Роберт Стоун - В зеркалах
— Слава богу, — сказал Рейни. — Я могу уйти домой.
— Слава богу, — сказал Рейнхарт.
Рейни вошел в надвигающийся клин полицейских и упал.
«Хотел бы я знать, когда мне следует уйти домой, — подумал Рейнхарт. — Чрезмерное участие может плохо отразиться на здоровье, — размышлял он. — Это не лучше беспробудного курения травы или пьянства». Он вернулся в шатер и сел на складной стул.
В шатре стало очень жарко. Снаружи раздавался оглушительный шум, который, по мнению Рейнхарта, не мог иметь к нему никакого отношения. Все было залито оранжевым светом.
Ему померещился чей-то голос:
— Почему ты такой злой, детка?
— Да все из-за этой публики, — сказал Рейнхарт. — Не могу удержаться. Я мало от чего могу удержаться.
Он нагнулся, нащупывая на полу футляр с кларнетом. Футляр исчез. Это его встревожило, и он выпрямился. Затем ему пришло в голову, что он не приносил с собой кларнета, и он вспомнил Джеральдину.
Нет, он не приносил с собой кларнета, но, несомненно, был какой-то важный предмет снаряжения, без которого… что? Без которого все потеряно? Он пошарил в карманах, ища темные очки, но они исчезли. Во внутреннем кармане был бумажник, но, когда он потянулся за ним, его рука задела грудь и ничего не почувствовала.
Он решил не поддаваться страхам. Он открыл бумажник и пересчитал деньги, которые лежали там. Денег было много. Ну, подумал Рейнхарт, это хорошо.
Снаружи кто-то завопил.
В шатер вбежал без пиджака Фарли-моряк; он тоже держал в руках бумажник и рулончик банкнот.
— Какого черта ты здесь торчишь? — спросил его Фарли. — Валим отсюда. Или они сожгут тебя заживо.
Рейнхарт с изумлением посмотрел на Фарли.
— Время для выживания наиболее приспособленных, ребята, — сказал Фарли. — Давай займемся выживанием. Вдвоем мы перехитрим всю эту шайку и побьем ее организованностью. Попробуем пробраться через туннель. Единственный путь.
Рейнхарт подошел к двери запасного выхода.
— Полно дыма, — сказал он.
— Черт! — сказал Фарли. — Все-таки надо попробовать.
Он сунул банкноты в карман, а бумажник бросил на пол.
— Я снял с адмирала Бофслара шесть сотен. Кто бы подумал, что старый пердун расхаживает с такой наличностью! Я рассчитывал на горсть мелочишки.
— То есть как? — сказал Рейнхарт.
— Надо уметь распознавать особые ситуации и действовать соответственно, — сказал Фарли. — Его выживание — это не мое выживание, и наоборот.
Они вошли в черный дым прохода, зажав нос платком и согнувшись в три погибели, чтобы избежать наиболее горячего воздуха. Рейнхарт следовал за Фарли вдоль невидимой стены, судорожно кашляя в льняную материю. Ноги и плечи у него абсолютно онемели, основание черепа опоясывал раскаленный обруч; он осознавал только ритм бегущих ног и обжигающее прикосновение стены к своему плечу. После первого десятка метров стало прохладнее, и лампочки под потолком еще горели. Проход влился в широкое низкое помещение с наклонным бетонным полом, на котором неподвижно лежал человек в разорванном дымящемся комбинезоне. Фарли и Рейнхарт остановились возле него. Это был стадионный негр-уборщик. Пальцы мертвеца переплелись, над ключицей синела пулевая рана. Рейнхарт смотрел на рану — он страшно устал.
— Так-так, — сказал Фарли, оглядывая помещение с хладнокровной сосредоточенностью. — Пожарная лестница? Дверь? — рассуждал он вслух.
Ни лестницы, ни двери. На полу, там, где начинался новый проход, стояла корзина с красно-сине-белыми топорищами. Они взяли по топорищу и пошли дальше.
Тут лампочки не горели. Дым сгущался, становилось невыносимо жарко. Они, согнувшись, побежали по струе более прохладного воздуха у левой стены. За поворотом они снова увидели свет, бивший из распахнутой двери в стене прохода. Они услышали кашель, шепот и, бросившись на пол, поползли к открытой двери. Рейнхарт прижал голову к стене, следя за тем, как тень дыма скользит по пятну света на потолке. Потом он посмотрел на тень двери и остался вполне доволен ее формой — клин, треугольник.
— Края, — сказал Рейнхарт.
Фарли подобрался и двинулся дальше.
Края, подумал Рейнхарт, вещи с краями годятся.
Из двери в коридор шагнул какой-то человек, прижимая к глазам красный платок. Фарли выпрямился и ударил его сзади топорищем. После короткой неловкой паузы человек сел на пол и застонал. Фарли, опасливо оглянувшись на полуоткрытую дверь, ударил его еще дважды. Стало намного жарче, дым приобретал мерзкий металлический запах.
Фарли пробрался назад вдоль стены, засовывая деньги в карман.
— Не считал, — сказал он Рейнхарту. — Должно быть, порядочно.
— Кто? — спросил Рейнхарт, глядя на неподвижное тело на полу.
— Орион Бёрнс, — сказал Фарли. — Знаешь, по-моему, выход должен быть в этой комнате.
— А что там внутри?
— Не знаю. Еще какие-нибудь уроды. Кто-то их поджарил. Похоже, твой странный друг.
— Да, — сказал Рейнхарт. — Мой странный друг.
Они поползли к двери и, пригнувшись, попробовали заглянуть внутрь. Им было видно только белое пространство стены. В коридор доносился запах каменной пыли, однако в комнату наползал ядовитый черный дым.
Рейнхарт протянул руку и толкнул дверь так, что она гулко ударилась о внутреннюю стену. Они подождали. Где-то вдалеке непрерывно выла сирена; теперь они расслышали и винтовочные выстрелы. Из комнаты перед ними донесся негромкий вежливый кашель.
Рейнхарт поднял голову и увидел Мэтью Бингемона, сидевшего за деревянным столом. Рядом стоял переносной телефон, и в левой руке Бингемон держал трубку. На столе в диком беспорядке валялись ворохи разноцветных листовок, аккуратно присыпанные обломками штукатурки и кирпичным щебнем; правая рука Бингемона находилась в успокоительной близости от европейского автоматического пистолета.
— Не топчитесь в дверях, мальчики, — сказал мистер Бингемон. — Входите!
Они поднялись и осторожно вошли. Бингемон следил за ними почти приветливым взглядом. Его лицо горело юношеским радостным оживлением. Он выглядел счастливым. Обломки штукатурки выбелили половину его лица, усыпали лацканы пиджака и угнездились в тщательно уложенных волнистых волосах. Галстук он снял и повязал шею красным платком, на манер ковбоя.
— Джек Нунен не с вами? — спросил Бингемон. — Он не прячется в коридоре?
— Нет, — сказал Фарли. Он смотрел на Бингемона с почтительным страхом.
— Как вам нравится наш вечер, джентльмены? — спросил мистер Бингемон.
— Ох! — сказал Рейнхарт. — Они все на одну колодку.
— Так это был спектакль не в вашем вкусе, мелюзга? — сказал Бингемон. — Очень жаль. Теперь мы устроим парням вроде вас несладкую жизнь. Пользу свою вы уже принесли. А теперь мы очищаем атмосферу. Да-да.
— Она сейчас немного дымная, сэр, — заметил Фарли-моряк.
— Про грузовик мы не знали, — сказал Бингемон, улыбаясь. — Готов откровенно в этом признаться. Когда взбаламучиваешь ил, естественно, кое-какая крупная рыба выпрыгивает из воды. Но с этим все сейчас будет улажено. А теперь… — Он весело поглядел на Рейнхарта. — Повернись-ка, парень, и увидишь радиопередатчик. Включи его и вызови «Альфу-Джульет-Кило». Свяжешься с одним из наших ребят снаружи. Скажешь ему то, что я тебе скажу.
Рейнхарт повернулся и включил передатчик на стене.
— Все свободные машины в квадрате «Д» к номеру девятьсот двадцать первому на Люсинии… на первом этаже несколько вооруженных людей… частный жилой дом. Пожарный наряд в готовности, квадрат «Ф», центр восьмисотого квартала… — Голоса накладывались друг на друга и перебивались помехами.
— Полицейские вызовы, — сказал Рейнхарт, глядя на Фарли.
— Неважно, — сказал Бингемон. — Мы воспользуемся их волной. У нас там есть друзья. Вызывай «Альфу-Джульет-Кило».
Рейнхарт посмотрел на него.
— Пошевеливайся, Рейнхарт! — крикнул Бингемон. — Ты что, хочешь зажариться тут живьем? Мы сообщим им, где находимся, и они нас вытащат.
— А почему мы сами не можем выбраться? — спросил Фарли. — Ведь не заперто же?
— Конечно нет, черт побери, — сказал Бингемон. — Просто… имеются некоторые осложнения.
— А почему вы сами не вызовете их, сэр? — спросил Фарли более вежливо. — По телефону, который вы держите?
— Он не для того, — сказал Бингемон.
— А почему вы не положите трубку, сэр?
На лице Бингемона отразилась только легкая досада.
— Хватит глупостей, идиот, — сказал он ровным тоном.
— Рейнхарт, — сказал Фарли, — почему он не кладет трубку?
Рейнхарт посмотрел на левую руку мистера Бингемона. Он заметил, что кисть очень распухла. Как и вся рука до локтя. Мистер Бингемон сжимал трубку окостенелыми пальцами.
— А он не может, — сказал Рейнхарт.
Они все трое посмотрели на пистолет на столе мистера Бингемона. Рука, лежавшая возле него, была неподвижна. Суставы пальцев были вздуты. И по отношению к плечу мистера Бингемона она находилась в каком-то очень неестественном положении.
