Жоржи Амаду - Город Ильеус
Выборы прошли вяло: совсем не так, как проходили выборы в старые времена, — с митингами, выстрелами, беспорядками, поножовщиной. Тогда избирателей угощали водкой; работникам фазенд, приехавшим в город голосовать, раздавали новые сапоги. Такое царило оживление! А теперь? Всего только один митинг состоялся в Ильеусе; его устроила оппозиционная партия, он проходил скучно и окончился весьма печально. Когда Руи Дантас произносил речь, у него внезапно начался один из тех припадков безумия, которые теперь мучили его всё чаще и чаще, и он запел старое, забытое танго:
В эту ночь я напьюсь допьяна,
напьюсь допьяна,
чтоб всё забыть…
Зато интегралисты устраивали манифестации, митинги и собрания. Карлос Зуде, кандидатуру которого они поддерживали, только качал головой. Методы, к которым прибегали его теперешние союзники, не нравились ему, и если он использовал их симпатии, то только потому, что у него не было другого выхода. Но эти союзники были ему неприятны.
В день выборов, когда над городом уже опустились сумерки и голосование закончилось, неожиданное известие окончательно отвлекло людей от избирательной борьбы, которая и так-то не возбуждала почти никакого интереса: полковник Мигель Лима, потерявший в игре на бирже больше тысячи конто, застрелился. Карлос Зуде был избран на пост префекта Ильеуса подавляющим большинством голосов.
4
Когда первые крупные фазенды пошли с аукциона, проданные за бесценок кредиторам, город охватило волнение. Пока аукционист выкрикивал низкие цены, полковник Жанжан пытался занять у собравшихся немного денег, чтобы прокормить семью хотя бы эту неделю. На этих аукционах бывала масса людей, и всё больше не покупатели, а любопытные; единственными покупателями были экспортеры.
Обычно фазенды шли полностью в счёт долгов полковников, иногда экспортеры приплачивали ничтожную сумму, иногда, наоборот, цена фазенды не покрывала суммы долга. Так земля меняла хозяина, и экспортеры превращались в крупных помещиков. После периода падения цен, когда установилась более или менее твёрдая цена на какао — от двадцати до двадцати пяти тысяч рейс, крупнейшие фазенды сосредоточились в руках трех экспортных фирм — «Зуде, брат и K°», «Ильеусская экспортная компания по вывозу какао», «Шварц и Сильвейра». Рейхер и Антонио Рибейро тоже стали богатыми помещиками, а братья Раушнинги скупили ещё больше земель, чем они. Экспортёрам принадлежали теперь поместья, рассеянные по разным муниципальным округам — в Ильеусе, Итапире, Бельмонте, Рио-де-Контас, Итабуне и Канавиейрас. Фазенды, которые не были поглощены экспортными фирмами, были разделены, причем помещикам досталась меньшая часть. Мелкие землевладельцы вообще исчезли. Отныне экспортёры превратились в крупнейших плантаторов. Наконец-то они завладели корнями земли, которые протянулись по всей зоне какао. В годы падения цен экспортеры были единственными людьми, проезжавшими по дорогам и городским улицам в роскошных автомобилях.
Только для их удовольствия, — и главным образом для Карбанкса, — существовали немногие проститутки, ещё остававшиеся в Ильеусе. Почти все умчались в другие края, как перелётные птицы. Они уехали в Параибу, в край, где было много денег в связи с ростом цен на «белое золото» — хлопок. Улицы Ильеуса являли собой печальную картину запустения. Казалось, что общий упадок повлиял даже на городских садовников, потому что сады — гордость Ильеуса — были запущены. Даже анекдоты, эти тяжеловесные ильеусские анекдоты, потеряли свое очарование. Самый распространенный в то время анекдот вызывал у людей только грустную улыбку. Это был анекдот о том, что когда два человека встречаются на улицах Ильеуса, то первый, кто заговорит, просит взаймы, а другой отвечает: «Я как раз искал тебя, чтоб занять немного денег». Все деньги, которыми владели люди во время повышения цен, словно испарились куда-то, и если кто-нибудь вспоминал, как еще несколько месяцев назад пьяная процессия терно Иписилоне проходила ночью по улицам города, как в кабаре лилось рекой шампанское, это казалось чем-то далёким-далёким, воспоминанием о каких-то давно прошедших временах.
Но то, что исчезли деньги, было ещё не худшее из зол. В середине года началась продажа с аукциона плантаций, фазенд, началось наложение ареста на имущество. Земля меняла хозяина. На грузовиках Мариньо Сантоса, возивших какао из фазенд, уже нельзя было увидеть старых мешков с клеймхш: «Фазенда Аурисидия», «Фазенда Санта Мария», «Фазенда Счастливая Судьба», — названия, которые жители Ильеуса выучили наизусть за тридцать лет, в течение которых читали их на мешках какао. Теперь на мешках стояло клеймо экспортной фирмы Зуде, Шварца, Раушнингов. За последние несколько месяцев мелкие землевладельцы потеряли свои фазенды, а самые крупные помещики превратились в мелких землевладельцев. В эти месяцы снова зазвучала по дорогам какао старая песня времён завоевания земли:
Колдун-чародей нас проклял
в темную ночь колдовскую…
«Это нищие миллионеры», — сказал кто-то о полковниках. Эта фраза стала популярной в Ильеусе, её повторяли при каждом удобном случае. Её повторили и в тот день, когда по пустынным улицам города прошла похоронная процессия. Хоронили полковника Мигеля Лима; его земли были проданы с аукциона. Пришлось занимать денег на гроб, Мариньо Сантос предоставил для провожающих свой автобус. Автобус ехал за гробом почти пустой. Это были бедные похороны, цветов было мало, венков вовсе не было, полковника провожали всего несколько человек, жена и дети плакали.
Дожди в этом году шли сильные. На деревьях плантаций, которые никто не подрезал с тех пор, как началось падение цен, вырастали ненужные побеги, уменьшающие плодоносность. Карбанкс, посетив поместье полковника Мигеля Лима, теперь принадлежащее «Экспортной», проворчал:
— Эти полковники даже за своими плантациями не умели ухаживать как следует…
Он смотрел, как смотрели и другие экспортеры, на отягчённые жёлтыми плодами деревья какао, на землю, устланную ковром из опавших листьев, и обдумывал, какие меры необходимо принять, чтоб удвоить продуктивность. Разоренные мелкие землевладельцы могли служить прекрасными управляющими, и они теперь возвращались в фазенды. На небольших участках, оставшихся от их прежних фазенд, полковники жили теперь скудно и замкнуто, и на губах их, скрытых за седыми усами, застыло выражение безнадежной грусти… Работники с плантаций, уволенные во время падения цен, бродили из фазенды в фазенду, не находя работы. Ходили слухи, что коммунисты проводят работу среди них. Только экспортеры, глядя с веранд помещичьих домов, недавно отнятых у их владельцев, на молодые побеги какао, улыбались с чувством удовлетворения: теперь они пустили прочные корни в этой земле.
Они были новыми хозяевами земли.
5
Когда работники фазенд снова собирались выйти в процессии терно, зажигая жалкие звезды по дорогам какао, чтобы опять не оправдались надежды Флориндо («На этот раз мы удерём…») и чтобы опять отплясывал Капи, когда Варапау всё уже организовал и репетиции закончились, — их всех внезапно уволили с плантаций. Фредерико Пинто простил им долги и выгнал: пусть собирают свой хлам и уходят, нечего им дольше оставаться в фазенде. Только маленькую группу лучших работников полковник решил оставить. Тогда лишь работники узнали, что цена на какао невероятно упала, что какао стоит теперь всего десять тысяч рейс, что полковникам и самим есть нечего, что теперь им выгоднее не снимать урожай, а дать сгнить, потому что расходы по уборке не окупаются.
Они собрали свой скарб и ушли. На дорогах они встретили других батраков, выгнанных с других плантаций. По тропинкам шли все новые батраки, ставшие теперь безработными, для которых были закрыты ворота фазенд, где они работали раньше. Они начали объединяться, их были десятки, потом стали сотни, и они были голодны. Их нигде не принимали, они бродили из фазенды в фазенду, и отовсюду их гнали:
— Нет работы…
На хлебных и банановых деревьях уже не осталось плодов… Люди бродили толпами по шоссе, по дорогам, ведущим в фазенды, по тропинкам. Они собирались со всех концов, оборванные, нищие, обездоленные. Они нападали на проезжих, а один из них, уроженец штата Параиба, собрал шайку храбрецов и ушел в сертаны. Некоторое время спустя имя его появилось в газетах столицы в связи с разбойничьими нападениями на скотоводческие фермы.
Но большинство людей собиралось на дорогах. Здесь были мужчины, женщины и дети. Был здесь и Варапау, и Капи, и негр Флориндо. Были здесь и коммунисты-агитаторы, они пришли с началом падения цен и разошлись по разным местам. Жоаким пришёл с ними. И вот странные разговоры пошли среди уволенных работников плантаций. Зазвучали новые слова, может быть, первые слова надежды, услышанные за всю жизнь. Коммунисты собирали безработных в отряды, старались помешать ограблению проезжих и налётам на поместья, организовывали коллективы для распределения пищи. Они хотели привести безработных в Итабуну — это будет огромная, невиданная демонстрация протеста. Власти будут вынуждены найти какой-нибудь выход из положения. В Ильеусском порту тоже действовали несколько коммунистов, но полиция запрещала уволенным батракам входить в порт.
