Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 4. Пьесы
Действующие лица
Глас Божий.
Адам.
Альтер Эго.
Сверхчеловек Милес.
Ева.
Лилит.
Жена Альтер Эго.
Ритор, Пиит, Ученый Романтик, Гедонист, Философ — люди Адама.
1-й АЭ, 2-й АЭ, 3-й АЭ, 4-й АЭ, 5-й АЭ, 6-й АЭ — люди Альтер Эго.
Поскребыш.
Пророк.
Пьяница.
Первосвященник.
Послушник.
Архитектор.
Полицейский.
Прочие лица, толпы и хоры за сценой.
I
Городская окраина. В глубине справа и слева — брандмауэры новых, но уже обшарпанных доходных домов, строительные леса. На переднем плане — пустырь, переходящий в пригорок. Спереди — груда глины, на которой стоит какой-то закрытый брезентом предмет. Над ним — большой щит, надпись — черными буквами по красному фону — гласит: «Мир необходимо уничтожить!» Возле загадочного предмета стоит Адам и смотрит на часы.
Адам. До полудня — шесть минут; я по всему городу объявил об этом в плакатах и листовках, а видали — ни души. Ладно; сделается без вас. (Смотрит на часы.) Понятно: столько уже было сумасшедших и шарлатанов, которые хотели спасти мир, что ни одна собака не принимает всерьез того, кто хочет этот мир уничтожить. Но, дамы и господа, это будет уникальное представление; с двенадцатым ударом часов мы покажем вам — в первый и в последний раз — вселенскую феерию под названием «Конец света»; сочинил и поставил непризнанный великий автор и изобретатель по имени Адам. (Кланяется.) Великий человек всегда одинок. А мне все равно. (Смотрит на часы.) Хотел бы я, чтоб стояло здесь сейчас все это маленькое, жалкое человеческое племя, и я швырнул бы в лицо ему страшное свое обвинение и приговор. О, тогда-то вы попадали бы на колени, запросили: Адам, спаси нас! А я — я, стоя у этой пушки, сказал бы только: «Кончено. Мир надо уничтожить!» (Смотрит на часы.) Не идут. Тем хуже для них. Мир не заслуживает спасения. Пушка отрицания заряжена до отказа. (Стягивает брезент с Пушки отрицания.) Славное мое оружие — что такое порох и динамит против «нет» в устах человека? Сколько отрицаний собрал я, сколько умствований накопил! Сколько перечитал и переспорил, пока не исполнился Духа ниспровержения! (Смотрит на часы.) Начнем! Но сначала оглашу еще свой Манифест, раз уж он написан. (Вынимает из кармана сложенную бумажку, откашливается). «Именем единственно спасительной Анархии», — а хорошо звучит, кратко и сильно, — «объявляется уничтожение мира. Основания: всякий строй — насилие. Религия — обман. Частная жизнь — предрассудок. Законы — рабские цепи. Любая власть — тирания. Единственный ответ на все это — громовое „нет“! „Мы“» — строго говоря, надо бы сказать «я», ибо я не нашел ни одного способного последователя среди этих обывателей; но «мы» всегда звучит лучше. — «Мы объявляем всякий строй, все обычаи и установления несостоятельными и недействительными, мы заявляем, что любые усилия исправить и изменить существующие в мире режимы — трусливый компромисс; мы провозглашаем, что плохо все; жизнь — дурная привычка; гуманность — признак слабости, терпеливость — преступление; а хуже всего — сочувствие и широта взглядов».
Полицейский (медленно приближается). Эй, сударь!
Адам (взглянув на него). В чем дело?
Полицейский. Не кричите так, не то я вас арестую.
Адам. Простите, — я свободный человек и могу говорить, что хочу. Впрочем, я уже тысячу раз проповедовал это устно и письменно. И все без толку… Нет смысла повторяться! (Засовывает скомканный Манифест в карман.)
Полицейский. Говорить можете, но не орите. Что это у вас?
Адам. Пушка отрицания.
Полицейский. А разрешение есть?
Адам. На что? На отрицание?
Полицейский. Нет, — чтоб поставить ее на этом земельном участке.
Адам. Плевал я на все разрешения!
Полицейский. В таком случае забирайте эту штуковину и — марш отсюда! Не то заплатите штраф. Чтоб через час здесь ничего не было!
Адам. Через час? Скажите, — через минуту! Через минуту все полетит к чертям, господин блюститель всемирного порядка!.. Вы даже не спросите, что я имею в виду?
Полицейский. Ступайте-ка лучше домой, сударь! (Уходит.)
Адам. Последнее мгновенье мира, и так все опошлить!.. Тьфу! Добро бы изрек что-нибудь великое!.. Все плохо! Плохо! Плохо! Все отрицаю!
Бьют часы.
Полдень! Бим-бам… Вот и конец! Сейчас громыхнет… Раз, два… Теперь нажать… Бим… Еще секунду… Вам… (Спохватывается.) Уже отбили? А я не сумел выстрелить… Плохо!
Бьют другие часы.
Ура! Мир, жалкий мир, пробил твой час! Бим-бам… Ну же! (Нажимает кнопку на Пушке.)
Оглушительный грохот, дребезг. Адам падает. Кромешная тьма. Завывание ветра. Рев и гул. Все звуковые средства театра приведены в действие. Адам садится.
О, боже, я мертв!.. Помогите!
Грохот затихает и внезапно прекращается совсем. Пауза. Чуть брезжит мутный свет. В непроглядных сумерках обнаруживается, что все исчезло. Осталась голая земля, пригорок да ужасающе оголенный горизонт. Адам садится.
Как, я не мертв?! Стало быть, это не конец света? (Встает.) Где я? Вот Пушка отрицания… Но ведь раньше тут стояли дома!.. А вот там висело белье… Домов нет… Ничего… Ничего нет… Значит, все-таки конец света?! А я — жив?! Ах да… Я забыл отвергнуть самого себя!.. А в остальном — это конец света, — несомненно. (Падает на колени.) Я спас мир, ибо уничтожил его! (Пауза.) Что за чушь, — на меня вдруг нашло какое-то молитвенное настроение… (Поднимается.) Погляжу-ка лучше, как выглядит мир после светопреставления. (Озирается по сторонам.)
Это все?.. Как же так?.. Но ведь тут и намека нету
на кошмар катастрофы, на трагический дым, на комету!..
Эх, циклон бы, потоп!.. Да и лава не помешала б!..
И, признаться, мне жаль, что не слышно ни воплей, ни жалоб…
Я-то думал — крах грандиозней… Пусть ужасно, зато прекрасно!
Великолепьем крушенья хотел насладиться…
А случилось все так, будто лампочка вдруг погасла…
Где феерия зла, искаженные ужасом лица?!
Стыд! Позор! Так испортить спектакль!
Да неужто всемирный крах не достоин большего блеска?!
Нет, шалишь, я финал бы поставил не так.
Я подбавил бы ужасов, трагики, треска!
И бенгальских огней, и пожаров, багрово-кровавых…
Думал — будет на что посмотреть… Сумасшествие огненной лавы,
пепелище, скелеты станков, и среди запустенья и свалки —
колоннадой ощеренный храм, обгорелые балки…
А в действительности? Ничего! Ничего, гляди, не гляди!..
Хоть бы что-то осталось… Ан нет. Пустота. Значит, вывод один:
мир не стоил гроша, и Ничто обратилось в Ничто.
Если б стоил чего-то, осталось хотя бы то,
что достойно остаться… Не так ли?.. Кругом заунывно и голо…
Хоть бы горсточка праха, тряпица, осколок!..
Ничего-то людского!.. Мертво. Хоть бы кто-то спросил, укорил:
Что стряслось, старина? Уж не ты ли сие сотворил?
Я признался бы: да, я в ответе за гибель людей,
это я все на свете отверг, истребил страшной Пушкой своей.
Поступить я иначе не мог по причинам глубоким и веским.
Жаль, что некому это сказать, перемолвиться не с кем…
Беспредельно Ничто… И какое оно убогое!
Я-то думал, что после людей уцелеет хотя бы немногое…
Столб, допустим, чтоб прислониться… Словом, нечто мирское, людское,
дабы снова я мог отрицать… Но, как видно, зашел далеко я…
Отрицанье мое оказалось сильней, чем я думал…
До чего же уныло кругом!.. Бр-р, какой холодиной подуло!..
И во сне не приснится, что славянское «нет» всеохватное
на такое способно… Ау!.. Эге-гей!.. Я один, вероятно…
И ведь смелость какая нужна! Ого-го!.. Ни души во Вселенной.
Триумфальный финал! Пустота. Никого из людей.
Жаль, не видел никто, как свершилось все это мгновенно,
а такое не каждый случается день!
Эй!.. Да слышит ли кто?.. Никого. Ну, и ладно! Баста!
А другой бы небось заносился и хвастал, —
Дескать, я отрицал все и вся и над миром расправу вершил…
Хоть зеваку бы одного!.. Никого. Ни души.
Ограниченный мир, и тупой, и пустой, и ленивый…
Что там сверхчеловеческий труд и великие наши порывы?!
Эге-гей!.. Никого… Все мертво. Отрицанье повально.
А ведь глупостью было с моей стороны понимать отрицанье буквально!..
Мир погиб. Я его погубил, так как был он устроен паршиво.
Жаль, финал подкачал, а ведь мог получиться на диво!
Вверху загорается Око Божье. Слышен грохот.
