Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика
Второе: мы утверждаем, что капитализм ни в каких своих проявлениях на современной стадии не может быть прогрессивен, ибо он требует войны, как сбыта продукции, войны, как захвата, с уничтожением населения, новых территорий, войны, как способа порабощения рабочих масс, войны, как непрерывного передела мира. Капитализм - война - смерть - синонимы.
Народы против войны, несущей безумие разрушения, физическое уничтожение миллионов человеческих жизней. Народы хотят мира, и надо, пока еще не поздно, твердой рукой схватить за узду коня войны.
ЧТО ТАКОЕ МАЛЕНЬКИЙ РАССКАЗ
Я говорю только о своем опыте. Предположим, имеется какой-то накопленный материал - наблюдения жизни, изучения истории и т. п. Имеется цель: для чего и во имя чего должен быть использован материал. Имеется творческое желание. И все же этого всего еще недостаточно.
Нужно найти сюжет. Удачно найденный сюжет организует, - иногда мгновенно, буквально в несколько секунд, будто капля какого-то едкого реактива, - все хаотическое нагромождение мыслей и наблюдений и знания.
Сюжет - это счастливое открытие, находка. Придумать его, сидя за столом в табачных облаках, устремясь точками зрачков на чернильницу, нельзя. Сюжет всегда приходит из шума жизни, из живой борьбы сегодняшнего дня. Сюжет - это, не поймите меня вкривь и вкось, - это массовый анекдот, весь еще сырой и животрепетный. Он может еще и не облечься в словесную форму и не ходить из уст в уста. Но - сказанный - будет понят массами, он - ключ к раскрытию какого-то социального противоречия. Такова его природа. За ним писатель отправляется на охоту, - за этой пестрой птичкой счастливой удачи.
Сюжет, как всякий анекдот (опять подчеркиваю, - анекдот не как игра слов, но как предельный по лаконизму рассказ о столкновении фактов), не может мыслиться только как причина и следствие, действие и результат, сила, приложенная к данной среде, и вытекающие отсюда последствия и т. д. В сюжете всегда должна быть запятая и "но". К данной среде прикладывается сила, но возникает противосила и получается неожиданный (или заранее обреченный, роковой) результат. Элемент неожиданности, или - в другом случае - обреченности, и составляет соль анекдота - сюжета. На крайних полярных точках в искусстве неожиданность порождает комедию положений, обреченность - трагедию античную (борьбы героя за обреченный гибели класс) и трагедию предварения революции, обреченной на неудачу в данном этапе.
С этой пойманной пестрой птичкой - сюжетом писатель может расправиться разными способами, в зависимости от значимости сюжета и от величины материала, и, наконец, от самих внутренних свойств художника.
Сюжет можно запустить, как организующие дрожжи, в большой материал эпопеи, романа, пьесы, повести. Сюжет можно использовать непосредственно в чистом виде, живописно рассказав его, выявив четко весь его социальный смысл.
В этом последнем случае получим новеллу - маленький рассказ. Молодые писатели часто относятся пренебрежительно к такой как будто малой форме. Действительно, во всемирной литературе девятнадцатый век дал много дурных примеров ложной новеллы. Это либо натуралистический отрывок, посоленный гуманитарной идейкой, гражданским негодованием, либо бесформенная лирика стихотворения в прозе, порождение помещичьей лени (молодые писатели часто пробуют силы в этой импотентно-мечтательной форме, я сам был грешен), либо урбанистические, индивидуалистические повестушки, пригодные разве для изучения гнилостных бактерий буржуазной культуры. Все эти примеры снижают значение новеллы.
Новелла возникла в средние века. Горожанин, зажатый в узких уличках бурга между католическим собором и замком феодала, сочинял ядовитые анекдотики, направленные жалом против церкви и феодала. Это были первые птички Ренессанса и буржуазных революций. Новеллисты Ренессанса придают этим анекдотам литературную форму. Семнадцатый век вливает в них горячую кровь жизни и политики. Они пышно расцветают в драматургию восемнадцатого века.
Новелла - труднейшая форма искусства. В большой повести можно "заговорить зубы" читателю превосходными описаниями, остроумными диалогами, - мало ли чем... Здесь же вы весь на ладони. Вы должны быть умны, вы должны быть значительны, - малая форма не освобождает вас от большого содержания. Вы должны быть лаконичны, как поэт в сонете, но лаконичность должна получаться от концентрации материала, от выбора только самого необходимого. Архитектонически новелла должна быть построена с запятой и "но". Должна быть законченным произведением. Новелла - лучшая школа для писателя.
АКАКИЙ ЦЕРЕТЕЛИ
(К столетию со дня рождения)
Двадцать пять лет назад, в самый разгар империалистической войны, мне довелось быть свидетелем похорон Акакия Церетели. Я видел, как осиротелый грузинский народ прощался с любимым поэтом, лежавшим в хрустальном гробу, как он оплакивал этого удивительного человека, которого любили и знали даже в самых глухих селениях. Тогда я понял, чем был для своего народа Акакий Церетели.
Через шесть лет после его смерти рабочие и крестьяне Грузии вслед за своими русскими собратьями разорвали оковы. Слились воедино мечты лучших людей нашей многонациональной родины. Наша страна вышла на путь жизни, силы и творчества. Сбылось пророчество Акакия Церетели, который еще в 1881 году говорил:
Я вижу, словно с вышки башенной,
Родную землю разукрашенной.
Я вижу рай, - кусты жасминные,
Я слышу песни соловьиные.
И шепчут звезды, в небе плавая:
"Свободен край, покрытый славою,
Дороги горя ныне пройдены,
Заре открыты двери родины".
Творческая сила народов нашей родины долгие и долгие века была прикована, как Прометей к угрюмым скалам. Ее терзала национальная рознь, разжигаемая искусственно... Сегодня Прометей раскован, чтобы совершить то, что даже аттической поэзии уже казалось сказкой о невозвратно отошедшем золотом веке. Творческие силы народов нашей родины осуществляют золотой век на земле. Прометей несет жизни - идеи коммунизма.
Мы, русские писатели и поэты, и вместе с нами весь русский народ знаем, как велики духовные и материальные богатства, духовные и материальные возможности наших братских народов. И среди них мы особенно любим и ценим прекрасную Грузию и сокровища грузинской культуры. Они открылись перед нами как древние сказочные клады.
Как бы радовался дружбе наших народов Акакий Церетели! В годы, когда царские чиновники натравливали друг на друга народы Закавказья, Церетели чтил и переводил азербайджанского драматурга и писателя Мирза-Фатали Ахундова, дружил с Ованесом Туманяном и Ваганом Терьяном, а к лучшему своему другу, армянскому драматургу Габриэлю Сундукьяну обращался с такими словами:
Ты - армянин, а я - грузин,
И все же братья мы родные,
И край родной у нас один
Кавказа выси ледяные.
А разве не замечательна встреча молодого Акакия с Тарасом Шевченко? Это было около 1860 года. Студент Петербургского университета Акакий Церетели встретился в квартире историка Н. И. Костомарова с только что возвратившимся из ссылки Тарасом Шевченко, которому понравился молодой, умный, пылкий грузин. Шевченко расспрашивал Акакия о прошлом Грузии, о положении грузинского крестьянства. "Разошлись мы друзьями, дав друг другу обещание встречаться почаще... Признаюсь, я в первый раз понял с его слов, как надо любить родину и свой народ", - писал впоследствии об этой встрече Акакий Церетели.
Живут, не умирают и не умрут его стихи, поэмы, драмы, полные горячей, трепетной любви к родине. Он был верным сыном прекрасной Грузии. Такими поэмами, как "Торнике Эристави", "Баграт Великий", "Натэла" и "Наставник", он питал, будил среди грузин любовь к отчизне. И вместе с тем мудрый Акакий чужд национальной ограниченности. Одно из стихотворений, обращенных к Сундукьяну, начинается так:
"Добра желаю всем, без различия национальности, кто является истинным человеком и чье сердце горит огнем правды. И нет для меня большей радости, чем общение и братская дружба с ним!.."
Эта широта и прекрасная любознательность, это уважение к культуре других народов открыли Акакию Церетели пути к лучшим источникам русской литературы. Он ценил и хорошо знал творчество Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Герцена, Некрасова, Льва Толстого. И он много почерпнул из литературного наследия русских собратьев. Свою поэтическую деятельность Акакий начал с переводов из Лермонтова, он посвятил стихи памяти Гоголя и писал глубоко содержательные статьи о Льве Толстом после его смерти.
Как общественник и политический деятель Акакий Церетели вырос и возмужал в 60-е годы XIX столетия. Ему были близки передовые идеи лучших людей его времени - Чернышевского, Добролюбова. Со вниманием он следил за развитием освободительного движения на Западе и в России. Вместе с Ильей Чавчавадзе он был просветителем молодой грузинской интеллигенции. О своем творчестве он высказывался сурово и скромно:
