Лев Толстой - Анна Каренина
успокоиться. О чем ты? Чего ты? Молчи, глупое", - обращался он к своему
сердцу. И чем больше он старался себя успокоить, тем все хуже захватывало
ему дыхание. Знакомый встретился и окликнул его, но Левин даже не узнал, кто
это был. Он подошел к горам, на которых гремели цепи спускаемых и
поднимаемых салазок, грохотали катившиеся салазки и звучали веселые голоса.
Он прошел еще несколько шагов, и пред ним открылся каток, и тотчас же среди
всех катавшихся он узнал ее.
Он узнал, что она тут, по радости и страху, охватившим его сердце. Она
стояла, разговаривая с дамой, на противоположном конце катка. Ничего,
казалось, не было особенного ни в ее одежде, ни в ее позе; но для Левина так
же легко было узнать ее в этой толпе, как розан в крапиве. Все освещалось
ею. Она была улыбка, озарявшая все вокруг. "Неужели я могу сойти туда, на
лед, подойти к ней?" - подумал он. Место, где она была, показалось ему
недоступною святыней, и была минута, что он чуть не ушел: так страшно ему
стало. Ему нужно было сделать усилие над собой и рассудить, что около нее
ходят всякого рода люди, что и сам он мог прийти туда кататься на коньках.
Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть на нее, как на солнце, но он видел
ее, как солнце, и не глядя.
На льду собирались в этот день недели и в эту пору дня люди одного
кружка, все знакомые между собою. Были тут и мастера кататься, щеголявшие
искусством, и учившиеся за креслами, с робкими неловкими движениями, и
мальчики, и старые люди, катавшиеся для гигиенических целей; все казались
Левину избранными счастливцами, потому что они были тут, вблизи от нее. Все
катавшиеся, казалось, совершенно равнодушно обгоняли, догоняли ее, даже
говорили с ней и совершенно независимо от нее веселились, пользуясь отличным
льдом и хорошею погодой.
Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити, в коротенькой жакетке и узких
панталонах, сидел с коньками на ногах на скамейке и, увидав Левина, закричал
ему:
- А, первый русский конькобежец! Давно ли? Отличный лед, надевайте же
коньки.
- У меня и коньков нет, - отвечал Левин, удивляясь этой смелости и
развязности в ее присутствии и ни на секунду не теряя ее из вида, хотя и не
глядел на нее. Он чувствовал, что солнце приближалось к нему. Она была на
угле и, тупо поставив узкие ножки в вы ботинках, видимо робея, катилась к
нему, Отчаянно махавший руками и пригибавшийся к земле мальчик в русском
платье обгонял ее. Она катилась не совсем твердо; вынув руки из маленькой
муфты, висевшей на снурке, она держала их наготове и, глядя на Левина,
которого она узнала, улыбалась ему и своему страху. Когда поворот кончился,
она дала себе толчок упругою ножкой и подкатилась прямо к Щербацкому; и,
ухватившись за него рукой, улыбаясь, кивнула Левину. Она была прекраснее,
чем он воображал ее.
Когда он думал о ней, он мог себе живо представить ее всю, в
особенности прелесть этой, с выражением детской ясности и доброты, небольшой
белокурой головки, так свободно поставленной на статных девичьих плечах.
Детскость выражения ее лица в соединении с тонкой красотою стана составляли
ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил; но, что всегда, как
неожиданность поражало в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных
и правдивых, и в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина в
волшебный мир, где он чувствовал себя умиленным и смягченным, каким он мог
запомнить себя в редкие дни своего раннего детства.
- Давно ли вы здесь? - сказала она, подавая ему руку. -
Благодарствуйте, - прибавила она, когда он поднял платок, выпавший из ее
муфты.
- Я? я недавно, я вчера... нынче то есть... приехал, - отвечал Левин,
не вдруг от волнения поняв ее вопрос. - Я хотел к вам ехать, - сказал он и
тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. -
Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.
Она внимательно посмотрела на него, как бы желая понять причину его
смущения.
- Вашу похвалу надо ценить. Здесь сохранились предания, что вы лучший
конькобежец, - сказала она, стряхивая маленькою ручкой в черной перчатке
иглы инея, упавшие на муфту.
- Да, я когда-то со страстью катался; мне хотелось дойти до
совершенства.
- Вы все, кажется, делаете со страстью, - сказала она улыбаясь. - Мне
так хочется посмотреть, как вы катаетесь. Надевайте же коньки, и давайте
кататься вместе.
"Кататься вместе! Неужели это возможно?" - думал Левин, глядя на нее.
- Сейчас надену, - сказал он,
И он пошел надевать коньки.
- Давно не бывали у нас, сударь, - говорил катальщик, поддерживая ногу
и навинчивая каблук. - После вас никого из господ мастеров нету. Хорошо ли
так будет? - говорил он, натягивая ремень.
- Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, - отвечал Левнн, с трудом
удерживая улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице. "Да, - думал он,
- вот это жизнь, вот это счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься
вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я
счастлив, счастлив хоть надеждой... А тогда?.. Но надо же! надо, надо! Прочь
слабость!"
Левин стал на ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика
льду, выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною своею
волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью,
но опять ее улыбка успокоила его.
Она подала ему руку, и они пошли рядом, прибавляя хода, и чем быстрее,
тем крепче она сжимала его руку.
- С вами я бы скорее выучилась, я почему-то уверена в вас, - сказала
она ему.
- И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, - сказал он, но
тотчас же испугался того, что сказал, и покраснел. И действительно, как
только он произнес эти слова, вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо ее
утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица,
означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка.
- У вас нет ничего неприятного? Впрочем, я не имею права спрашивать, -
быстро проговорил он.
- Отчего же?.. Нет, у меня ничего нет неприятного, - отвечала она
холодно и тотчас же прибавила:- Вы не видели mademoiselle Linon?
- Нет еще.
- Подите к ней, она так вас любит.
"Что это? Я огорчил ее. Господи, помоги мне!" - подумал Левин и побежал
к старой француженке с седыми букольками, сидевшей на скамейке. Улыбаясь и
выставляя свои фальшивые зубы, она встретила его, как старого друга.
- Да, вот растем, - сказала она ему, указывая глазами на Кити, - и
стареем. Tiny bear уже стал большой!- продолжала француженка, смеясь, и
напомнила ему его шутку о трех барышнях, которых он называл тремя медведями
из английской сказки. - Помните, вы, бывало, так говорили?
Он решительно не помнил этого, но она уже лет десять смеялась этой
шутке и любила ее.
- Ну, идите, идите кататься. А хорошо стала кататься наша Кити, не
правда ли?
Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго, глаза
смотрели так же правдиво и ласково, но Левину показалось, что в ласковости
ее был особенный, умышленно спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о
своей старой гувернантке, о ее странностях, она спросила его о его жизни.
- Неужели вам не скучно зимою в деревне? - сказала она.
- Нет, не скучно, я очень занят, - сказал он, чувствуя, что она
подчиняет его своему спокойному тону, из которого он не в силах будет выйти,
так же, как это было в начале зимы.
- Вы надолго приехали? - спросила его Кити.
- Я не знаю, - отвечал он, не думая о том, что говорит. Мысль о том,
что если он поддастся этому ее тону спокойной дружбы, то он опять уедет,
ничего не решив, пришла ему, и он решился возмутиться.
- Как не знаете?
- Не знаю. Это от вас зависит, - сказал он и тотчас же ужаснулся своим
словам.
Не слыхала ли она его слов, или не хотела слышать, но она как бы
спотыкнулась, два раза стукнув ножкой, и поспешно покатилась прочь от него.
Она подкатилась к m-lle Linon, что-то сказала ей и направилась к домику, где
дамы снимали коньки.
"Боже мой, что я сделал! Господи боже мой! помоги мне, научи меня", -
говорил Левин, молясь и вместе с тем чувствуя потребность сильного движения,
разбегаясь и выписывая внешние и внутренние круги.
В это время один из молодых людей, лучший из новых конькобежцев, с
папироской во рту, в коньках, вышел из кофейной и, разбежавшись, пустился на
коньках вниз по ступеням, громыхая и подпрыгивая. Он влетел вниз и, не
