Бертольд Брехт - Трехгрошовый роман
После получасовых блужданий Мэкхит потерял терпение и резко сказал Полли:
– На ближайшем углу мы вылезем и зайдем в первый попавшийся дом. Дальше так плутать не имеет смысла!
Он действительно вышел из кареты, и остальные последовали его примеру.
Дом, к которому они подошли, был обнесен высокой оградой и казался довольно большим, хотя из-за тумана трудно было более точно установить его размеры. Ограда тянулась на большом расстоянии; они долго не могли найти ворот.
Когда путники наконец нашли их, оказалось, что они попали в тюрьму Олд Бейли.
Смеясь, они вернулись на мостовую и, перешучиваясь, разместились по каретам. Теперь всем стало ясно, что они окончательно заблудились.
Совершенно случайно наехали еще на одного полисмена; узнав, что господа имеют пригласительные билеты на панихиду в церкви Святой Троицы, он проводил кареты до угла, откуда можно было ехать напрямик.
Они опоздали больше чем на час.
На площади перед церковью, кроме нескольких нищих-инвалидов, почти никого не было.
Пичем высунулся из кареты и недоверчиво осмотрел паперть. Два-три десятка его людей стояли там, жалкие, промокшие.
Он отвел одного из них в сторону и узнал, что, хотя Бири слишком поздно прибежал на сборный пункт, демонстрация все равно не состоялась. Рано утром вспыхнуло настоящее восстание. Нищие побросали плакаты и заявили, что в такой оживленный день они желают работать, а не ходить с плакатами.
– Своя рубашка ближе к телу, – говорили они, – не надо привлекать внимание полиции. Сегодня население готово уделить кое-какую мелочишку бедным солдатам, чтобы у них не пропало желание жертвовать своими конечностями для величия и процветания Англии. А от нас требуют, чтобы мы обвиняли абсолютно чужих нам людей, заседающих в правительстве, в том, что они нас преследуют. Пора подумать и о деле! Завтра солдат, просящих подаяния, опять будут отправлять в полицейский участок, а сегодня их чествуют. Не каждый день бывают кораблекрушения. Против лихоимства мы успеем протестовать и в дни затишья.
Так или примерно так рассуждали они, разбегаясь.
Они распределили между собой все позиции на прилегающих улицах. Но туман сильно препятствовал их работе. То и дело по ошибке они обращались не к родственникам погибших, дававшим довольно щедро, а к многочисленным представителям правительства.
Облегченно вздохнув, Пичем вошел в церковь.
Церковь была наполовину пуста. Высокие колонны были обвиты крепом. Перед амвоном лежали большие венки.
Панихида еще не начиналась.
Рота солдат тоже еще не прибыла. Она ощупью пробиралась по Челси и уперлась в Темзу. Солдаты чуть не попадали в воду. Ругаясь, они пошли обратно. Они были назначены нести почетный караул и охранять утонувших товарищей от неистовства черни, а не от неистовства водных стихий.
Наконец они добрались до церкви; оказалось, что еще не прибыло духовенство. В тумане оно сбилось с пути и попало на городские бойни. Епископ, у которого в кармане лежала проповедь, посвященная памяти погибших героев, заблудился в поисках швейцара и в полном отчаянии бегал по узким проходам, по которым обычно гнали на убой скот. Сторожа нашли его в овечьем загоне.
По прибытии духовенства началась панихида по жертвам катастрофы, после чего должно было состояться чествование героев войны.
Власти уже съехались. Мэкхит увидел Брауна; тот сидел рядом с важным чиновником, портрет которого Мэкхиту часто попадался в журналах. Он радовался, что Браун кажется публике таким недоступным, и гордился им.
Господин, сидевший рядом с Брауном, был Хейл. Пичем сразу же узнал его. Карета Брауна столкнулась в тумане с каретой Хейла. Они решили, что вдвоем легче будет ориентироваться, и приехали в церковь вместе.
Скамьи для публики были все еще наполовину пусты. На родственников погибших не приходилось особенно рассчитывать, а сотни людей, чьи близкие находились на фронте, не успели заблаговременно добраться до церкви.
Они блуждали – по большей части жены и матери – по улицам столицы и спрашивали на каждом углу, а иногда и в домах и лавках, где происходят панихида и чествование героев.
После музыкальной увертюры, создавшей соответственное настроение, выступил епископ, все еще дрожавший после приключения на бойне. Проповедь свою он начал с Христовой притчи о десяти фунтах.
Сперва он прочел эту притчу из Евангелия от Луки, начинающуюся словами: «Некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться».
Человек этот дал каждому из своих рабов по мине, то есть по фунту серебра, и сказал им, чтобы они пустили их в оборот, пока он не возвратится. Когда он возвратился, первый раб сказал ему, что его мина принесла десять мин. Человек высокого рода дал ему в управление десять городов. Второму рабу мина принесла пять мин, и он получил в управление пять городов. А третьему мина не принесла ничего. Тогда человек высокого рода отнял у него мину и отдал ее имеющему десять мин. «Всякому имеющему дано будет, – сказал он, – а у неимеющего отнимется и то, что имеет».
Так гласила притча, и епископ построил на ней свою проповедь.
– Друзья мои, – начал он, – ужасная гибель транспортного судна «Оптимист» в Ла-Манше подняла в нашей стране волну патриотизма. Катастрофа, потрясшая нашу страну, как бы открыла ей глаза на ее высокую миссию, о которой она уже начала забывать, пока в прошлый четверг читатели утренних газет не нашли за завтраком около своего прибора ужасную весть о несчастье, поразившем Англию.
Что я понимаю под словами: «открыла глаза»? Друзья мои, все события жизни – а ведь жизнь складывается из событий – можно рассматривать снаружи и изнутри. У всякого происшествия – в том числе и у нашей катастрофы – есть видимый смысл и смысл скрытый. И есть люди, которые видят то, что впереди, но не видят того, что позади. Но скрытый-то смысл и есть самое главное. Только тот, кто видит его, видит жизнь.
И вот, возлюбленные друзья мои, я вас спрашиваю: в чем заключается скрытый смысл катастрофы, постигшей нас?
Епископ откинулся назад; он стоял, возвышаясь над толпой. Смелым, открытым взором он обвел всю церковь у своих ног: представителей власти, офицеров морского ведомства во главе с Хейлом, дельцов и родственников фронтовых солдат.
– Друзья мои, – продолжал он, закончив осмотр, – господин, о котором говорится в нашей притче, – строгий хозяин. Он требует возврата ссуженных денег с процентами и процентами на проценты. В этих делах он шутить не любит. Раба, что возвращает ему только фунт серебра, он выбрасывает во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубовный. Да, друзья мои, Бог – ибо человек высокого рода из притчи и есть наш. Господь – строгий, хозяин и требует процентов. Но, друзья мои, он в то же время и справедливый хозяин. Не от каждого из рабов своих он требует одинаковых процентов. С одного он берет десять мин, или фунтов, а с другого и пять. Он берет, что ему дают. Только ничто третьего, ленивого, нерадивого, лукавого раба он отвергает. Этого человека он увольняет. У этого человека отнимается и то, что он имеет, то есть тот фунт, который все получили от хозяина в виде основного капитала. Глубочайший же смысл этой притчи заключается в ошеломляющей истине: каждому по его достоянию.
Я хотел бы сказать, кстати, два слова о самом понятии «фунт». В Священном Писании имеются два разночтения притчи, о которой мы говорили. В одном месте говорится о фунте серебра, в другом – о таланте. Слово талант имеет двоякое значение: во-первых, оно означает крупную серебряную монету в Древней Греции, а во-вторых, – духовный дар. Двойной смысл этот, как мне кажется, прекрасен. Духовный дар – это деньги, труд – это благосостояние. Но это только так, между прочим.
Друзья мои, на Земле мы на каждом шагу сталкиваемся с неравенством. Человек вступает в жизнь беспомощным голым комочком. В этом состоянии он ничем не отличается от прочих грудных младенцев. Но через некоторое время разница дает себя знать. Один остается на низшей ступени, другой продолжает развиваться. Он умней, чем окружающие его люди, прилежней, бережливей, энергичней, он опережает их в своей работе. И он становится богаче, могущественней, он более уважаем, чем они. Так возникает неравенство. Как же ко всему этому относится Господь?
Расценивает ли он людей в зависимости от их общественного положения и способностей? Любит ли он того, кто многого достиг, больше, чем того, кто может похвастаться лишь скромными успехами? Нет, друзья мои, Бог этого не делает. Он вознаграждает каждого в меру достигнутого им: одному – десять городов, другому – пять, кто сколько заслужил, но в остальном он не делает между ними никакой разницы. В остальном все его рабы одинаково дороги ему. И это-то и есть, возлюбленные мои друзья, равенство перед Богом.
