Джейн Остен - Мэнсфилд-парк
— Сам не знаю, как это получается, — сказал он, — но, похоже, в отцовском доме нам недостает иных милых твоих обыкновений и упорядоченности. Там всегда неразбериха. Я уверен, ты все переменишь к лучшему. Ты расскажешь маменьке, как всему надлежит быть, и очень будешь полезна Сьюзен, и станешь заниматься с Бетси, и сумеешь снискать любовь и послушание мальчиков. Какой ты внесешь в семью порядок и уют!
К тому времени, когда пришел ответ миссис Прайс, им оставалось провести в Мансфилде считанные дни; и в один из этих дней молодые путешественники несколько времени были в немалой тревоге касательно своей поездки, оттого что, едва стали обсуждать, каким образом они поедут, и тетушка Норрис поняла, что все ее попытки сберечь деньги зятя оказались напрасны и, вопреки ее желанию и намекам, чтоб дорога Фанни обошлась подешевле, они поедут на почтовых, едва она увидела, как сэр Томас дает для этого деньги Уильяму, ее осенила идея, что в карете есть место для третьего пассажира, и она вдруг возжаждала поехать с ними — поехать и повидаться со своей дорогой бедняжкой сестрой Прайс. Она объявила об этом своем намерении. Надобно признать, говорила она, что она очень даже не прочь отправиться с молодежью; такая это для нее будет милость, ведь она не видалась со своей дорогой бедняжкой сестрой Прайс двадцать лет; и с помощью спутницы постарше молодежи будет легче управляться в путешествии; и как тут не подумаешь, что дорогая бедняжка сестра Прайс будет думать, как же дурно она, миссис Норрис, поступила, не воспользовавшись таким случаем.
От одной мысли, что тетушка Норрис будет их спутницей, Уильям и Фанни пришли в ужас. Весь уют предстоящего им уютного путешествия был бы загублен. Горестно смотрели они друг на друга. Часа два длилась неопределенность. Никто не вмешивался — не поддержал и не разубеждал тетушку Норрис. Ей предоставили все решить самой; к безмерной радости ее племянника и племянницы, она вдруг вспомнила, что сейчас в Мэнсфилд-парке без нее никак не обойтись: ведь она слишком нужна сэру Томасу и леди Бертрам и потому не может позволить себе оставить их даже на неделю, а значит, надобно пожертвовать всяким иным удовольствием ради удовольствия быть им полезной, — на том дело и кончилось.
В действительности же она спохватилась, что, хотя в Портсмут ее доставят задаром, на обратный путь хочешь не хочешь придется раскошелиться самой. Итак, ее дорогую бедняжку сестру Прайс ждет глубокое разочарование оттого, что миссис Норрис упускает столь удобный случай; и, видно, предстоят еще двадцать лет разлуки.
Отъезд Фанни, эта ее поездка в Портсмут отразились и на планах Эдмунда. Ему, как и его тетушке, пришлось принести себя в жертву Мэнсфилд-парку. Он собирался примерно в эту пору поехать в Лондон, но нельзя же оставить отца и мать как раз тогда, когда им и без того неуютно, потому что их оставили все, в ком они всего более нуждаются; и сделав над собой усилие, что далось ему не без труда, но чем он не возгордился, он еще на неделю-другую отложил поездку, которую предвкушал в надежде, что благодаря ей навсегда обретет счастье.
Он сказал об этом Фанни. Она знала уже так много, пусть же узнает все. Такова была суть еще одной доверительной беседы о мисс Крофорд, и эта беседа подействовала на Фанни тем сильней, что она чувствовала: в последний раз они говорят о мисс Крофорд более или менее свободно. После еще один только раз Эдмунд о ней упомянул. Вечером леди Бертрам наказывала племяннице, чтоб та написала скоро по приезде и писала бы часто, и сама обещала исправно отвечать; а Эдмунд улучил минутку и шепнул:
— И я буду тебе писать, Фанни, когда будет о чем рассказать. О том, что тебе приятно будет узнать и что, кроме как от меня, ты не скоро услышишь.
Даже если б она сомневалась, что он имеет в виду, она по его просиявшему лицу сразу бы это поняла, когда подняла бы на него глаза.
Подобное письмо надобно постараться встретить во всеоружии! Чтобы ждать письма от Эдмунда с ужасом! Фанни начала понимать, что с ходом времени и в различных обстоятельствах ее мнениям и чувствам еще предстоит меняться, этого не избежать в нашем переменчивом мире. Еще не полностью она испытала превратности, сужденные душе человеческой.
Бедная Фанни! Ехать ей и хотелось и не терпелось, однако же этот последний вечер в Мэнсфилд-парке не мог стать для нее тяжким испытанием. При расставанье сердце ее разрывалось. Она оплакала здесь каждую комнату, а уж того более — каждого любимого обитателя этого дома. Она прильнула к тетушке, ведь той будет ее недоставать; борясь с рыданьями, поцеловала руку дядюшки, ведь она вызвала его неудовольствие; а что до Эдмунда, подойдя к нему проститься, она не смогла ни говорить, ни поднять глаза, ни подумать, и, лишь когда все осталось позади, поняла, что он простился с нею с братской нежностью.
Все это происходило ввечеру, ибо уезжали они ранним утром; и когда оставшиеся, поубавившись в числе, встретились за завтраком, об Уильяме и Фанни говорили как о тех, кто уже на шаг отдалился от них.
Глава 7
Новизна путешествия и радость быть с Уильямом вскорости, когда уже изрядно отъехали от Мэнсфилд-парка, как и следовало ожидать, рассеяли грусть Фанни, и к тому времени, когда первая часть пути осталась позади и надобно было покинуть карету сэра Томаса, она уже способна была распрощаться со старым кучером и безо всякого уныния послать всем приличные случаю приветы.
Приятным разговорам между братом и сестрою не было конца. Все веселило ликующего Уильяма, и он дурачился, перемежая шутками беседу о материях более серьезных, которая если не начиналась, то уж непременно кончалась восхвалениями «Дрозда», догадками о том, что кораблю предстоит в ближайшее время, надеждами, что он войдет в состав армады для участия в серьезном бою, благодаря которому (особенно если старший лейтенант не будет помехой — а со старшим лейтенантом Уильям сейчас особенно не церемонился) он быстро получит следующий чин, или расчетами на призовые деньги, которые он щедро раздаст семье, оставив лишь столько, сколько понадобится, чтоб сделать удобным и уютным домик, где они поселятся с Фанни, когда станут уже немолоды, и проживут там вместе до глубокой старости.
О Фанниных теперешних тревогах, которые касались мистера Крофорда, они не говорили. Что произошло, Уильям знал и в душе сетовал на холодность сестры к человеку, которого числил едва ли не образцом среди людей; но он был в том возрасте, когда любовь превыше всего, и потому не мог ее винить; и, зная ее желание на сей счет, не стал ее огорчать ни малейшим намеком.
У ней были причины думать, что Крофорд еще не позабыл ее. За три недели, которые прошли с их отъезда из Мэнсфилда, его сестра несколько раз писала к ней, и в каждом письме оказывалось несколько строк от него, пылких, недвусмысленных, как его речи. Переписка эта, как Фанни и опасалась, была неприятнейшего для нее свойства. Манера письма мисс Крофорд, живая и нежная, была сама по себе злосчастьем, ибо, мало того что приходилось читать и строки, прибавленные пером ее брата, еще и Эдмунд не успокаивался, пока она не прочитает ему все самое существенное, и после она вынуждена была выслушивать его восторги касательно языка и сердечной привязанности к ней мисс Крофорд. По правде сказать, письма так были полны особого смысла, намеков, воспоминаний, так много места в них занимал Мэнсфилд, — как тут было не предположить, что они на то и рассчитаны, чтоб он их услышал; и вынужденная в этом участвовать, втянутая в переписку, которая приносит признания человека нелюбимого и заставляет поддерживать враждебную ей страсть того, кого она любит, Фанни чувствовала себя жестоко оскорбленной. И в этом тоже теперешний переезд благодетелен. Когда она не будет более под одной крышей с Эдмундом, у мисс Крофорд, без сомненья, не окажется столь важных причин писать, чтобы она стала себя утруждать, и в Портсмуте их переписка сойдет на нет.
Поглощенная подобными мыслями и тысячами других, Фанни продолжала путешествие весело, благополучно, с той скоростью, на какую разумно было надеяться в слякотный месяц февраль. Они въехали в Оксфорд, но на колледж Эдмунда Фанни успела бросить лишь торопливый взгляд, так как они проезжали мимо и ни разу не останавливались до самого Ньюбери, где уютной трапезой, соединившей в себе обед и ужин, завершился этот отрадный и утомительный день.
Утро опять проводило их в путь спозаранку; и безо всяких событий и помех они исправно продвигались вперед и достигли окрестностей Портсмута еще засветло, так что Фанни могла смотреть по сторонам и дивиться новым строениям. Они миновали разводной мост и въехали в город; и только еще начинало смеркаться, когда, следуя громогласным указаниям Уильяма, почтовая карета с грохотом свернула с главной улицы в проулок и остановилась перед домишком, который теперь занимал мистер Прайс.
