Синклер Льюис - Том 2. Бэббит. Человек, который знал Кулиджа
И вдруг, в семь часов, он отнял у нее сигарету и крепко сжал ее руку.
— Танис! Перестаньте дразнить меня! Мы с вами… Вы понимаете, мы оба — люди одинокие, и нам так хорошо вместе. По крайней мере, мне! Никогда мне не было так хорошо. Разрешите мне остаться. Я сбегаю в магазин, куплю чего-нибудь — холодного цыпленка или индейку, — и мы чудесно с вами пообедаем, а потом, если вы захотите меня прогнать, я уйду безропотно, как барашек.
— Ну что ж, это будет мило! — сказала она.
И руки не отняла. Весь дрожа, он сжал ее пальцы и бросился надевать пальто. В гастрономическом магазине он накупил огромное количество еды, выбирая главным образом то, что подороже. Из аптеки напротив он позвонил жене: «Должен подписать контракт с одним человеком, он уезжает в полночь. Ты не жди, ложись спать. Поцелуй за меня Тинку». В предвкушении чего-то необычайного он вернулся в маленькую квартиру.
— Ах, гадкий, гадкий, сколько он накупил еды! — приветствовала его Танис, и голос у нее был веселый, улыбка ласковая.
Он помогал ей в маленькой белой кухоньке — мыл салат, откупорил бутылку с оливковым маслом. Она велела ему накрыть на стол, и когда он бежал в столовую, а потом искал в буфете ножи и вилки, он чувствовал себя совершенно как дома.
— Одного не могу решить, — объявил он, — что вам надеть к обеду. То ли самый нарядный вечерний туалет, то ли распустить волосы и надеть короткое платьице, как маленькой девочке.
— О, я буду обедать так как есть, в этом старом шифоновом платьишке, и если бедная Танис вам в таком виде не нравится, можете идти обедать в клуб.
— Не нравится? — Он погладил ее плечо: — Дитя, вы — самая умная, самая хорошенькая, самая милая женщина на свете! Ну-с, леди Уайком, разрешите герцогу Зенитскому предложить вам руку и патриархальственно проследовать к монументальственной трапезе!
— Ах, какой вы остроумный, как мило вы шутите!
Когда они окончили импровизированный обед, он выглянул в окно и заявил:
— Очень сыро и холодно. Нечего вам ходить в кино.
— Пожалуй…
— Хорошо, если б у нас был камин! Хорошо, если бы лил дождь, а мы с вами сидели бы в старом-престаром домике и за окнами скрипели бы деревья, а в очаге горели огромные поленья. Знаете что? Давайте пододвинем диванчик к радиатору, вытянем ноги и вообразим, будто это камин!
— Ах, как трогательно! Большой вы ребенок!
Они пододвинули кушетку к радиатору, уперлись в него ногами — его тяжелые черные башмаки угнездились рядом с ее лакированными туфлями. В полутьме они говорили о себе, о том, как она одинока, о том, как он запутался, и как чудесно, что они нашли друг друга. И когда они умолкли, вокруг стало тише, чем в сельской глуши. Ни один звук не доносился с улицы, кроме шороха колес и отдаленного гула товарных поездов. Они были одни, в тепле, в уюте, вдали от шумного, докучливого мира.
Он был в таком восторге, что все страхи, все сомнения улетучились. И когда он на рассвете возвратился домой, восторг перешел в блаженную умиротворенность, полную воспоминаний.
29
Уверенность в дружбе Танис Джудик укрепила в Бэббите чувство собственного достоинства. В Спортивном клубе он решался на многое. И хотя Верджил Гэнч упорно молчал, остальным завсегдатаям стола «дебоширов» пришлось признать, что Бэббит по неизвестной причине «немножко спятил». Они громогласно спорили с ним, а он петушился, радуясь такому своеобразному подвижничеству. Он даже осмелился хвалить Сенеку Доуна! Профессор Памфри при этом заявил, что шутка зашла слишком далеко, но Бэббит упорствовал:
— Нет! Это факт! Я вам верно говорю: он один из выдающихся умов нашей страны! Сам лорд Уайком подтверждал, что…
— Да кто такой в конце концов этот лорд Уйаком? Вы долбите про него вот уже шестую неделю! — возмутился Орвиль Джонс.
— Джордж выписал его по каталогу от Сирс-Робека. Этих английских высокопоставленных ломак можно заказывать по почте, два доллара штука! — ввернул Сидни Финкельштейн.
— Перестаньте кривляться! Лорд Уайком — один из величайших умов в политической жизни Англии. Повторяю: сам я, конечно, человек консервативный, но ценю таких людей, как Сенни Доун, за то, что…
Но тут его резко прервал Верджил Гэнч:
— Не уверен, что ты так уж консервативен. А я могу отлично обойтись и без вмешательства красных сволочей, вроде твоего Доуна!
Голос у Гэнча был такой злой, челюсти так крепко сжались, что Бэббит растерялся, но тут же овладел собой и говорил до тех пор, пока всех не охватила скука, потом раздражение и, наконец, сомнение, как Гэнча.
Он думал о Танис беспрестанно. С волнением он вспоминал каждую черточку ее лица. Его руки тосковали по ней. «Наконец-то я ее нашел! Столько лет она мне снилась, и теперь я нашел ее!» Они встречались по утрам в кино и попозже, днем, а в те вечера, когда предполагалось, что он на собрании ордена Лосей, он заезжал к ней на квартиру. Он знал все ее финансовые дела, давал ей советы, а она жаловалась на свою женскую беспомощность, хвалила его за властный характер, хотя потом оказывалось, что она разбирается во всяких акциях и бумагах куда лучше него. У них уже накопились общие воспоминания, они подтрунивали над прошлым. Как-то они поссорились, и он сердился, что она так же «командует» им, как его жена, и еще больше ноет, когда он невнимателен. Но все окончилось благополучно.
Лучше всего была одна прогулка в звонкий декабрьски» день по засыпанным снегом полям вниз, к замерзшей реке Чалузе. На Танис была причудливая каракулевая шапочка и короткая бобровая шубка, она скользила по льду с громкими криками, а он, запыхавшись, бежал за ней, расплываясь в улыбке. Майра Бэббит никогда не скользила по льду.
Он боялся, что их увидят вместе. В Зените немыслимо позавтракать с женой соседа без того, чтобы к вечеру об этом не узнали все ваши знакомые. Но Танис была на редкость сдержанна. С какой бы нежностью она ни бросалась к нему, когда они оставались наедине, она всегда держалась на людях строго и отчужденно, и он надеялся, что ее примут за обыкновенную клиентку. Орвиль Джонс однажды увидел, как они выходят из кино, и Бэббит пробормотал: «Разрешите вас познакомить с миссис Джудик. Эта дама знает, в какую контору ей обращаться, Орви». И мистер Джонс, хотя и относился критически к современным нравам и к новомодным стиральным машинам, как будто был удовлетворен.
Больше всего Бэббит боялся — и не от особой любви к жене, а в силу привычки соблюдать приличия, — больше всего он боялся, как бы Майра не узнала о его увлечении. Он был уверен, что ей ничего определенного не известно о Танис, но знал наверняка, что в чем-то таком жена его подозревает. Много лет ей докучали любые проявления нежности, кроме поцелуя при прощании, однако теперь ее обижало, когда ослабевали вспышки супружеского внимания, а тут он и вовсе перестал ею интересоваться и даже испытывал к ней что-то вроде отвращения. Он не мог изменять Танис. Его раздражала расплывшаяся фигура жены, валики жира, выпирающие из платья, потрепанная нижняя юбка, которую она собиралась и все забывала выбросить. Но он понимал, что она, зная его насквозь, замечала это отвращение. Он старательно, тяжеловесно, игриво пытался его замаскировать. И не мог.
Рождество провели сравнительно сносно. Пришел Кеннет Эскотт — признанный жених Вероны. Миссис Бэббит пролила слезу и назвала Кеннета своим новым сыном. Бэббит беспокоился за Теда, который перестал жаловаться на университет и стал подозрительно уступчив. Бэббит не знал, что задумал мальчик, а спросить стеснялся. Сам Бэббит тайком ускользнул после обеда, чтобы отвезти Танис подарок — серебряный портсигар. Когда он вернулся, миссис Бэббит что-то уж слишком невинным тоном спросила:
— Что, подышал свежим воздухом?
— Да, прокатился немножко, — пробормотал он.
После Нового года жена сказала:
— Я получила письмо от сестры, Джордж. Она не совсем здорова. Может быть, мне поехать, побыть с ней две-три недели?
Обычно миссис Бэббит никогда не уезжала из дому зимой, кроме как в самых экстренных случаях, к тому же этим летом она отсутствовала несколько недель. Да и Бэббит был не из тех мужей, которые спокойно переносят разлуку с женой. Он любил, чтобы жена сидела дома, заботилась о его одежде, знала, как надо поджарить ему бифштекс, и ему было спокойнее, когда она кудахтала тут рядом. Но в этот раз он даже не мог выдавить из себя обычной фразы: «Неужто она без тебя не обойдется?» И, стараясь изобразить на лице сожаление, чувствуя, что жена пристально следит за ним, он в душе был полон лучезарных мечтаний о Танис.
— Так как же по-твоему — ехать мне или нет? — резко спросила она.
— Решай сама, душенька, я не знаю.
Она со вздохом отвернулась, а его сразу прошиб пот.
Все четыре дня, до самого ее отъезда, она была до странности тиха, а он неуклюже ласков. Ее поезд уходил в полдень. Едва последний вагон исчез за товарным депо, Бэббиту уже не терпелось побежать к Танис.
