Михаил Чулков - Пересмешник, или Славенские сказки
- Станьте к стене и во все время страшного сего действия будьте безмолвны и неподвижны, бодрствуйте и не страшитесь ужасного видения!
Наконец, очертив то место, на котором он стоял, мелом, сделал три круга из оного и, положив на пол большое зеркало, стал на оное, поднял взор и руки кверху и закричал столь громким и столь страшным голосом, что два молодые ироя, не страшась, впрочем, целого ополчения неприятельского, пришли от того в превеликое движение; лица их побледнели и сердца затрепетали, и даже до того содрогнулись, что вселилось желание в них выйти из сего очарованного покоя; но, пришед в себя и исполнясь бодрости, остались тут во все сие страшное и уму человеческому непостижимое волшебное действие.
Потом во громогласном сем произношении кабалиста начали слышимы быть следующие заклинания:
- Глас освященного восторга, бурные вихри, проникнув хляби земные, внушите изобретателю таинственной и величественной науки ЗороаструЗороастр- царь бактрианский. Он первый выдумал волшебную науку, но другой Зороастр, который жил в Дариево время, переменил некоторые обряды в персидском законе и сделал новую секту. и последователю его Архимеду, и вы, достопочтенные тени, покоющиеся в полях ЕлисейскихПоля Елисейские, где души праведных наслаждались совершенным спокойствием до тех пор, пока оне не возвращались для оживотворения других тел; тогда пили они воду из реки Леты, имеющей в себе силу приводить в забвение все, что видели оне в Плутоновом царстве. Повествуют о сих полях, что они приятны и веселы, но где находятся, неизвестно., предстаньте моему предприятию: подвиг достоин вашего присутствия, и я властию, мне от вас данною, дерзаю вызвать вас из глубины неизвестной на поверхность земную.
При сем последнем слове охладел в покое воздух, точно как при чувствительном морозе; поднялися вихри, и шум, от них происходящий, подобен был многоспершемуся льду в великом речном устье, которого трение в далеком расстоянии слышимо. Отверзлись по сторонам кабалиста две пропасти, из которых в густом дыму выступили две усопшие тени. Пропасти затворились, дым исчез, и они стали обе по сторонам кабалиста. Роста были они высокого, с коротенькими вьющимися бородами, в белых долгих одеяниях, опоясаны фестонами; у одной голова была не покрыта, а другая в белой вострой шапке наподобие сахарной головы.
Кабалист сделал им самое униженное почтение наклонением головы и пренесением правой руки к своему сердцу. Впрочем, тени стояли неподвижно, как сделанные из мрамора, в тусклом только виде.
Ужас и в сем случае не оставил коснуться двум молодым ироям, но ободрить друг друга и сообщить о том свое мнение завещание кабалиста им не позволяло; и так стояли они неподвижными и безмолвными, ожидая не окончания еще, но страшнейших и ужаснейших бывших до сего действий волшебных и очарованных предприятий.
По сем, возвышая голос, продолжал кабалист вызывание:
- Проклятый и ненавистный небом и всякою созданною от него тварию, сильный князь злых духов Гомалис, заклинаю тебя великим Чернобогом, сим камнем, отделенным от его престола, и всем адом, державным скипетром, царствующим над всеми прочими таинственными нашими науками и сими высокопочтенными предстоящими здесь тенями! Сей час предстань моему произволу и заклинанию для услышания назначения участи добровольно предавшегося тебе Аскалона!
По окончании сего кабалист утих, положа правую руку на черный камень, и, потупя голову вниз, стоял неподвижен. Стоявшие ирои почувствовали в горнице ужасный смрад и зловоние, к снесению которого едва терпимости в них доставало; появился потом черный и густой дым, сокрывший от них находящийся в горнице свет, кабалиста и тени; наконец, слышан был стон многоразличных свирепых и дико ревущих животных, отчаянные, тяжелые, в трясение стены приводящие вздохи, подобные отверстым земным хлябям, изрыгающим из себя великое изобилие огнепалимой материи, затем плач и вопль невоображаемого множества народа, и дико ревущие голоса подобны были происходящим от людей диких, обитающих на краю земном, питающихся сыростию и плотоядством.
Адский их рев и стонание мучащихся фуриямиФурии- адские богини, дочери Ахерона и Ночи, служительницы Плутоновы и мстительницы за беззаконие. Оне в Тартаре мучат и бьют пламенными бичами тех, кои беззаконно на свете жили. Их было три: Алекта, Мегера и Тизифона; имели они пламенные глаза, на головах змеи, в руках зажженные пуки лучин, при них присутствовали всегда ужас, неистовство и смерть. заглушали слова кабалиста; однако ирои хотя смутно, но могли оные слышать.
- Сила сего камня,- говорил он Гомалису, стоящему пред столом на коленах, и положив на голову его руку,- самодержавный скипетр и присутствующие тени запрещают тебе ныне похитить во ад Аскалона, а определяют продолжить жизнь его в другом только виде, без всякого уже нанесения вреда роду человеческому, не воспрещая, впрочем, власти твоей над оным: ибо предание его тебе есть добровольное, то и ожидай похищения его в будущее время и исчезни от сего места.
Вдруг слышны были под землею сильные громовые удары, прерывая один другого беспрестанно; земля восколебалась, и под зданием, в коем ирои находились, учинилась беспрестанная зыбь. Горница шаталась, как корабль на волнующемся море, стены и все укрепления трещали, и казалось, что разрушится все здание и превратится в пыль. Рев, стон и вой неизъясненно усилились, смрад и зловоние увеличились, дым и мгла, отняв прежде еще свет, закрыли наконец и глаза ироям, которые, преступив уже повеление кабалистово, взялися за руки и друг друга во время волнения здания поддерживали.
По миновании некоторого времени все сие страшное привидение исчезло, то есть сокрылись тени, и адское зловоние и стон пропали. Кидал и Алим увидели кабалиста, лежащего на полу во окружении, бесчувственного и неподвижного, однако по довольном времени пришедшего в память.
Он взял скипетр в правую руку и, простерши от себя оную, говорил тако:
- Таинство неисследованное, глубина премудрости, бездна сокровенных сведений превыше во многом понятия человеческого, приобретенного трудом и прилежанием,- все совокупно предстаньте мне теперь! Да учиню подвиг, достойный самодержавной и преестественной науки! Предстань власти и произволению моему, Аскалон!..
По сем увидели Аскалона, стоящего пред ним на коленах, и кабалист, положив на голову его скипетр, продолжал:
- Боги, которых ты пред Сатаною отрекся и предал себя добровольно во власть диявола данною клятвою и рукописанием, оставили тебя в добычу ада, и в сию ночь богами проклятое тело твое и смрадная в нем душа долженствовали взяты быть демонами, но за добродетель Алима и Кидала остановляют твое низвержение на некоторое время, отъемля, однако ж, у тебя половину человеческого образа и все человеческие чувства и понятия, награждая тебя половиною образа скотского, а понятием зверским!
Потом, положа скипетр, взял стоящий на столе сосуд, из которого жидкою материею окропил Аскалона три раза.
Вдруг из унылой подлой души представился молодой и бодрый Полкан, от головы и по чрево имеющий образ человеческий, а от оного- сложение конское, облое и стройное. Бодрился и бил копытами в землю, не был обуздан, порывался во все стороны, как молодой зверь, изъявляя охоту к ристанию по непроходимым дебрям и пустыням; для чего кабалист приказал приступить к нему Алиму и Кидалу и воздержать от устремления, доколе он окончает таинственные сии действия. Потом поставя сосуд, взял паки скипетр и коснулся оным ворона, который от того прикосновения сделался оживотворенным, распростер крылья свои и ожидал повеления от кабалиста, который говорил ему следующее:
- Таинственный вестник, проникнув растворенные хляби земные, достигни до ада и предстань престолу великого Чернобога, возвести ему здесь бывшее и внуши заклятие Гомалиса и превращение Аскалоново, учиненное для просящих особ, исполненных особливыми и высокими качествами добродетели, силою самодержавной и таинственной науки и властию моею, данною мне от высокопочтенных ее изобретателей к произведению добрых дел.
Ворон, выслушав сие, отправился в путь, а Полкана приказал кабалист Алиму и Кидалу, выведя за градские стены, пустить в открытом поле.
Таким образом отняты были все способы у неистового Аскалона к повреждению ближнего, чем Алим и Асклиада сделались вечно успокоенными, забыв все причиненные им от сего изверга озлобления. А как Алим о последнем приключении с Асклиадою был еще не известен, то и пожелал от оной уведомления.
Супруга его рассказала ему подробно до того времени, как отдано было тело ее искусному египтянину для бальзамирования, и потом продолжала так:
- Сей человек, как я после уже уведомилась, учинив все приуготовления в присутствии всех до того меня окружающих женщин, приступил ко исполнению; но вдруг остановился и был в крайней задумчивости, а на вопрос наперсницы моей ответствовал, во услышание всех предстоящих, что оный по превосходному его знанию и отменному от прочих искусству находит в теле моем некоторую живость и кровь не совсем охлажденною. Все бросились к его ногам и с неизреченным воплем и слезами просили его употребить превосходное его искусство к возвращению моей жизни, обещавая ему такое награждение, какое он сам по произволению его избрать может.
