Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Книга 1
Эдди Виллерс наблюдал за ней. Он стоял на платформе в окружении руководящих сотрудников «Таггарт трансконтинентал», управляющих отделениями, политических деятелей и местных должностных лиц разного масштаба, которых переубедили, подкупили или запугали, чтобы получить разрешение провести поезд со скоростью сто миль в час в черте населенных пунктов. Впервые за все время, во имя этого дня и этого события, он действительно почувствовал себя вице-президентом и держался соответственно. Но разговаривая со стоявшими вокруг него людьми, он неотрывно следил за Дэгни сквозь толпу. На ней были голубые слаксы и рубашка. Она совершенно забыла о своих официальных обязанностях, возложив заботу об этом на него. Сейчас ее волновал лишь поезд, словно она была членом поездной бригады, и только.
Она увидела Эдди, подошла и пожала ему руку. Ее улыбка заменяла все слова, которые им не нужно было говорить друг другу.
— Эдди, сегодня «Таггарт трансконтинентал» — это ты.
— Да, — тихо и торжественно ответил он.
К Дэгни со всех сторон лезли репортеры, и они оттеснили ее от него. Ему тоже задавали вопросы: «Мистер Виллерс, какой позиции придерживается „Таггарт трансконтинентал“ по отношению к линии Джона Галта?»; «Так значит, „Таггарт трансконтинентал“ выступает лишь в качестве незаинтересованного наблюдателя?». Эдди как мог отвечал на вопросы. Он смотрел на лучи солнца, игравшие на серебристой поверхности локомотива, но видел опушку леса и двенадцатилетнюю девочку, которая говорила ему, что когда-нибудь он будет помогать ей управлять железной дорогой.
Он издали наблюдал, как поездная бригада выстраивается в шеренгу перед локомотивом, чтобы предстать перед вспышками фотокамер. Дэгни и Реардэн улыбались так, словно позировали для фотографии в память о летнем отпуске. Пэт Логган, невысокий, жилистый, с седеющими волосами и презрительно непроницаемым лицом, позировал с безразличным видом человека, которого все это слегка забавляет. Помощник машиниста Рэй Макким, молодой мускулистый великан, широко улыбался с некоторым смущением и превосходством одновременно. Остальные члены бригады держались так, будто вот-вот подмигнут в объектив.
— Ребята, пожалуйста, не могли бы вы скорчить обреченные физиономии? Я знаю, что именно этого жаждет мой редактор, — смеясь, бросил один из фотографов.
Затем Дэгни и Реардэн отвечали на вопросы журналистов. Теперь в их ответах не было ни насмешки, ни горечи. Они делали это с удовольствием, говорили так, словно вопросы задавались честно, по совести, и постепенно, никто не заметил, в какой именно момент, все стало действительно так.
— Как вы думаете, что произойдет во время этого пробега? Вы верите, что доберетесь? — спросил репортер одного из тормозных кондукторов.
— Да, верю. Мы доедем. И ты, братишка, тоже в это веришь.
— Мистер Логган, у вас есть дети? Вы застраховали свою жизнь? Я думаю про этот мост…
— Не подходите к мосту, пока я по нему не проеду, — презрительно ответил Логган.
— Мистер Реардэн, откуда вы знаете, что ваши рельсы выдержат?
— Человек, который изобрел печатный станок, — откуда он все знал? — ответил Реардэн.
— Мисс Таггарт, скажите, что удержит состав весом в семь тысяч тонн на мосту, который весит на четыре тысячи тонн меньше?
— Мое суждение, — ответила Дэгни.
Журналисты, презиравшие свою профессию, не понимали, почему сегодня они работают с удовольствием. Один из них, молодой, но уже несколько лет широко известный репортер с циничным выражением лица, которое можно увидеть у людей вдвое старше, вдруг сказал:
— Я знаю, чего я хотел бы — освещать настоящие новости.
Стрелки часов на станционном павильоне показывали три сорок пять. Бригада двинулась к служебному вагону, находившемуся в конце состава. Шум толпы постепенно стихал.
Диспетчер получил подтверждения от всех дежурных по линии длиной в триста миль, которая, извиваясь среди гор, вела к нефтяным вышкам Вайета. Он вышел из станционного павильона и, глядя на Дэгни, подал знак, что путь свободен. Стоя у локомотива, Дэгни ответила ему тем же жестом, дав знать, что приняла и поняла сигнал.
За локомотивом тянулась длинная, состоящая из прямоугольных звеньев, похожая на спинной хребет цепочка товарных вагонов. Далеко в конце состава проводник дал отмашку. Дэгни махнула рукой в ответ.
Реардэн, Логган и Макким молча стояли у локомотива по стойке смирно, предоставляя ей право первой подняться в кабину. Когда Дэгни начала взбираться по лестнице, кто-то из репортеров вдруг вспомнил, что забыл задать ей один вопрос.
— Мисс Таггарт, а кто такой Джон Галт? — крикнул он ей вдогонку.
Дэгни обернулась, ухватившись одной рукой за металлический поручень, и на мгновение зависла над толпой.
— Джон Галт — это мы, — ответила она.
За ней в кабину взобрался Логган, затем Макким. Реардэн влез последним, решительно захлопнув за собой дверцу, — словно запечатав.
На сигнальном мостике горел зеленый свет. Между путями, низко над землей горели зеленые огоньки, уходившие вдаль, к тому месту, где дорога делала поворот и на фоне похожей на зеленые огоньки листвы маячил зеленый глаз семафора.
Два человека стояли перед локомотивом, натянув белую шелковую ленту. Это были управляющий отделением «Таггарт трансконтинентал» в Колорадо и главный инженер Бена Нили, оставшийся на строительстве после того, как Нили отказался продолжать работы. Эдди должен был перерезать ленту, открыв таким образом линию Джона Галта.
Фотографы долго выбирали место для Эдди, старательно устанавливая его с ножницами в руках спиной к локомотиву. Они объяснили Эдди, что он должен будет повторить церемонию открытия два или три раза, чтобы предоставить им возможность выбрать лучший кадр; у них были заготовлены новые ленточки. Эдди согласился было, но в последний момент передумал.
— Нет, — сказал он. — Никакой липы.
Спокойным и властным тоном вице-президента компании он приказал фотографам:
— Отойдите подальше. Сделаете снимок, когда я перережу ленту, и быстро освободите путь.
Фотографы повиновались, поспешно отбежав подальше от локомотива. На часах было без одной минуты четыре. Эдди повернулся спиной к объективам и встал между рельсами лицом к локомотиву, готовый перерезать ленту. Он снял шляпу и отбросил ее в сторону. Он смотрел вверх, на локомотив. Легкий ветерок теребил его светлые волосы. Локомотив походил на огромный серебряный щит, на котором красовался герб Нэта Таггарта.
Ровно в четыре часа Эдди поднял руку и крикнул:
— Давай, Пэт! Вперед!
Когда поезд тронулся, Эдди перерезал ленту и отскочил в сторону. Он увидел в окне кабины Дэгни, которая махнула рукой в ответ на его сигнал. Локомотив отъехал, а Эдди остался, глядя на запруженную людьми платформу, которая то появлялась, то исчезала в просветах между проходившими мимо вагонами.
* * *
Зеленовато-голубые рельсы бежали навстречу, как две струи, вытекавшие из одной точки где-то за горизонтом. Шпалы сливались в сплошной ровный поток, уходивший под колеса поезда. Низко над землей, обтекая бока локомотива, неслась мощная дрожащая лавина воздуха. Деревья и телеграфные столбы неожиданно возникали в поле зрения и тут же исчезали. За окошком локомотива неторопливо проплывали зеленые просторы равнин. У самого горизонта длинная гряда гор, казалось, следовала за поездом.
Дэгни не ощущала стука колес под ногами. Движение напоминало плавный полет, локомотив словно висел над рельсами, плывя в струе воздуха. Она не чувствовала скорости. Ей казалось странным, что зеленые огни семафора каждые несколько секунд мелькают за окном. Она знала, что семафоры стоят на расстоянии двух миль друг от друга. Стрелка спидометра стояла на отметке «сто».
Дэгни сидела на месте помощника машиниста и время от времени поглядывала на Логгана. Он сидел, чуть подавшись вперед, легко и свободно, словно случайно положив одну руку на дроссель; но его глаза пристально всматривались в простиравшееся впереди железнодорожное полотно. В нем чувствовались непринужденность и раскованность высококлассного машиниста, уверенность в себе, казавшаяся обыденной, но эта внешняя легкость давалась ценой громадной, безжалостной, всепоглощающей сосредоточенности. На скамейке за ними сидел Рэй Макким. Посреди кабины, широко расставив ноги и сунув руки в карманы, стоял Реардэн. Он смотрел вперед, на дорогу. Все остальное не представляло для него сейчас ни малейшего интереса.
Право собственности, подумала Дэгни, оглянувшись на него, разве нет людей, не имеющих ни малейшего представления о его природе и сомневающихся в его реальности? Нет, оно дается не документами, печатями и концессиями. Вот оно, это право, думала она, в его глазах.
