Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие
— Да, идемте, — сказал Лайонел.
И они направились в потайной каземат, куда заключают посетительниц клуба. Джейн поймала себя на странном и неприятном чувстве. Проанализировав его, она пришла к выводу, что это ярость, крайнее возмущение, негодование, досада, бешенство и прочие эмоции, которые в «Словаре синонимов и сходных по смыслу выражений» следуют за словом «гнев». Когда она думала, что Лайонел, после шести месяцев разлуки, превратил долгожданное свидание в светское мероприятие с участием бородатого Тарвина, злоба, исступленность и остервенение вскипали и скворчали в ее груди, словно яичница на сковородке у дяди Генри.
2День шел своим чередом. Джейн пообедала с Л.П. Грином и его другом Орло Тарвином. Билл пообедал со своим адвокатом. Алджи, по-прежнему в халате поверх пижамы, пообедал в Мон Репо сардинами с пивом. Кларенс Бинстед, надо думать, где-нибудь пообедал. В 3.30 Джейн села на поезд до Эшби Параден. В пять часов Генри Параден сел в шезлонг на лужайке Эшби-холла, чтобы сочинить приглашение Дж. Уэнделлу Стикни. Глаза он закрыл, чтобы лучше думалось. Задача была не из легких.
Открыв глаза, он снова принялся сочинять, но вдохновение все не приходило. Генри никогда не блистал в эпистолярном жанре. Он встал с шезлонга и заходил по лужайке, и весьма неосторожно, потому что отсюда он видел Эшби-холл — зрелище, от которого у него всегда портилось настроение. Иногда он гадал, за какой неведомый проступок вынужден нести такую суровую кару.
Одни рождаются обладателями усадеб, другие приобретают усадьбы, на третьих усадьбы сваливаются.[102] Генри принадлежал к последним. До того как стать единственным наследником Эшби-холла, он подвизался в оперетте, и лишь по смерти нескольких родственников, о чьем существовании почти не подозревал, оказался владельцем усадьбы в которой Парадены жили более четырех столетий.
В свое время это могло показаться завидным, но та счастливая пора давно миновала. Нынче Эшби-холл был не тот, что прежде, — он требовал денег, а с деньгами семье Параденов не везло вот уже несколько поколений.
Начало положил вышеупомянутый Красавчик Параден. Он практично рассудил, что, раз все равно не сохранишь, лучше тратить, пока есть, и редкий вечер не спускал за рулеткой по тысяче гиней. Кроме того, он немало потратился, спалив как-то в подпитии первоначальную елизаветинскую усадьбу и воздвигнув на ее месте нечто, напоминающее отчасти дворец принца-регента в Брайтоне, отчасти — средневековую крепость. Местные острословы называли это сооружение не иначе, как «Замок». Сам Генри люто ненавидел дом и часто с ностальгией вспоминал меблированные квартиры для артистов в Миддлсборо и Хардерсфилде.
Некоторое время он с тоской созерцал уродливую постройку, потом, философски рассудив, что ее не исправить, снова сел и начал письмо. «Дорогой мистер Стикни»
Начало было многообещающее, но дальше дело почему-то не клеилось. Знай он, что собирает дальний родственник, все было бы очень просто. Как поживают первые издания, спросил бы он. Купили ли вы в последнее время какие-нибудь интересные марки? Или, дорогой мистер Стикни, как бы я хотел взглянуть на ваших тропических рыбок. Однако все эти пути были закрыты. Генри мог только жевать авторучку — занятие, редко приносящее удовольствие, ибо ручки делаются из твердого материала и плохо пригодны для жевания.
Он все еще размышлял и нисколько не продвинулся, когда на страницу легла тень, и, подняв глаза, он увидел свою племянницу Джейн.
Она смотрела на дядю с ласковым одобрением, думая, как всегда при встрече, какой же он красивый и необычный. Генри хоть и разменял шестой десяток, был так же строен, что и в ту пору, когда каждое утро и каждый вечер исполнял по три танцевальных номера с субреткой. Это всегда была субретка, потому что он так и не поднялся выше второго актера на роль молодых людей. Последнее обстоятельство ничуть его не угнетало. Было бы здоровье и зарплата по пятницам, и что еще человеку нужно?
— Здравствуй, юная Джейн, — сказал он. — Я чуть не встретил тебя на станции, но мне надо написать это чертово письмо. Кухарку нашла?
— Да.
— А остальных?
— До последней горничной.
— Молодчина. Великий организатор, наша Джейн. Алджи видела?
— Видела. Страшное зрелище.
— Как он поживает?
— Превосходно. Беспечен и весел. Живет у друга по имени Билл. Я отдала ему твою пятерку.
— С моим проклятием?
— Да.
— Если бы он пошел работать!
— Так я и сказала, а он ответил, что нет времени. Слишком много великих замыслов.
— Чтоб ему пусто было. Я очень люблю Алджи, но повторяю — чтоб ему пусто было. Что больше всего бесит — вполне может быть, что он однажды и впрямь сделает состояние, хороши же мы тогда будем. От этих Алджи всего можно ждать. Он напоминает мне одного малого, про которого я читал. Он назанимал денег и все до цента вложил в резину. Друзья пытались его урезонить. Ты что-нибудь знаешь о резине? Да, в детстве я как-то купил резинку, чтобы стирать карандаш. Ты изучала рынок резины? Никогда не думал, что существует отдельный рынок, свою я купил в писчебумажной лавке. Он вложил все деньги и через неделю получил прибыль в пять тысяч фунтов. Алджи такой. Потрясающий малый. Полагаю, ты с трудом отговорила его пойти с тобой на обед.
— Нет, он не набивался.
— Удивительно. Бесплатный обед, а он не набивается. Кстати, как встреча?
Джейн поморщилась.
— Не очень.
— Что такое?
— Я тебе скажу, что! — вскричала Джейн, радуясь возможности облегчить душу. Уж если и рассказывать про свои горести, то именно Генри. — Ты не поверишь. Знаешь, сколько я не виделась с Лайонелом?
— Шесть месяцев, да?
— Примерно. И вот, я прихожу в его отвратительный клуб, думая, что мы уютненько посидим и уютненько побеседуем вдвоем, и первым делом слышу, что он пригласил друга.
— Что?!
— Своего партнера, мистера Тарвина.
— Шутишь!
— Ничуть.
— Удивительно.
— Мне тоже это показалось странноватым. И сам он как-то переменился.
— В каком смысле? — спросил Генри, думая про себя, что любая перемена в Лайонеле Грине может быть только к лучшему.
— Он был какой-то встревоженный. Как будто ему не. по себе. Почти ни слова не проронил. Ладно, хватит об этом. Кухарка приедет завтра, остальные — дня через два.
— Какая она?
— Много рекомендаций, мало обаяния. Вряд ли, когда она идет по улице, встречные мужчины восторженно замирают. Где у Диккенса была женщина, похожая на тетку Гамлета? Такая же угрюмая. Это про миссис Симмонс.
— Ну, нам не нужна развеселая кухарка.
— Нам вообще не понадобится кухарка, если твой Стикни не материализуется. Письмо закончил?
— Не совсем.
— Много написал?
— «Дорогой мистер Стикни».
— Что ж, это начало, и довольно удачное. Я помогу тебе сочинить остальное.
3После ухода сестры день Алджи и дальше проходил в покое и довольстве. В шесть часов, когда вернулся Билл, его друг вновь возлежал на диване, и не встал, а только благожелательно помахал рукой.
— Ах, Билл, — сказал он. — Ты чуть-чуть разминулся с моей сестрой. Часов на семь. Она ушла примерно в половине двенадцатого.
— Не знал, что у тебя есть сестра.
— Уже давно. Ну, какие новости? Как твой адвокат?
— Почти как всегда, только сегодня он пригласил меня пообедать.
Алджи покачал головой.
— Не нравится мне это. Сдается мне, он тебя обрабатывает. Не давай ему ни пенни. Держись за свои деньги, как приклеенный. И вот, кстати, добавь к ним.
— Что это?
— Казначейский билет на пять фунтов, пожертвованный моим дядюшкой.
— Оставь себе.
— Нет уж, возьми. Я не буду себя уважать, если не разделю с тобой бремя домашних расходов.
— Ну, хорошо, раз так, — нехотя отвечал Билл.
Он протянул руку, и Алджи испытующе на нее уставился.
— Ага! — сказал он.
— А, царапины, — сказал Билл. — Это меня… Алджи остановил его жестом.
— Можешь не рассказывать. Я всегда боялся, что это случится. Ах уж эти порывистые натуры! Когда вы встречаете девушку, которая вам нравится, вы без лишних слов хватаете ее в охапку и начинаете целовать. И что дальше? Она, как честная девушка, царапает вас до кости. И поделом. Будем надеяться, что это послужит тебе уроком.
— Между прочим, то была кошка.
— Увиливаешь? Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
— Она залезла на дерево…
— Еще чего!
— И девушка попросила ее снять. Суровость Алджи мигом растаяла.
— Билл, — сказал он, — я был не прав. Приношу всяческие извинения и беру назад свои упреки. Так это ты идиот, который залез на дерево? Сестра мне все рассказала.
Билл заметно вздрогнул.
