Федор Достоевский - ИДИОТ
Но ей не дали договорить. Все подошли я окружили ее с готовностью. Князь тотчас же стал всех упрашивать остаться пить чай и извинялся, что до сих пор не догадался об этом. Даже генерал был так любезен, что пробормотал что-то успокоительное и любезно спросил Лизавету Прокофьевну: "не свежо ли ей однако же на террасе?" Он даже чуть было не спросил Ипполита: "давно ли он в университете?", но не спросил. Евгений Павлович и князь Щ. стали вдруг чрезвычайно любезными и веселыми, на лицах Аделаиды и Александры выражалось, сквозь продолжавшееся удивление, даже удовольствие, одним словом, все были видимо рады, что миновал кризис с Лизаветой Прокофьевной. Одна Аглая была нахмурена и молча села поодаль. Осталось и все остальное общество; никто не хотел уходить, даже генерал Иволгин, которому Лебедев, впрочем, что-то шепнул мимоходом, вероятно, не совсем приятное, потому что генерал тотчас же стушевался куда-то в угол. Князь подходил с приглашением и к Бурдовскому с компанией, не обходя никого. Они пробормотали, с натянутым видом, что подождут Ипполита, и тотчас же удалились в самый дальний угол террасы, где и уселись опять все рядом. Вероятно, чай уже был давно приготовлен у Лебедева для себя, потому что тотчас же и явился. Пробило одиннадцать часов.
X.
Ипполит помочил свои губы в чашке чаю, поданной ему Верой Лебедевой, поставил чашку на столик и вдруг, точно законфузился, почти в смущении осмотрелся кругом.
- Посмотрите, Лизавета Прокофьевна, эти чашки, - как-то странно заторопился он, - эти фарфоровые чашки и, кажется, превосходного фарфора, стоят у Лебедева всегда в шифоньерке под стеклом, запертые, никогда не подаются… как водится, это в приданое за женой его было… у них так водится… и вот он их нам подал, в честь вас, разумеется, до того обрадовался…
Он хотел было еще что-то прибавить, но не нашелся.
- Сконфузился таки, я так и ждал! - шепнул вдруг Евгений Павлович на ухо князю: - это ведь опасно, а? Вернейший признак, что теперь, со зла, такую какую-нибудь эксцентричность выкинет, что и Лизавета Прокофьевна, пожалуй, не усидит.
Князь вопросительно посмотрел на него.
- Вы эксцентричности не боитесь? - прибавил Евгений Павлович. - Ведь и я тоже, даже желаю; мне собственно только, чтобы наша милая Лизавета Прокофьевна была наказана, и непременно сегодня же, сейчас же; без того и уходить не хочу. У вас, кажется, лихорадка.
- После, не мешайте. Да, я нездоров, - рассеянно и даже нетерпеливо ответил князь. Он услышал свое имя, Ипполит говорил про него.
- Вы не верите? - истерически смеялся Ипполит: - так и должно быть, а князь так с первого разу поверит и нисколько не удивится.
- Слышишь, князь? - обернулась к нему Лизавета Прокофьевна, - слышишь?
Кругом смеялись. Лебедев суетливо выставлялся вперед и вертелся пред самою Лизаветой Прокофьевной.
- Он говорит, что этот вот кривляка, твой-то хозяин… тому господину статью поправлял, вот что давеча на твой счет прочитали.
Князь с удивлением посмотрел на Лебедева.
- Что ж ты молчишь? - даже топнула ногой Лизавета Прокофьевна.
- Что же, - пробормотал князь, продолжая рассматривать Лебедева, - я уж вижу, что он поправлял.
- Правда? - быстро обернулась Лизавета Прокофьевна к Лебедеву.
- Истинная правда, ваше превосходительство! - твердо и непоколебимо ответил Лебедев, приложив руку к сердцу.
- Точно хвалится! - чуть не привскочила она на стуле.
- Низок, низок! - забормотал Лебедев, начиная ударять себя в грудь и все ниже и ниже наклоняя голову.
- Да что мне в том, что ты низок! Он думает, что скажет: низок, так и вывернется. И не стыдно тебе, князь, с такими людишками водиться, еще раз говорю? Никогда не прощу тебе!
- Меня простит князь! - с убеждением и умилением проговорил Лебедев.
- Единственно из благородства, - громко и звонко заговорил вдруг подскочивший Келлер, обращаясь прямо к Лизавете Прокофьевне, - единственно из благородства, сударыня, и чтобы не выдать скомпрометированного приятеля, я давеча утаил о поправках, несмотря на то, что он же нас с лестницы спустить предлагал, как сами изволили слышать. Для восстановления истины признаюсь, что я действительно обратился к нему, за шесть целковых, но отнюдь не для слога, а собственно для узнания фактов, мне большею частью неизвестных, как к компетентному лицу. Насчет штиблетов, насчет аппетита у швейцарского профессора, насчет пятидесяти рублей вместо двухсот пятидесяти, одним словом, вся эта группировка, все это принадлежит ему за шесть целковых, но слог не поправляли.
- Я должен заметить, - с лихорадочным нетерпением и каким-то ползучим голосом перебил его Лебедев, при распространявшемся все более и более смехе, - что я поправлял одну только первую половину статьи, но так как в средине мы не сошлись и за одну мысль поссорились, то я вторую половину уж и не поправлял-с, так что все что там безграмотно (а там безграмотно!), так уж это мне не приписывать-с…
- Вот он о чем хлопочет! - вскричала Лизавета Прокофьевна.
- Позвольте спросить, - обратился Евгений Павлович к Келлеру, - когда поправляли статью?
- Вчера утром, - отрапортовал Келлер, - мы имели свидание с обещанием честного слова сохранить секрет с обеих сторон.
- Это когда он ползал-то перед тобой и уверял тебя в преданности! ну, людишки! Не надо мне твоего Пушкина, и чтобы дочь твоя ко мне не являлась!
Лизавета Прокофьевна хотела было встать, но вдруг раздражительно обратилась к смеющемуся Ипполиту:
- Что ж ты, милый, на смех что ли вздумал меня здесь выставлять!
- Сохрани господи, - криво улыбался Ипполит, - но меня больше всего поражает чрезвычайная эксцентричность ваша, Лизавета Прокофьевна; я, признаюсь, нарочно подвел про Лебедева, я знал, как на вас подействует, на вас одну, потому что князь действительно простит и уж наверно простил… даже, может, извинение в уме подыскал, ведь так, князь, не правда ли?
Он задыхался, странное волнение его возрастало с каждым словом.
- Ну?.. - гневно проговорила Лизавета Прокофьевна, удивляясь его тону: - ну?
- Про вас я уже много слышал, в этом же роде… с большою радостию… чрезвычайно научился вас уважать, - продолжал Ипполит.
Он говорил одно, но так, как будто бы этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и в то же время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся на каждом слове, так что все это, вместе с его чахоточным видом и с странным, сверкающим, и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
- Я бы удивился, совсем, впрочем, не зная света (я сознаюсь в этом), тому, что вы не только сами остались в обществе давешней нашей компании, для вас неприличной, но и оставили этих… девиц, выслушивать дело скандальное, хотя они уже все прочли в романах. Я, может быть, впрочем, не знаю… потому что сбиваюсь, но во всяком случае, кто кроме вас мог остаться… по просьбе мальчика (ну да, мальчика, я опять сознаюсь) провести с ним вечер и принять… во всем участие и… с тем… что на другой день стыдно… (я, впрочем, согласен, что не так выражаюсь), я все это чрезвычайно хвалю и глубоко уважаю, хотя уже по лицу одному его превосходительства, вашего супруга, видно как все это для него не принято… Хи-хи! - захихикал он, совсем спутавшись, и вдруг так закашлялся, что минуты две не мог продолжать.
- Даже задохся! - холодно и резко произнесла Лизавета Прокофьевна, с строгим любопытством рассматривая его: - ну, милый мальчик, довольно с тобою. Пора!
- Позвольте же и мне, милостивый государь, с своей стороны вам заметить, - раздражительно вдруг заговорил Иван Федорович, потерявший последнее терпение, - что жена моя здесь у князя Льва Николаевича, нашего общего друга и соседа, и что во всяком случае не вам, молодой человек, судить о поступках Лизаветы Прокофьевны, равно как выражаться вслух и в глаза о том, что написано на моем лице. Да-с. И если жена моя здесь осталась, - продолжал он, раздражаясь почти с каждым словом все более и более, - то скорее, сударь, от удивления и от понятного всем современного любопытства посмотреть странных молодых людей. Я и сам остался, как останавливаюсь иногда на улице, когда вижу что-нибудь, на что можно взглянуть, как… как… как…
- Как на редкость, - подсказал Евгений Павлович.
- Превосходно и верно, - обрадовался его превосходительство, немного запутавшийся в сравнении, - именно как на редкость. Но во всяком случае мне всего удивительнее и даже огорчительнее, если только можно так выразиться грамматически, что вы, молодой человек, и того даже не умели понять, что Лизавета Прокофьевна теперь осталась с вами, потому что вы больны, - если вы только в самом деле умираете, - так сказать из сострадания, из-за ваших жалких слов, сударь, и что никакая грязь ни в каком случае не может пристать к ее имени, качествам и значению… Лизавета Прокофьевна! - заключил раскрасневшийся генерал: - если хочешь идти, то простимся с нашим добрым князем и…
