Шодерло де Лакло - Опасные связи
Но заклинаю вас, милый друг мой, остерегайтесь превыше всего опрометчивых решений, говорящих не столько о силе духа, сколько о полном отчаянии. Не забывайте, что, сделав кого-то властелином вашей жизни — пользуюсь вашим же выражением, — вы тем не менее не смогли лишить своих друзей того, чем они владели раньше и от чего никогда не откажутся.
Прощайте, дорогая моя дочь. Думайте иногда о своей нежно любящей матери и не сомневайтесь, что вам она отдает всегда и прежде всего прочего свои самые заветные мысли.
Из замка ***, 4 ноября 17…
Письмо 131. От маркизы де Мертей к виконту де Вальмону
Вот и отлично, виконт, на этот раз я более довольна вами. Но теперь поговорим по-дружески, и я надеюсь убедить вас, что тот сговор между нами, которого вы, видимо, так желаете, был бы чистейшим безумием и для вас, и для меня.
Неужели вы еще не уразумели, что наслаждения, действительно являющегося единственным толчком для соединения двух полов, все же недостаточно для того, чтобы между ними возникала связь, и что если ему предшествует сближающее их желание, то после него наступает отталкивающее их друг от друга пресыщение? Таков закон природы, и нарушать его властна только любовь. А разве любовь приходит по заказу? Но ведь нужна-то она всегда. И это было бы до крайности неудобно, если бы люди не сообразили, что, к счастью, достаточно, когда любовь есть у одной из сторон. Трудность таким образом уменьшилась наполовину, и притом почти ничего не было утеряно: действительно — один счастлив тем, что любит, другой тем, что его любят, хотя, правда, счастье это не так велико, но зато ему сопутствует удовольствие измены; выгоды уравновешены, и все устраивается.
Но скажите мне, виконт, кто из нас двоих возьмет на себя труд изменять другому? Помните рассказ о двух мошенниках, которые поймали друг друга во время игры. «Ничего у нас не получится, — сказали они, — заплатим за карты пополам». И они бросили игру. Поверьте мне, последуем их благоразумному примеру и не станем терять совместно времени, которое с таким успехом можем провести каждый в отдельности.
Чтобы доказать вам, что в данном случае я руководствуюсь вашей выгодой не меньше, чем своей собственной, что я действую так не из каприза, не оттого, что раздражена, я не отказываю вам в условленной между нами награде. Я отлично понимаю, что на один вечер мы останемся вполне довольны друг другом, и я даже не сомневаюсь в том, что мы сумеем так усладить его, что нам будет жаль, когда он кончится. Но не будем забывать, что сожаление это необходимо для счастья. И как бы сладостны ни были наши иллюзии, не поддадимся заблуждению, будто они могут быть длительны.
Как видите, я тоже выполняю свои обязательства, и даже не дожидаясь, чтобы вы совершенно точно выполнили ваши. Ибо я ведь должна была получить первое же после ее падения письмо божественной недотроги. А между тем то ли потому, что вы им еще дорожите, то ли потому, что забыли об условиях сделки, которая, может быть, интересует вас меньше, чем вы стараетесь показать, я ничего, совершенно ничего не получила. Между тем или я ошибаюсь, или нежная святоша усиленно пишет письма. Ибо что ей делать, когда она одна? Уж, наверно, у нее не хватит ума развлекаться. Словом, у меня было бы в чем вас упрекнуть, если бы мне этого хотелось. Но я молчу в качестве воздаяния за некоторое раздражение, которое, может быть, допустила в своем последнем письме.
Теперь же, виконт, у меня есть к вам просьба, и даже больше ради вас, чем ради меня самой: отложим ненадолго мгновение, желанное мне, быть может, не менее, чем вам. Я думаю, что отложить его следует до моего возвращения в город. С одной стороны, здесь у нас не было бы достаточной свободы, а с другой — для меня имелась бы некоторая опасность, так как довольно, может быть, капли ревности, чтобы привязать ко мне постылого Бельроша, хотя сейчас он держится, можно сказать, на волоске. Он уже выбивается из сил, стараясь в проявлениях любви не ударить лицом в грязь. Дело дошло уже до того, что, перенасыщая его ласками, я вынуждена не только быть осторожной, но и хитрой. В то же время вы сами понимаете, что Бельрош может считаться жертвой, которую я вам приношу. Обоюдная неверность еще больше усилит очарование.
А знаете ли, я иногда жалею, что мы вынуждены прибегать к таким средствам. В дни, когда мы любили друг друга, — ибо я думаю, что то была любовь, — я была счастлива… а вы, виконт? Но зачем думать о счастье, которому нет возврата? Нет, что бы там ни говорили, возврат невозможен. Прежде всего, я потребовала бы жертв, которых вы, наверно, не смогли бы или не захотели принести и которых я, возможно, вовсе и не достойна. А затем — как вас удержать? О нет, нет, я и думать об этом не хочу. И хотя писать вам доставляет мне сейчас радость, я предпочитаю внезапно покинуть вас.
Прощайте, виконт.
Из замка ***, 6 ноября 17…
Письмо 132. От президентши де Турвель к госпоже де Розмонд
Глубоко растроганная вашей ко мне добротой, сударыня, я целиком отдалась бы ей, если бы меня не останавливала в какой-то мере боязнь осквернить ее этим. Почему, когда ваша доброта мне так драгоценна, я в то же время должна ощущать, что недостойна ее? Ах, но, во всяком случае, я осмелюсь высказать вам всю свою благодарность. Особенно восхищает меня в вас снисходительность добродетели, которой наши слабости ведомы лишь постольку, поскольку она им сострадает, — так сильна и так сладостна власть ее чар над нашими сердцами, что выдержит сравнение даже с чарами любви.
Но могу ли я и теперь заслуживать дружбу, которой уже недостаточно для моего счастья? То же самое могу я сказать и о ваших советах: я сознаю всю их мудрость, но не могу им следовать. И как не верить мне в совершенное счастье, когда я его сейчас ощущаю? Да, если мужчины такие, как вы о них говорите, надо бежать от них, надо их ненавидеть. Но насколько же не схож с ними Вальмон! Если у него, как и у них, есть то неистовство страсти, которое вы называете необузданностью, то насколько же в нем сильнее этой необузданности беспредельная нежность! О, друг мой! Вы говорите, что разделяете мои страдания, но порадуйтесь со мной и моему счастью! Я обязана им любви, а как увеличивает его самый предмет этой любви! Вы говорите, что любовь ваша к племяннику — быть может, проявление слабости. О, если бы вы знали его, как я! Я его обожаю, боготворю, и все же меньше, чем он заслуживает. Конечно, он мог порою впадать в заблуждения, в чем он и сам признаётся. Но кто лучше его познал истинную любовь? Что мне сказать вам больше? Он внушает ее, но и сам ощущает с не меньшей силой.
Вы подумаете, что я одержима неосуществимой мечтой, которой любовь беспрестанно смущает наше воображение. Но если так, то почему же он стал более нежным, более внимательным с тех самых пор, как ему уже нечего добиваться? Должна признаться, что раньше рассудительность и сдержанность редко покидали его, и это часто, даже против воли, вызывало в моем сознании все те лживые и жестокие представления о нем, которые существуют у его недоброжелателей. Но с тех пор как он беспрепятственно может отдаваться порывам своего сердца, он словно угадывает все желания моего. Кто знает, не были ли мы созданы друг для друга! Не суждено ли было мне счастье стать необходимой для его счастья! Ах, если это самообман, пусть я умру прежде, чем он рассеется. Нет, я хочу жить, чтобы лелеять, чтобы обожать его. Почему бы перестал он любить меня? Какая другая женщина сделает его счастливее? А я чувствую по собственному опыту, что счастье, которое порождаешь в другом, это самая крепкая, единственно подлинная связь. Да, это и есть то упоительное чувство, которое облагораживает любовь, которое в некотором смысле очищает ее и делает действительно достойной такой нежной и благородной души, как душа Вальмона.
Прощайте, мой дорогой, уважаемый, снисходительный друг. Тщетно пыталась бы я продолжать это письмо: настал час, когда он обещал прийти, и у меня уже нет других мыслей. Простите! Но вы хотите моего счастья, а оно в этот миг так велико, что меня едва хватает, чтобы ощущать его.
Париж, 7 ноября 17…
Письмо 133. От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей
Что же это за жертвы, мой прелестный друг, на которые я, по вашему мнению, не пойду, хотя наградой за них мне было бы ваше благоволение? Скажите, прошу вас, и если я хоть на мгновение поколеблюсь — принести их или нет, — разрешаю вам отказать мне в следуемой за них награде. Хорошо же вы судите обо мне с некоторых пор, если, даже проявляя снисходительность, сомневаетесь в моих чувствах или же силе воли! Жертвы, которых я не смогу или не захочу принести! Итак, вы считаете меня влюбленным, порабощенным, вы думаете, что если я так добивался успеха, то мне дорог самый предмет? Ах, нет, слава богу, я еще не пал так низко и берусь вам это доказать. Да, я докажу это, хотя бы и за счет госпожи де Турвель, и тогда у вас уж, наверно, не останется никаких сомнений.
