Льюис Синклер - Элмер Гентри
Он снова вошел в церковь, величаво опустился по очереди в каждое из трех кресел перед алтарем, которые, как он думал в детстве, были предназначены для святой троицы. Затем он встал и, опершись руками о кафедру, прогудел, обращаясь к почтительно внимающей толпе молящихся (Ого! А сколько стоят в проходах!):
- Братья мои!
Он переживал такой подъем, какого не испытывал со времен Шэрон.
Он начнет сызнова - он уже начал, клялся он себе. Довольно лжи, обмана, хвастовства! Этот городок, быть может, и скучноват, но он, Элмер, оживит его, возродит к новой жизни, вдохнет в него свою душу! Да, так будет! Жизнь распахнулась перед ним - чистая, радостная, зовущая на высокий подвиг, достойный рыцаря христианства. О да, когда-нибудь он станет епископом, но даже и это пустяк в сравнении с той победой, что он одержал над низменными сторонами собственной натуры.
Он опустился на колени и, смиренно, умоляюще раскинув руки, стал молиться:
- Господи боже, ты, что снизошел ко мне, недостойному, распахнув предо мною врата царства твоего, ты, что открыл мне в эту минуту вечную радость праведной жизни, помоги мне остаться цельным и чистым и да пребудет во всем воля твоя. Аминь.
Он стоял у кафедры со слезами на глазах, так сильно сжимая мясистыми пальцами кожаный переплет огромной библии, что тот треснул.
Дверь в дальнем конце зала отворилась, и на пороге в лучах июньского солнца возникло видение…
Впоследствии он припомнил двустишие, которое сохранилось в его памяти со времен колледжа - такой предстала перед ним молодая женщина, смотревшая на него от дверей.
Увенчана спокойною листвою,
Бледна, она в дверях твоих стоит.
Она была моложе его, но в ней чувствовалась ясная зрелость, горделивая грация. Стройная, но с высокой грудью, она обещала в будущем пополнеть. Лицо очаровательное, с широким лбом, доверчивыми карими глазами, гладко причесанные каштановые волосы. Свою соломенную шляпку, украшенную розами, она сняла с головы и раскачивала в большой и изящной руке.
…Девственно-прекрасная, статная, добрая, бесконечно великодушная.
Она невозмутимо подошла к кафедре и, протянув руку, воскликнула:
- Вы преподобный Гентри, да? Я так горда, что первая приветствую вас тут, в церкви. Я - Клео Бенем, регент хора. Папу вы, наверное, уже видели? Он здесь попечитель. И владелец магазина.
- Да, вы первая встретили меня добрым словом, сестра Бенем. Страшно рад познакомиться. А ваш отец любезно пригласил меня сегодня ужинать.
Они церемонно пожали друг другу руки и, улыбаясь, сели на первой скамье. Он сообщил ей, что у них, несомненно, "произойдет великий религиозный подъем", а она рассказала о том, какие милые люди здесь в приходе, в городке, во всей округе. А ее порывисто вздымающаяся грудь сказала ему другое: что она, дочь местного магната, влюбилась в него с первого взгляда.
III
Клео Бенем провела три года в женском колледже города Спарты, занимаясь игрой на фортепьяно и органе, французским языком, английской литературой (тщательно процензурированной) и изучением библии. Вернувшись в Банджо-Кроссинг, она с жаром отдалась церковной работе. Она играла на органе, проводила спевки хора; преподавала самым младшим в воскресной школе, убирала церковь к пасхе, к похоронам, к дню всех святых.
Ей было двадцать семь лет - на пять лет меньше, чем Элмеру. Да, она не отличалась особой бойкостью в тех беседах, что ведет молодежь летними вечерами на крылечке; в тех редких случаях, когда она позволяла себе согрешить против церковного учения и потанцевать, она танцевала тяжеловато; да - в ней была та целомудренная скованность, которая отпугивала грубоватых юнцов Банджо-Кроссинга, - но при всем том она была красива, добра, а у ее отца, по слухам, имелось семьдесят пять тысяч долларов, и ни цента меньше. Поэтому почти все женихи, как в Банджо-Кроссинге, так и в его окрестностях, пытались сделать ей предложение.
Мягко и сочувственно, она отказывала всем - одному за другим. Брак, по ее понятиям, был таинством, она должна стать подругой человека, который "творит добро в этом мире". "Добро" же, как она считала, творят врачи и священники.
- С твоим духовным образованием ты будешь идеальной женой для священника, - твердили ей подруги. - И музыка! Просто прелесть! Ты бы ему так могла помочь!
Но ни один свободный пастор или врач не попался до сих пор, и Клео, слегка растерянная, продолжала жить в одиночестве, жадно лаская детей своих подруг и с каждым годом все более страстно отдаваясь духовной музыке и горячим одиноким молитвам.
Сейчас она с наивной откровенностью говорила Элмеру:
- Мы так боялись, что епископ нам пришлет старенького и немощного пастора! Народ здесь славный, но немножко вялый, его надо расшевелить. Я ужасно рада, что нам прислали человека молодого, обаятельного… Ох, что это я, как можно так говорить… Я, конечно, думала только о церкви, вы понимаете?
А глаза ее говорили, что она думала вовсе не только о церкви.
Взглянув на ручные часики (первые в Банджо-Кроссинге), она воскликнула:
- Боже, ведь уже шесть часов! Хотите, пойдем вместе прямо к нам, не заходя к миссис Кларк? Умыться вы могли бы у папы…
Что за вопрос! - возрадовался Элмер и торопливо поправился: - Как сказал бы разбитной парнишка! Да, конечно, мне будет очень приятно иметь удовольствие проводить вас домой.
Под вязами, мимо розовых кустов, в пыльной дымке, пронизанной закатом, шел он рядом со своею статной аббатисой.
Он понимал, что такая жена поможет ему добиться епископского сана. Он убеждал себя, что, несмотря на все ее добродетели, с нею при ближайшем знакомстве можно будет не без приятности и целоваться. Он отметил, что они "славная парочка". Он сказал себе, что она первая в его жизни женщина, которая достойна его… Потом он вспомнил Шэрон… Но на этой мирной деревенской улице было так покойно, голосок Клео журчал так нежно, что боль длилась лишь одно мгновение.
IV
Вдали от священной сумятицы своего магазина мистер Натаниэль Бенем забывал о скидках и векселях и становился радушным хозяином. Усердно повторяя: "Очень, очень приятно, брат!" - он тряс Элмеру руку многократно и с чувством. Миссис Бенем - крупная, довольно красивая женщина в переднике поверх узорчатого фулярового платья: она помогала на кухне, - была не менее радушна.
- Уверена, что вы проголодались как волк, брат! - воскликнула она.
Он и в самом деле был голоден; по дороге проглотил в каком-то станционном буфете только бутерброд с ветчиной да стакан кофе - и все.
Дом Бенемов был самый видный во всем городке: дощатый, желтый с белым, с просторным крытым крыльцом и маленькой башенкой с витражом на лестничной клетке и даже с настоящим камином, которым, впрочем, никогда не пользовались. Перед домом, к великому восторгу Элмера, стоял один из трех автомобилей, которыми в 1913 году мог похвастаться Банджо-Кроссинг, - ярко-красный, с медными деталями бьюик.
По количеству жареных кур и богословских вопросов ужин у Бенемов напоминал первый ужин Элмера у старосты Бейнса в Шенейме. Но только здесь были большие деньги, к которым Элмер питал трогательное почтение - и здесь была Клео.
Лулу Бейнс была лакомым кусочком; Клео Бенем - королевой. Обладать ею, алчно думал Элмер, - это одно стоит целого царства, ради этого стоит вести самую жестокую борьбу!… И, однако, его почему-то не тянуло заманить ее в уголок и целовать, как он целовал Лулу; при взгляде на гордый изгиб ее плеч у него не сводило пальцы от желания их приласкать.
После ужина, когда все уютно расположились в сумерках на крыльце, мистер Бенем спросил:
- А где вы служили прежде, брат Гентри?
Элмер скромно намекнул, какое ответственное положение занимал он при сестре Фолконер; упомянул о своих ученых изысканиях в Мизпахской семинарии, достаточно ярко описал свои успехи в Шенейме и дал понять, что в свое время фактически являлся помощником коммерческого директора компании Пикот.
Мистер Бенем хмыкал в изумленном восхищении. Миссис Бенем прожурчала:
- И повезло же нам: наконец-то получили настоящего, первоклассного проповедника!
А Клео - Клео только склонилась к Элмеру, сидя в своем плетеном кресле; близость ее была полна очарования.
Шагая к себе домой сквозь густую мглу июньской ночи, Элмер был счастлив. Какой-то прохожий, поравнявшись с ним, пробормотал: "Добрый вечер, преподобный отец!", - и он почувствовал, что здесь он свой, и всю дорогу мысленно представлял себе Клео - гордую, как Афина, и женственную, как златокудрая Афродита.
Он нашел свое дело, свою подругу, свое будущее.
Добродетель, отметил он, несомненно, окупается.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
У него было два дня на то, чтобы подготовиться к первой проповеди, разобрать сумки и чемоданы и разложить книги, приобретенные в Зените.
Пожитки его являли собою довольно-таки пеструю смесь: у него была прекрасная новая визитка, три превосходных пиджачных костюма, лакированные ботинки, отличный котелок, шикарный цилиндр - и всего две смены белья, да и то рваного.
