Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика
Скептиков было достаточно при начале осуществления первой пятилетки, и скептиков, и недовольных, и врагов, и вредителей.
У советского корабля трещали мачты и рвались паруса. Иосифу Сталину пришлось крепко держать руль, ведя корабль к поднимающимся из-за горизонта очертаниям новой земли социализма, казавшейся иным неведанной, иным призрачной.
Все, все в стране было призвано на службу, в том числе и литература... Еще не дописаны романы из эпохи гражданской войны или повести из вчерашнего обывательского быта, уже ставшего сразу пережитой историей, а уже многие писатели, увлеченные водоворотом строительства, поехали туда, где взрывались скалы и валились леса для фундамента заводов и новых городов.
Для этого второго периода советской литературы характерен очерк, торопливое, деловое произведение... Характерен быстро возникший и широко развернутый интерес миллионых масс строителей к тому, чтобы были запечатлены их дела и их усилия. Литература вовлекается в строительство. Многие из писателей, которые не хотят этого понять или считают себя хранителями священного огня в уединенных кабинетах, подвергаются страстной критике читателя, не желающего разбираться в тонкостях искусства... "Давай сегодняшний день. Рассказывай нам про нового человека, взрывающего горы и валящего вековую тайгу..." На всех стройках, на заводах, в глубоких лесах, в тундрах, на севере появляются газеты - от многотиражных печатных до стенгазет.
Народ, строя, хочет учиться и учится с таким же грандиозным упорством и страстью, с каким взрывает горы и валит леса... Учатся все: и старые и малые, - растет потребность к знанию и тяга к культуре.
Литература этого периода необычайно плодовита. Но в ней нет законченных, завершенных произведений. Нет и не могло быть, так как это было противоестественно. Писатели поглощают жизнь, учатся сами и пишут без отрыва от производства...
Мне рассказывал один представитель торгпредства, какие штуки приходилось выкидывать, чтобы вовремя платить в Лондоне по векселям за машины и оборудование строящихся заводов.
В поисках денег он наскочил на блестящую идею. Отправить в Лондон три вагона битых перепелов. Тотчас же в России были мобилизованы запасы мелкой дроби, проведена на местах агитация среди охотников, и на Украине и Северном Кавказе загремели выстрелы... Жирные перепела, падая на пшеничное жнивье, спасли торговую честь Советской России.
Это было в 1929 году или 1930 году. Теперь мы добываем золото в Сибирских тундрах в таком количестве, какое далеко опередило времена "золотых лихорадок" в Калифорнии и на Клондайке. Заводы, намеченные большим планом, построены, созданы рабочие, инженерские кадры, стахановское движение опрокинуло прочный предрассудок о "славянской душе", способной лишь на мечтательность и созерцание... Заводы освоены, заводы работают на полный ход. Десять лет тому назад под самой Москвой вы видели крестьян в лаптях и домотканых рубашках, идущих за древней сохой. Сегодня колхозы пашут на тракторах и убирают хлеб комбайнами. Колхозы строят кинотеатры, покупают для своих нужд аэропланы и автомобили, крестьянская молодежь все возрастающим потоком вливается в высшие учебные заведения республиканских столиц, где высшее, не говоря уже о низшем и среднем, обучение - бесплатно...
Деревенская семья представляет любопытное зрелище, когда на каникулы приезжают в деревню дети. За стол садятся дед, помнящий крепостное право и плети помещика, отец, видавший позор Цусимы и первую революцию 1905 года, залитую кровью, мать, которая в 50 лет ликвидировала неграмотность и сейчас председательница сельсовета: от сознания власти - речь ее лаконична и безапелляционна, - муж ее побаивается. Приехавшие на каникулы дети сын-лейтенант, старшая дочь - доцент политической экономии, средняя кончает инженерный втуз, младшая - комсомолка, трактористка, она еще живет дома.
А вот семья рабочего за праздничным столом: мать полуграмотная, она занята домашним хозяйством и заботами о детях, мать поработала и потрудилась на своем веку, отец - мастер на заводе, он любит музыку и собирает библиотеку, преимущественно русских и иностранных классиков. Из современных писателей он одобряет Горького, к остальным относится выжидательно. Двое сыновей и две дочери работают на заводе и без отрыва от производства учатся в высших учебных заведениях. Они не пропускают ни одной премьеры в театрах, ни одного концерта филармонии. Все они спортсмены. Младшая дочь увлекается прыжками с парашютом, готовясь побить рекорд затяжного прыжка. Они любят современную литературу и, кроме старшего, все были в свое время в литературных кружках. Они очень требовательны и нетерпеливы. Они пишут письма писателям. Спрашивают не особенно любезно: "Почему вы так мало говорите о современной девушке, вы совершенно не знаете советской женщины..."
Из-за этих вопросов пятидесяти миллионов читателей писателю Советской России жить очень беспокойно.
Наш молодой читатель обычно уверен в себе. Да как и не быть уверенным, когда всего за 10 лет силами творчества и волею всего народа страна поднялась из развалин и стала богатой и мощной!
Эти девушки, пишущие требовательные письма писателям, знают, что наша Красная Армия, воздушный и подводный флот - самые сильные в Европе и ни одной комбинации агрессоров не удастся сокрушить дело строящегося социализма... Они спокойны, они со свойственной им уверенностью в завтрашнем дне идут вперед. Самое тяжелое - построение фундамента социализма - осталось позади. Перед ними освоение духовной культуры...
В такой обстановке происходит развитие третьего периода советской литературы. Писатель имеет дело с требовательным и выросшим культурно читателем... Притом организованным читателем... Этим летом молодые читатели - рабочие одного большого завода на Волге - просили меня приехать на читательскую конференцию, где обсуждался один из моих романов. У меня не было времени, я отказался. Тогда читатели прислали за мною двухместный самолет. Мы полетели с моей женой и приземлились на травянистом поле, где нас встретили около тысячи нарядных и веселых девушек и молодых людей.
В заводском клубе я прочитал им из нового романа, завязалась литературная беседа. На трибуну поднимались мои молодые читатели, чрезвычайно осведомленные в советской и мировой литературе, и вы не думайте, что уж очень хвалили меня: это у нас не принято.
В конце вечера шесть девушек, одетых в спортивные костюмы, принесли и подарили мне ими самими построенный великолепный мотор для лодки.
Читательские конференции, литературные кружки и литературные отделы в фабричных и заводских газетах объединяют и развивают пятидесятимиллионную массу советских читателей.
Литературе предъявляют все более строгие требования качества. О дилетантизме первого периода, об очерковой торопливости второго периода не может быть и речи. Современный читатель требует теперь обобщения пройденного страной пути, он требует показать ему героя нашего времени. Период неряшливой кисти, оперирования безликими массами миновал. Нам нужно индивидуализированное лицо человека, нужен реальный тип, он уже сложился, он уже в быту. Читатель требует поставить перед ним живой м о р а л ь н ы й о б р а з е ц л у ч ш е г о с о в е т с к о г о ч е л о в е к а. Читатель ищет высоких волнений души. Наш читатель оптимист прежде всего. Ни за какие коврижки его нельзя убедить в том, что мир не стоит того, чтобы в нем жить, и что уныние и безнадежность, пессимизм и презрение к людям должны быть содержанием искусства...
Переход к третьему периоду литературы был для наших писателей трудным, а для иных и тяжелым временем.
Приходится навсегда покончить с дилетантизмом, приходится делать еще более трудное: создавать в искусстве п о л о ж и т е л ь н ы й т и п. Приходится кончать с традициями и навыками дореволюционной русской литературы, возраставших на оппозиционном отношении ко всему существенному. "Я мыслю - значит, я все отрицаю" - было формулой искусства. Теперь эта формула звучит: "Я мыслю - значит, я строю жизнь".
Все это только начало советского искусства, его утренняя заря. Народ, создавший своими руками свое великое государство, - я уверен, - создаст большое искусство - светлое и радостное, - как солнечный свет, как вся наша земля, отлично приспособленная для того, чтобы человечество построило на ней радостную и светлую жизнь.
Нет, не будем жить, как птицы небесные, увы, это невозможно! Будем жить, как мудрецы, по великому начертанному плану, прокладывая себе дорогу вперед, к счастью.
ДОВОЛЬНО КОЛЕБАНИЙ!
Два года тому назад писатели всего мира подняли голос в защиту культуры от фашистского варварства.
Трудно сейчас учесть, какое впечатление произвели их предостерегающие слова на народные массы.
