Томас Гарди - Вдали от обезумевшей толпы
— Лидди, — заговорила она уже повеселее, так как молодость взяла свое и надежды стали возрождаться, — теперь ты будешь моей наперсницей — надо же кому-нибудь изливать душу, я и выбрала тебя. Так вот, на время я поселюсь здесь. Затопи камин, принеси ковер и помоги мне навести уют! А потом я хочу, чтобы вы с Мэриен притащили наверх ту колченогую кровать из маленькой комнаты, и матрац, и стол, и еще всякую всячину… Чем бы мне заняться, чтобы как-то пережить это тяжелое время?
— Подрубать носовые платочки, это очень приятное занятие, — посоветовала Лидди.
— Ах, нет, нет! Я ненавижу шитье, всю жизнь ненавидела.
— Ну, а вязанье?
— То же самое!
— Тогда вы можете закончить свою вышивку по канве. Там остается доделать только гвоздику и павлинов, а потом ее можно вставить в рамку под стекло и повесить рядом с рукоделиями вашей тетушки, мэм.
— Вышивание по канве — старомодное занятие и до ужаса провинциальное. Нет, Лидди, я буду читать. Принеси-ка мне сюда книг, только не надо новых. Что-то к ним душа не лежит.
— Может, что-нибудь из старых книг вашего дядюшки, мэм?
— Да. Из тех, что мы сложили в ящики. — Чуть уловимая добродушная улыбка промелькнула у нее на лице. — Принеси «Трагедию девушки» Бомонта и Флетчера и «Невесту в трауре»… Постой, что бы еще? «Ночные размышления» и «Тщету человеческих желаний».
— А потом еще рассказ про черного человека, что зарезал свою жену Дездемону? Он страсть какой жалостный и уж так вам подойдет сейчас!
— Так, значит, Лидди, ты заглядывала без спросу в мои книги, а ведь я тебе запретила! Почему ты думаешь, что эта книга мне подойдет? Она мне ничуть не подходит.
— Но ведь другие-то подходят…
— И те не подходят — не стану я читать печальных историй. В самом деле, зачем мне их читать? Принеси-ка мне «Любовь в деревне», и «Девушку с мельницы», и «Доктора Синтаксиса», и несколько выпусков «Зрителя».
Весь этот день Батшеба и Лидди прожили в мезонине, как на осадном положении; впрочем, эта предосторожность оказалась излишней, ибо Трой не появлялся в Уэзербери и не думал их беспокоить. До захода солнца Батшеба просидела у окна; временами она принималась читать, потом опять рассеянно следила за всем происходящим снаружи и равнодушно прислушивалась к долетавшим до нее звукам.
В тот вечер заходящее солнце было кроваво-красным, и на востоке свинцовая туча отражала последние лучи. На темном небе четко выступал освещенный западный фасад колокольни (из окон фермы была видна только эта часть церкви), и флюгер на ее шпиле, казалось, брызгал искрами. Около шести часов на лугу близ церкви, по обыкновению, собралась мужская молодежь селения играть в бары. На этом месте с незапамятных времен происходили такого рода состязания, старые воротца стояли близ кладбищенской ограды, кругом земля была вся вытоптана ногами игроков и стала гладкой, как мостовая. Русые и черноволосые головы парней мелькали то там, то здесь, рукава ослепительно белели на солнце, и порой громкий крик или дружный взрыв хохота нарушали вечернюю тишину. Они играли уже с четверть часа, как вдруг игра прервалась, парни перемахнули через ограду и, обогнув колокольню, скрылись за тисом, наполовину заслоненным березой, широко раскинувшей золотую листву, кое-где прорезанную черными линиями ветвей.
— Почему это парни вдруг бросили играть? — спросила Батшеба, когда Лидди вошла в комнату.
— Мне думается, потому что из Кэстербриджа только что приехали двое рабочих и начали ставить большой надгробный памятник, — отвечала Лидди. — Парни побежали посмотреть, кому это его ставят.
— А ты знаешь кому? — спросила Батшеба.
— Нет, — ответила Лидди.
Глава XLV
Романтизм Троя
Когда в полночь Батшеба выбежала из дому, Трой первым делом заколотил крышку гроба, чтобы никто не увидел Фанни с ребенком. Покончив с этим, он поднялся наверх, бросился, не раздеваясь, на кровать и пролежал до утра в тяжелом душевном томлении.
За последние сутки на него немилосердно сыпались удары судьбы. Минувший день сложился совсем не так, как он предполагал его провести. Если человек задумает изменить линию своего поведения, ему приходится бороться не только с собственной косностью, но и обстоятельства как будто назло складываются против него, препятствуя его исправлению.
Получив от Батшебы двадцать фунтов, он прибавил к этой сумме все, что ему удалось разыскать у себя, — семь фунтов десять шиллингов. У него в кармане было двадцать семь фунтов десять шиллингов, когда он рано утром выехал из ворот усадьбы, спеша на свидание с Фанни Робин.
Прибыв в Кэстербридж, он оставил лошадь и двуколку на постоялом дворе; было без пяти десять, когда он добрался до моста в нижней части города и уселся на перилах. На башне пробил урочный час, но Фанни все не появлялась. Как раз в это время ее облачали в саван две прислужницы Дома призрения, причем это кроткое создание в первый и последний раз принимало услуги одевальщиц. Прошла четверть часа, потом еще полчаса. Пока Трой ждал, на него нахлынул рой воспоминаний: ведь уже вторично она не приходит на важное свидание с ним! Он поклялся в сердцах, что это будет последний раз. Прождав ее напрасно до одиннадцати часов, он успел изучить каждый лишай на поверхности камней, и монотонное журчание струй под мостом начало наводить на него тоску; наконец он спрыгнул с перил, отправился на постоялый двор за своей двуколкой и поехал на бедмудские скачки, с горьким безразличием взирая на прошлое и опрометчиво бросая вызов будущему.
К двум часам он попал на скачки, пробыл там некоторое время, затем вернулся в город и оставался там до девяти. Но образ Фанни все время преследовал его, она виделась ему такой, какой появилась перед ним в угрюмых сумерках субботнего вечера, и тут же он слышал упреки Батшебы. Трой поклялся, что не будет играть, и сдержал свою клятву: к девяти часам вечера, когда он выехал из города, имевшаяся у него сумма уменьшилась лишь на несколько шиллингов.
Неторопливой рысцой он ехал в Уэзербери, и только теперь ему пришло в голову, что, вероятно, болезнь помешала Фанни сдержать обещание. На сей раз она никак не могла ошибиться. Он пожалел, что не остался в Кэстербридже и не навел о ней справок. Добравшись до дому, он спокойно распряг лошадь и вошел в особняк, где, как мы уже видели, его ожидал страшный удар.
Как только стало рассветать и предметы выступили из полумрака, Трой вскочил с накрытой одеялом кровати и, ничуть не беспокоясь о том, где сейчас находится Батшеба, едва ли не позабыв о ее существовании, спустился вниз и вышел из дому черным ходом. Он направился на кладбище и долго там бродил, пока не разыскал свежевырытую, еще пустую могилу, ту, что накануне выкопали для Фанни. Запомнив ее местоположение, он поспешил в Кэстербридж и по дороге лишь ненадолго остановился в раздумье на холме, где в последний раз видел Фанни живой.
Добравшись до города, Трой свернул в боковую улицу и вошел в двойные ворота, над которыми висела вывеска со следующими словами: «Лестер. Резьба по камню и мрамору». Во дворе стояли обтесанные камни разной величины и формы с вырезанными на них надписями, где не были еще проставлены имена, ибо они предназначались для людей, пока еще не умерших.
Внешность, манера говорить и образ действий Троя так изменились, и он до того был непохож на себя, что даже сам это сознавал. Приступая к покупке памятника, он вел себя, как из рук вон непрактичный человек. Он не в силах был обдумывать, рассчитывать, экономить. Им овладело безудержное желание, и он стал добиваться своего, как ребенок, требующий себе игрушку.
— Мне нужен хороший памятник, — заявил он хозяину мастерской, войдя в маленькую контору, расположенную в глубине двора. — Дайте мне самый лучший, какой у вас найдется за двадцать семь фунтов.
Это были все его деньги.
— В эту сумму войдут все расходы?
— Решительно все. Вырезка надписи, перевозка в Уэзербери и установка. И я хочу получить памятник сейчас же, немедленно.
— На этой неделе мы не сможем выполнить ваш заказ.
— Мне нужен памятник немедленно.
— Если вам придется по вкусу один из тех, что имеются у нас на складе, то его можно быстро приготовить.
— Хорошо, — нетерпеливо бросил Трой. — Покажите, что у вас есть.
— Это лучшее, что имеется у нас в наличности, — сказал резчик, проведя его в сарай. — Вот, изволите видеть, мраморное надгробие, превосходно отделанное, с медальонами на соответствующие темы; вот то, что ставится в ногах, такого же рисунка, а вот и могильная плита. Одна полировка этого комплекта обошлась мне в одиннадцать фунтов. Материал лучший в своем роде, и я гарантирую вам, что он выдержит дожди и морозы и простоит добрых сто лет, без единой трещины.
— И сколько за все?
— Что ж, я могу вырезать имя и доставить памятник в Уэзербери за названную вами сумму.
