Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)
От этого нашествия кредиторов бедный Стронг, оставшись без единой гинеи, мог укрыться лишь в той крепости, которой, как известно, служит англичанину его дом; там он и отсиживался, заперев дверь и предпринимая вылазки только по вечерам. Тщетно враги с проклятьями стучались в ворота цитадели- шевалье, только поглядывал на них сквозь занавеску, которой он затянул щель почтового ящика, и злорадно наблюдал, с какими лицами разъяренные клерки и разгневанные заимодавцы бросались в атаку на его дверь и отступали. Но поскольку они не могли дежурить там сутками и ночевать на лестнице, у шевалье выдавались иногда короткие передышки.
Да и нельзя сказать, чтобы Стронг выдерживал эту денежную осаду совсем один: он успел заручиться кое-какими союзниками. Друзья по его указаниям сообщались с ним целой системой условных сигналов; они спасали гарнизон от голодной смерти, поднося в крепость необходимый провиант, и, посещая Стронга в его убежище, не давали ему пасть духом и пойти на позорную капитуляцию. Среди самых верных союзников Нэда были Хакстер и мисс Фанни Болтон: когда по двору рыскали вражеские лазутчики, сестренкам Фанни ведено было издавать особый крик на манер тирольского "йодель", которому их нарочно для этого обучили; когда Фанни и Хакстер приходили навестить Стронга, они выпевали ту же мелодию у его двери, и тогда она тотчас распахивалась, на пороге появлялся улыбающийся гарнизон, провиант и жбан пива вносили в крепость, и осажденный проводил приятный вечер в обществе своих верных друзей. Некоторые люди просто не вынесли бы такого постоянного напряжения, но Стронг, как мы знаем, был храбрый человек, понюхавший пороху и не терявшийся в час опасности.
В это трудное время наш полководец обеспечил себе и нечто, еще более необходимое, чем союзники, а именно — путь отступления. На страницах этой повести уже упоминалось, что господа Костиган и Бауз проживали стена об стену с капитаном и что одно из их окон приходилось недалеко от окна кухни, расположенной в верхнем этаже квартиры Стронга. Желоб и водосточная труба у них были общие, и Стронг, поглядывая однажды в кухонное окно, смекнул, что с легкостью может, пройдя по трубе, подтянуться на подоконник соседа. Он тогда же, смеясь, рассказал о своем открытии Алтамонту, и оба решили утаить это обстоятельство от капитана Костигана — иначе он, спасаясь от своих многочисленных кредиторов, то и дело будет соскальзывать по трубе к ним в квартиру.
Теперь же, когда настали черные дни, Стронг сам использовал этот путь спасения: однажды под вечер он неожиданно предстал перед Баузом и Костиганом и, весело ухмыляясь, объяснил, что на лестнице его поджидают враги и он решил таким вот образом от них улизнуть. И пока адъютанты мистера Марка поджидали Стронга на площадке дома э 3, он спустился по лестнице дома э 4, пообедал в "Альбионе", побывал в театре, а в полночь воротился домой к великому изумлению Фанни и миссис Болтон, которые не видели, чтобы он выходил из своего подъезда, и только руками разводили, недоумевая, как он миновал часовых.
Несколько недель шевалье выдерживал эту осаду, проявляя стойкость, на которую был способен лишь такой старый и храбрый солдат: человека заурядного мужества подобные невзгоды и лишения непременно сломили бы; и больше всего Стронга обижало и бесило дьявольское безразличие и подлая неблагодарность Клеверинга, — он слал баронету письмо за письмом, а тот не отвечал ему ни слова, не перевел ни пенса, хотя, по словам Стронга, пятифунтовый билет был бы для него в то время целым состоянием.
Однако храброму шевалье не суждено было погибнуть: он сильно приуныл под бременем своих затруднений, но тут подоспела долгожданная помощь.
— Да, кабы не этот добрый человек, — говорил Стронг, — а вы добрый человек, Алтамонт, вы молодчина, я теперь по гроб жизни буду за вас стоять, честное слово… кабы не он, Нэду Стронгу была бы крышка, Пенденнис. Шла уже пятая неделя моего заточения… не мог же я без конца лазить по этой трубе, рискуя сломать себе шею, и выходить на прогулки через окно бедняги Коса, и я уже совсем пал духом, сэр, ей-богу, уже подумывал, не покончить ли с собой, еще неделя — я так бы и сделал — и вдруг — вы только вообразите — Алтамонт! Как с неба свалился.
— Ну, не так чтобы с неба, Нэд, — сказал Алтамонт. — Я приехал из Баден-Бадена, и мне там дьявольски везло целый месяц, вот и все.
— Словом, у Марка он вексель выкупил, а 6 остальными, которые на меня наседали, расплатился, вот он какой молодец, сэр! — с жаром сказал Стронг.
— Я буду счастлив поставить всем присутствующим бутылку кларета, а за первой и еще, сколько присутствующие пожелают, — произнес Алтамонт, покраснев от смущения. — Эй, человек, две кварты самого лучшего, да поживей! Будем пить за всех по очереди, и дай бог, чтобы каждого доброго малого, такого как Стронг, выручал в беде какой-нибудь другой добрый малый. Вот мой тост, мистер Пенденнис, хоть мне и не нравится ваша фамилия.
— В самом деле? А почему? — спросил Артур.
Тут Стронг под столом наступил полковнику на ногу, и тот в некотором возбуждении налил себе еще стакан, кивнул Пену, выпил до дна и сказал, что молодой-то Пенденнис джентльмен, и этого достаточно, и все они тут джентльмены.
Встреча между этими "всеми тут джентльменами" произошла в Ричмонде, куда Пен поехал обедать и за столиком в ресторане увидел шевалье и его приятеля. Оба, уже подогретые вином, были необычайно веселы и разговорчивы; и Стронг, превосходный рассказчик, с большой живостью и юмором поведал историю осады и всех своих вылазок и других приключений, очень наглядно и интересно изобразив переговоры приставов за дверью, мелодичные сигналы Фанни, нелепые восклицания Костигана при внезапном появлении шевалье в окне и наконец — приезд своего избавителя Алтамонта.
— Моя-то заслуга не велика, — сказал Алтамонт. — Вы же знаете, когда кончается рейс, матрос тратит деньги. Если уж кого благодарить, так тех молодчиков в Баден-Бадене, которые держат рулетку. Я там выиграл хороший куш, и намерен повторить, верно, Стронг? Я его забираю с собой. У меня система. Я его богачом сделаю, верное слово. Хотите — и вас богачом сделаю, и кого угодно, черт побери. Но первым делом, помяните мое слово, я озолочу эту малышку Фанни. Черт побери, угадайте, что она сделала, сэр? У ней было два фунта, и она, будь я проклят, дала их взаймы Нэду Стронгу! Верно, Нэд? Выпьем за ее здоровье!
— От всей души, — сказал Артур и с искренним удовольствием осушил стакан.
Затем мистер Алтамонт стал весьма многословно и пространно излагать свою систему. Он сказал, что она безошибочна, если только играть хладнокровно; что он узнал о ней от одного человека в Бадене, который, правда, проигрался, но только потому, что у него не хватило капиталу: еще один поворот колеса — и он бы все отыграл; что этот человек, и с ним еще несколько задумали сложиться и испытать эту систему; и что сам он решил вложить в нее все свои деньги до последнего шиллинга и в Англию приехал нарочно за деньгами и за капитаном Стронгом; что Стронг будет играть за него, потому что на Стронга с его выдержкой он может положиться больше, чем на себя и больше, чем на Блаундел-Блаундела и того итальянца, что вошел в их компанию. Так, допивая бутылку, полковник расписывал Пену свои планы, а Пен с интересом слушал излияния его дерзкого и беззаконного добродушия.
— Я на днях встретил этого чудака Алтамонта, — сообщил Пен своему дядюшке дня два спустя.
— Какой это Алтамонт? Сын лорда Уэстпорта? — спросил майор.
— Да нет же! — рассмеялся племянник. — Тот тип, который как-то пьяный ввалился к Клеверингам, когда мы там обедали. Он сказал, что фамилия Пенденнис ему не нравится, хотя я, видимо, добрый малый, — вот какой чести я удостоился.
— Никого по фамилии Алтамонт я не знаю, даю тебе честное слово, — невозмутимо произнес майор. — А что до этого твоего знакомого, то чем меньше ты будешь иметь с ним дело, тем лучше.
Артур опять засмеялся.
— Он уезжает из Англии — решил нажить состояние игрой, по особой системе. С ним в компании мой милейший однокашник Блаундел, а Стронга он берет с собой адъютантом. Интересно, что связывает шевалье с Клеверингом?
— Сдается мне — но заметь, Пен, это только мои домыслы, — что в прошлом Клеверинга было что-то, что дает этим господам, и еще кое-кому некоторую власть над ним и если такая тайна существует, а нам, конечно, нет до этого дела, — так это, мой милый, должно быть для каждого уроком: жить надобно честно, чтобы никто ничего не мог о тебе сказать дурного.
— По-моему, дядюшка, вы сами знаете какой-то секрет для воздействия на Клеверинга, а то с чего бы он уступил мне свое место в парламенте?
— Клеверинг считает, что он для парламента не пригоден, — отвечал майор. — И он совершенно прав. Так что ему мешает заменить себя тобою или еще кем-либо? Ты думаешь, правительство или оппозиция постеснялись бы принять от него это место? А зачем тебе, черт возьми, быть более щепетильным, нежели первые люди в стране — самые уважаемые, самые родовитые и высокопоставленные?
