Чарльз Диккенс - Давид Копперфильд. Том II
Я заметил, что Уриа следил за ней, когда она с нами здоровалась; он напомнил мне безобразного злого духа, подстерегающего доброго гения. В эту минуту Трэдльс, обменявшись с мистером Микобером каким-то условным знаком, выскользнул из комнаты, не замеченный никем, кроме меня.
— Вам нечего здесь ждать, Микобер! — сказал Уриа.
Мистер Микобер стоял выпрямившись у стены, положив руку на торчащую из-за его жилета канцелярскую линейку. Он пристально смотрел на одного из своих ближних, и этот ближний был его начальник.
— Чего же вы ждете, Микобер? — спросил Уриа. — Разве вы не слышали, что здесь вам нечего делать?
— Да, слышал, — ответил, не двигаясь с места, мистер Микобер.
— Так почему же вы продолжаете здесь оставаться?
— Почему?.. Да потому, что я так хочу! — выпалил мистер Микобер.
Уриа страшно побледнел, красными остались одни его веки. Он внимательно посмотрел на мистера Микобера, причем физиономия его вся подергивалась.
— Вы беспутный малый — это всем известно, — проговорил Уриа с деланной улыбкой. — Боюсь как бы вы не принудили меня избавиться от вас. Ступайте, я после поговорю с вами!
— Если на свете есть подлец, — с бешенством, совершенно выходя из себя, закричал мистер Микобер, — с которым я уже слишком много вел разговоров, так имя этого подлеца Гипп!!!
Уриа отшатнулся, словно его ударили или ранили. Затем посмотрев на нас всех с самым злым и мрачным выражением лица, на какое только был способен, он промолвил более тихим голосом:
— Ого, это пахнет заговором! Так это вы сговорились здесь встретиться? А вы, Копперфильд, значит, стакнулись с моим конторщиком? Ну, берегитесь! Этим вы ничего не выиграете. Мы с вами хорошо понимаем друг друга. Любви между нами никогда не было, с самого вашего появления здесь. Вы, еще будучи мальчиком, задирали нос, а теперь вы с завистью смотрите на мое возвышение, ведь правда? Бросьте ваши интриги! Я отвечу на них тем же! Микобер! Вон отсюда! Я сейчас поговорю с вами.
— Мистер Микобер, — сказал я, — взгляните, какая необыкновенная перемена произошла с этим малым, и не только в том, что он, против своего обыкновения, сказал правду. Видимо, он прижат к стене. Воздайте же ему по заслугам!
— Ну и хороши же вы все! Нечего сказать! — опять заговорил Уриа тем же глухим голосом, вытирая со лба длинной костлявой рукой холодный пот. — Вы подкупили моего конторщика, одного из тех подонков общества, к которым принадлежали и вы сами, Копперфильд, пока вас не подобрали из жалости, и вы подкупили его, чтобы он очернил меня своей клеветой. А вы, мисс Тротвуд, вы лучше прекратив все это, или я прикончу вашего муженька крепче, чем вам это придется по вкусу. Недаром, старая барыня, я ознакомился как специалист с вашим делом! А вы, мисс Уикфильд, если сколько-нибудь любите вашего отца, смотрите, не связывайтесь с этой шайкой! Только сделайте это — и я погублю его! Ну, а вообще не надо забывать, что кое-кого из вас я держу в своих руках. И пусть они не раз прикинут это в уме, прежде чем я примусь за них. Особенно же хорошенько подумайте вы, Микобер, если не хотите, чтобы я раздавил вас! Советую вам, дурак вы этакий, пока еще есть время, удалиться подобру-поздорову… Где же матушка? — вдруг воскликнул он, с ужасом заметив, что в комнате нет Трэдльса, и тут же дернул за шнурок звонка. — Нечего сказать, чудные дела происходят в собственном моем доме! — прибавил он.
— Миссис Гипп здесь, сэр! — сказал Трэдльс, входя в этот момент с достойной матерью достойного сына. — Я взял на себя смелость сам представиться ей.
— Да кто вы такой, чтобы вам надо было представляться? — резко бросил Уриа. — Скажите, что вам здесь нужно?
— Я имею честь быть поверенным и другом мистера Уикфильда, — ответил Трэдльс спокойным деловым тоном, — и у меня в кармане лежит доверенность, в силу которой я могу за него действовать во всех его делах.
— Старый осел, как видно, довел себя пьянством до слабоумия, — прошипел Уриа, — и эту доверенность у нею вы выманили, конечно, обманным путем.
— Обманным путем у него действительно кое-что выманили, я знаю, — спокойно ответил Трэдльс, — и вам это известно, мистер Гипп. С вашего позволения, мы передадим этот случай на обсуждение мистеру Микоберу.
— Но Ури… — начала с беспокойством миссис Гипп.
— Держите язык за зубами, матушка, — перебил ее сынок. — Чем меньше болтать, том лучше.
— Но, Ури мой…
— Да замолчите ли вы, матушка, и дадите ли вы мне говорить?
Хотя мне давно было известно, что раболепство его деланное, давно известно, что он мошенник и лгун, но все же я не представлял себе, как велико его лицемерие, пока он не сбросил с себя маски. И несмотря на то, что я знал его многие годы и питал к нему отвращение, но быстрота, с какой он сбросил свою маску, сообразив, что она ему бесполезна, злоба, наглость и ненависть, обнаруженные им при этом, его дьявольская торжествующая усмешка от сознания, что ему удалось наделать столько зла даже в ту минуту, когда он был в отчаянии и понимал, что выпутаться ему уже невозможно, — все это, признаться, сначала удивило меня.
Я уж не говорю о взгляде, который он, обведя нас всех глазами, бросил на меня. Я всегда понимал, что он меня ненавидит, и сам я не забыл еще следов на его лице от моей пощечины. Но, когда глаза его остановились на Агнессе и в них зажглось бешенство от сознания того, что власть над нею окончательно ускользает из его рук, я ужаснулся от одной мысли, что она могла хотя единый час провести под одной кровлей с подобным человеком.
Потерев подбородок своими костлявыми пальцами и поглядев на нас злобными глазами, Уриа обратился ко мне с полуприниженным, полудерзким видом:
— И вам не стыдно, Копперфильд, вам, который так важничает своим благородством, честью и тому подобным, прокрадываться в мой дом и подкапываться под меня вместе с моим конторщиком! Сделай это я, было бы неудивительно, ибо я никогда не разыгрывал из себя джентльмена, хотя никогда не был и уличным бродягой, как вы, по рассказам Микобера… Но вы!!! А с другой стороны, разве за себя вы не боитесь? Вы не думаете о том, что я могу отомстить вам, например привлечь вас к ответственности за заговор или что-нибудь в этом роде? Ну, хорошо! Посмотрим. А вы, мистер… как вас там звать?.. вы ведь собирались передать какой-то случай на обсуждение мистеру Микоберу. Так вот ваш третейский судья перед вами! Что же вы приказываете ему говорить? Свой урок, как видно, он выучил прекрасно!
Заметив, что слова его не произвели ни малейшего впечатления ни на кого из нас, он сел на край стола, засунул руки в карманы, закинул одну свою костлявую ногу на другую и с мрачным видом стал ждать, что будет дальше.
Мистер Микобер, бурные порывы которого мне до сих пор с большим трудом удавалось сдерживать на первом слоге слова «подлец», тут бросился вперед, вытащил из-за жилета линейку (вероятно, как оружие для защиты), а из кармана бумагу большого формата, сложенную в виде письма, и, с явным восхищением пробежав глазами написанное, с прежним победоносным видом приступил к чтению:
— «Дорогая мисс Тротвуд и дорогие джентльмены!..»
— Господи, помилуй этого человека! Он, кажется, не перестал бы изводить на свое писание стопы бумаги, даже угрожай ему за это смертная казнь! — воскликнула бабушка вполголоса.
До ушей мистера Микобера не дошло это замечание. Он продолжал читать:
— «…Выступая перед вами, чтобы изобличить самого низкого мерзавца, когда-либо существовавшего на свете, — при этом он, не отрывая глаз от бумаги, линейкой, словно волшебным жезлом, указал на Уриа Гиппа, — я не прошу удостоить меня лично вашим вниманием. От самой колыбели жертва денежных обязательств, которых я не в силах был выполнять, я всегда был игрушкой унизительных обстоятельств. Позор, нужда и отчаяние были всегда вместе и порознь спутниками моими на жизненном пути…»
Наслаждение, с каким мистер Микобер изображал себя жертвой всех этих мрачных бедствий, могло быть сравнено лишь с пафосом, с каким читал он свое послание, и с почтением, с каким он склонял голову, читая те места в своем послании, где ему казалось, что он превзошел самого себя.
— «…Под гнетом позора, нужды, отчаяния и безумия я поступил в контору (или, как выразился бы наш веселый сосед галл, в «бюро») фирмы, известной под именем «Уикфильд и Гипп», на самом же деле управляемой только Гиппом. Гипп и только Гипп — механизм этой машины. Гипп и только Гипп занимается подлогами и плутовством…»
Уриа от этих слов даже не побледнел, а посинел и бросился к «посланию», как видно, желая изорвать его на клочки, но мистер Микобер так ловко хватил линейкой по протянутым пальцам его правой руки, что она повисла, будто сломанная, а по звуку могло казаться, что удар пришелся по дереву.
— Чорт вас подери! — прошипел Уриа, корчась на этот раз уже от боли.
