Эптон Синклер - Джунгли
Алена назвала номер дома на Кларк-стрит и добавила:
— Я не дам вам своего адреса: Мария его знает.
И Юргис без дальнейших разговоров двинулся в путь.
Он увидел большой каменный особняк аристократического вида и позвонил у входа. Молодая негритянка вышла на звонок, чуть приоткрыла дверь и подозрительно оглядела пришедшего.
— Что вам надо? — спросила она.
— Живет здесь Мария Берчинскайте? — осведомился он.
— Не знаю, — ответила она. — Что вам от нее нужно?
— Я хочу повидать ее. Она моя родственница.
Поколебавшись немного, девушка открыла дверь и впустила Юргиса в переднюю. Потом она сказала:
— Я пойду узнаю. Как вас зовут?
— Скажите ей, что пришел Юргис, — ответил он, и девушка побежала по лестнице. Вскоре она вернулась с ответом:
— Такой у нас нет.
Сердце Юргиса упало.
— Мне сказали, что она живет именно здесь, — возразил он.
Но негритянка покачала головой:
— Хозяйка говорит, что здесь такой нет.
Юргис постоял в нерешительности, борясь с разочарованием, и потом повернулся к двери. Однако в тот же миг раздался стук, и девушка пошла открывать. Послышалось шарканье ног, и вдруг, вскрикнув, она в ужасе отскочила и кинулась мимо Юргиса вверх по лестнице с воплем:
— Полиция! Полиция! Нас накрыли!
Оторопевший Юргис на миг застыл на месте. Но при виде приближавшихся к нему людей в синей форме он устремился вслед за негритянкой. Ее крики вызвали наверху отчаянную суматоху. Дом был полон народу, и, когда Юргис вбежал в коридор, там во все стороны метались кричавшие и визжавшие от страха люди. Женщины большей частью были в халатах, мужчины более или менее раздеты. Юргис пробежал мимо большой комнаты с плюшевой мебелью. Столы были уставлены бутылками и стаканами. По всему полу были рассыпаны игральные карты, один из столов был опрокинут, кругом валялись бутылки, и вино лилось на ковер. Какая-то девушка лежала в обмороке, и двое мужчин хлопотали около нее. Десяток других толпился у входной двери.
Внезапно раздались гулкие удары в дверь, заставившие толпу отпрянуть. В это время толстая женщина с накрашенными щеками и брильянтами в ушах сбежала с лестницы и, задыхаясь, скомандовала:
— К черному ходу, скорей!
Она сама побежала впереди всех к задней лестнице, и Юргис не отставал от других. В кухне она нажала пружину, один из шкафов подался, и за ним открылся темный проход.
— Туда! — закричала она толпе, достигшей теперь двадцати — тридцати человек, и люди бросились к потайной двери. По не успел исчезнуть последний, как впереди послышался шум, и охваченная паникой толпа ринулась обратно, крича:
— Там тоже полиция! Мы в ловушке!
— Наверх! — крикнула женщина, и снова все — мужчины и женщины — побежали, ругаясь и грубо отталкивая друг друга. Один марш лестницы, второй, третий — и вот все столпились у подножья лесенки, ведущей на крышу. Человек, первым взобравшийся наверх, безуспешно пытался поднять люк. Хозяйка крикнула ему, чтобы он откинул крючок, но он ответил:
— Крючок уже откинут. На люке кто-то сидит!
Секунду спустя снизу раздался голос:
— Эй, там, бросьте зря стараться! На этот раз мы пришли не для шуток.
Толпа покорилась. Вскоре появилось несколько полисменов; они заглядывали во все углы и бесцеремонно посмеивались над своими жертвами. Что касается последних, то особенно испуганный вид имели мужчины. Женщины принимали все, как развлечение, к которому они давно привыкли: если некоторые из них и побледнели, то этого под румянами не было видно. Черноглазая молодая девушка устроилась на перилах и кончиком туфли сбрасывала каски с полисменов, пока один из них не поймал ее за лодыжку и не стащил вниз. Внизу в коридоре несколько других обитательниц дома сидели на сундуках и потешались над проходившей мимо них процессией. Они шумно веселились и, очевидно, были пьяны. Голос одной из них, одетой в ярко-красное кимоно, покрывал все остальные, и когда Юргис взглянул на нее, он вздрогнул и невольно вскрикнул:
— Мария!
Услышав этот возглас, она оглянулась и в изумлении вскочила на ноги.
— Юргис! — пробормотала она.
Секунду они молча глядели друг на друга.
— Как ты сюда попал? — воскликнула она.
— Я пришел повидаться с тобой, — ответил он.
— Когда?
— Только что.
— По откуда ты узнал… кто сказал тебе, что я здесь?
— Алена Ясайтите. Я встретил ее на улице.
Они снова стали молча рассматривать друг друга. Заметив, что окружавшие наблюдают за ними, Мария подошла к Юргису.
— А как ты? — спросил он, — Ты живешь здесь?
— Да, — ответила Мария. — Я живу здесь…
Вдруг снизу кто-то крикнул:
— Ну-ка, девочки, одевайтесь, пора идти. Да поскорее, а то пожалеете — на улице дождь!
— Бррр! — задрожала одна из женщин. Они встали и начали расходиться по комнатам, выходившим в коридор.
— Пойдем, — позвала Мария и повела Юргиса в свою комнатушку, где стояли узкая кровать, стул и туалетный столик, а за дверью висело несколько платьев. На полу лежала скомканная одежда, и всюду был страшный беспорядок: на столике валялись флаконы, коробки румян, вперемешку со шляпами и грязными тарелками, а на стуле пара туфель, часы и бутылка виски.
На Марии ничего не было, кроме кимоно и чулок; но она начала одеваться в присутствии Юргиса, не потрудившись даже закрыть дверь. К этому времени он уже понял, где находится. Он немало перевидал с тех пор, как ушел из дому, его нелегко было смутить, и все же поведение Марии причинило ему мучительную боль. У себя на родине они всегда были порядочными людьми, и ему казалось, что память о минувших временах должна была и теперь заставить ее следить за собой. Но тут же он рассмеялся над своей глупостью. Кто он такой, чтобы говорить о порядочности!
— Давно ты здесь живешь? — спросил он.
— Около года, — ответила она.
— Почему ты сюда пошла?
— Жить надо было… И я не могла видеть, как дети голодают.
Он помолчал, глядя на нее, и, наконец, спросил:
— У тебя не было работы?
— Я заболела, — ответила она, — и осталась без денег. А потом умер Станиславас…
— Как? Станиславас умер?
— Да, — ответила Мария. — Я забыла, что ты не знаешь.
— Отчего он умер?
— Его загрызли крысы, — ответила она.
Юргис содрогнулся и беззвучно прошептал: «Загрызли крысы!»
— Да, — продолжала Мария и нагнулась, чтобы зашнуровать ботинки. — Он работал на фабрике растительного масла, бегал для рабочих за пивом. Он разносил кружки на лотке и отхлебывал понемногу из каждой. Один раз он выпил лишнее, уснул где-то в углу, и его заперли на всю ночь. Когда его нашли, крысы уже загрызли его и почти всего съели.
Юргис сел, охваченный ужасом. Мария продолжала шнуровать ботинки. Настало долгое молчание.
Вдруг в дверях показался дюжий полисмен.
— Поторапливайтесь! — буркнул он.
— Я тороплюсь, — отозвалась Мария и, встав, начала с лихорадочной быстротой застегивать корсет.
— А остальные живы? — спросил, наконец, Юргис.
— Да, — сказала она.
— Где они?
— Они живут недалеко отсюда. Теперь у них все в порядке.
— Работают? — спросил он.
— Эльжбета работает, когда удается, — ответила Мария. — Но обычно я забочусь о них: я теперь много зарабатываю.
Юргис помолчал.
— А они знают, что ты здесь… как ты живешь? — спросил он.
— Эльжбета знает, — ответила Мария. — Я не могла бы солгать ей. Да и дети, пожалуй, успели уже догадаться. Но стыдиться тут нечего — у нас не было другого выхода.
— А Тамошус?
Мария пожала плечами.
— Почем я знаю? — сказала она. — Я его больше года не видела. Он потерял от заражения крови палец и больше не мог играть на скрипке. А потом он уехал.
Мария стояла перед зеркалом, застегивая платье. Юргис сидел, пристально глядя на нее. Ему не верилось, что это та самая Мария, которую он знал в былые дни. Она стала такой спокойной, такой равнодушной! Ему было страшно смотреть на нее.
Вдруг она тоже взглянула на Юргиса.
— Судя по твоему виду, как будто и тебе жилось несладко, — заметила она.
— Да, — ответил он. — У меня ни гроша, и я без работы.
— А где ты был это время?
— В разных местах. Бродяжничал, а потом вернулся на бойни — как раз перед забастовкой.
Он на миг запнулся.
— Я справлялся о вас, — продолжал он, — и мне сказали, что вы переехали, но никто не знал куда. Ты, наверно, считаешь, что я подло поступил, уйдя от вас?..
— Нет, — ответила она. — Я не виню тебя, и никто из нас не винил. Ты сделал все, что мог, — задача была нам не по силам.
Помолчав, она добавила:
— Мы ничего не понимали, и в этом вся беда. С самого начала мы были обречены. Знай я тогда столько, сколько знаю теперь, мы бы справились…
