назвать «профессиональными любителями». Да и где бы администрация нашла желающих выступить задаром перед беснующимися зрителями, — в таких случаях зрители точно с цепи срываются. Это ведь очень забавно… для зрителей, конечно. Ваша задача — и это, откровенно говоря, требует изрядного мужества — поехать на Круг, условиться о двух выступлениях (любительские вечера там как будто по средам и субботам), исполнить свой номер и описать все для воскресного выпуска «Интеллидженсера».
— Но… но… я… ведь… — сказала Эдна дрогнувшим голосом, в котором слышалось разочарование и чуть ли не слезы.
— Понимаю. Вы ждали чего-то другого, более интересного, увлекательного, — произнес он сердечно. — Все мы через это прошли. Но вспомните-ка адмирала флота ее величества, который подметал полы и начищал медную ручку парадной двери. Либо надо для начала не гнушаться и черной работы, либо сразу же отказаться от своего намерения. Ну, так как же?
В упор поставленный вопрос смутил Эдну. Молчание ее явно не понравилось журналисту, — она заметила, как лицо его помрачнело.
— Это, если хотите, в некотором роде испытание, — сказал он, как видно желая сыграть на ее самолюбии. — Суровое испытание, но оно и к лучшему. Теперь или никогда. Решайтесь!
— Я попытаюсь, — невнятно пробормотала она и, при всем своем смятении, отметила про себя его резкость, стремительность, деловитость — черты жителя большого города, до сих пор незнакомые ей.
— Вот и прекрасно! Когда я начинал работать в газете, мне давали самые скучные, самые неинтересные поручения. Потом уж не знаю сколько времени держали на бракоразводных процессах и мелкой уголовной хронике. Но в конце концов все обошлось и даже послужило мне на пользу. Вам еще повезло, вы начнете с работы для воскресного выпуска. Правда, это не бог весть что. Но не унывайте! Справитесь с задачей, покажете на что вы годны, и вам поручат работу поинтереснее — более ответственную и высокооплачиваемую. Поезжайте сегодня же на Круг и уговоритесь на два выступления.
— Но с каким же номером я выступлю? — растерянно спросила Эдна.
— С каким? Да с любым. Вы поете? Ничего не значит. Совершенно незачем иметь голос. Пищите, войте… Вам за то и платят, чтобы получалось плохо, чтобы публике было над чем посмеяться и что освистывать. Пусть вас кто-нибудь сопровождает. Главное, не бойтесь. Держитесь самоуверенно. Вертитесь среди любителей, дожидающихся своего выхода, старайтесь у них побольше выведать, изучайте их, запоминайте каждое слово, каждый жест. Уловите атмосферу, колорит, — тут необходим колорит— яркий, сочный. Ройтесь обеими руками, чтобы докопаться до основного, до самой сути. В чем тут смысл? Вот и найдите, в чем тут смысл. Вы затем туда и едете. Именно это-то и желают знать читатели воскресного «Интеллидженсера».
Язык ваш должен быть выразительным, фраза энергичной, сравнения конкретными и меткими. Избегайте штампов и общих мест. Тут нужен тщательный отбор. Выхватывайте самое характерное, отбрасывайте лишнее, тогда у вас создастся картина. Постарайтесь запечатлеть эту картину в словах, и успех в газете вам обеспечен. Достаньте несколько старых номеров воскресного «Интеллидженсера» и посмотрите, как там пишут литературные фельетоны. Кратко изложите содержание в первом же абзаце, он будет служить как бы оглавлением; а в самом фельетоне повторите все снова и дайте хлесткую концовку. Тогда, если потребуется, они могут сократить любую часть материала, пристегнуть концовку к любой фразе, и фельетон не рассыплется. Но хватит! До остального дойдете своим умом.
Оба встали. Горячность старого журналиста и его стремительная речь, каждое слово которой было, для Эдны настоящим откровением, совершенно покорили ее.
— И если вы честолюбивы, мисс Уаймен, то запомните — цель и смысл журналистики не в фельетоне. Бойтесь рутины! Фельетон — это трюк, прием. Овладейте им, но не, позволяйте ему овладеть вами. Это необходимый этап, ибо, не научившись хорошо писать фельетоны, вы вообще не научитесь писать. Словом, вложите в работу всю себя — и тем не менее оставайтесь вне ее, над ней, оставайтесь собой. Вы понимаете, что я имею в виду? А теперь позвольте пожелать вам успеха.
Он проводил гостью до двери и крепко пожал ей руку.
— Да, вот еще что, — прервал он Эдну, не слушая её благодарностей, — прежде чем сдать рукопись в редакцию, покажите-ка ее мне. Может быть, я вам что-нибудь сумею подправить.
Директор Круга оказался грузным мужчиной воинственного вида, с тяжелой челюстью и кустистыми бровями. Лицо у него было рассеянно-недовольное, во рту торчала черная сигара.
Звали его Саймс, Эрнест Саймс, так сказали Эдне.
— Какой номер? — бросил он через плечо, даже не дав ей договорить.
— Лирические песенки, — ответила она без запинки, помня наставление Ирвина — держаться самоуверенно.
— Фамилия? — спросил мистер Саймс, едва удостаивая посетительницу взглядом.
Эдна замялась. Кинувшись очертя голову в авантюру, она не подумала о том, как назваться.
— Любую фамилию, псевдоним, — рявкнул директор нетерпеливо.
— Нэн Билейн, — вдруг выпалила Эдна в порыве вдохновения, — Б-и-л-е-й-н. Да, да, Билейн.
Директор записал фамилию новой любительницы в книжечку.
— Ладно. Будете выступать в среду и в субботу.
— А плата? — осведомилась Эдна.
— Два с половиной доллара за номер. Два выступления — пять долларов. За деньгами придете в первый же понедельник после второго выступления.
И даже не потрудившись сказать «до свидания», директор повернулся к Эдне спиной и углубился в чтение газеты — занятие, от которого его оторвали.
В среду вечером, захватив с собой Летти, Эдна пораньше явилась в театр. В кошелке она притащила свои незамысловатый костюм: выпрошенную у прачки шотландскую шаль, выпрошенную у поломойки рваную юбку и седой парик, взятый напрокат у костюмера за двадцать пять центов в вечер. Эдна решила изобразить старуху ирландку, которая поет в тоске по сыну, странствующему на чужбине.
Хоть сестры и пришли рано, за сценой стояла невообразимая кутерьма. Представление уже началось, играл оркестр, и из зала то и дело доносились взрывы аплодисментов. Вторжение любителей нарушало обычное течение закулисной жизни, новоиспеченные актеры толпились за кулисами, в коридорах, уборных, путались у всех под ногами и всем мешали. Особенно досаждали они артистам-профессионалам, которые держались особняком, как и подобает представителям высшей касты, свысока смотрели на париев-любителей и обходились с ними надменно и грубо. Эдну затерли, затолкали, на нее покрикивали. Судорожно вцепившись обеими руками в свою драгоценную кошелку, она бродила в поисках свободной уборной и в то же время старалась все подметить и все запомнить.
