Вальтер Скотт - Пуритане. Легенда о Монтрозе
Белфур ушел последним. Некоторое время он оставался на баррикаде почти один, осыпаемый градом вражеских пуль, многие из которых были направлены именно в него, и работая топором, как простой сапер. Отступление находившегося под его начальством отряда не обошлось без тяжелых потерь и послужило повстанцам суровым уроком, наглядно показавшим позиционные преимущества гарнизона.
Во время второго приступа ковенантеры действовали с большей осторожностью. Сильный отряд стрелков под командою Мортона (многие из них вместе с ним недавно состязались в стрельбе по «попке») направился в лес. Скрываясь от неприятеля и избегая открытой дороги, пробираясь среди кустов и деревьев, карабкаясь по скалам, поднимавшимся с обеих сторон над дорогою, стрелки пытались занять огневую позицию, откуда, не очень доступные вражеским выстрелам, они могли бы беспокоить с фланга защитников второй баррикады, тогда как с фронта ей угрожал новой атакой Берли. Осаждаемые поняли опасность этого обходного маневра и старались не позволить стрелкам приблизиться, открывая по ним огонь всякий раз, как они показывались в просветах между деревьями. Атакующие, со своей стороны, продвигались к укреплениям спокойно, без суеты, но вместе с тем отважно и осмотрительно. Это в значительной мере являлось следствием смелого и разумного руководства со стороны их молодого начальника, который обнаружил много искусства, умело используя местность, чтобы защитить своих людей от вражеского огня, и не меньше доблести, храбро наседая на неприятеля.
Он все время не уставал напоминать своим, чтобы они стреляли по возможности только по красным курткам и щадили остальных защитников замка. Особенно настойчиво увещевал он беречь жизнь майора, который, руководя боем, не раз показывался из-за укрытия и, вероятно, был бы убит, не проявляй неприятель такого великодушия. Теперь уже в любом месте скалистого холма, на котором высился замок, можно было видеть вспышки отдельных ружейных выстрелов. Стрелки настойчиво продолжали продвигаться вперед — от куста к кусту, от скалы к скале, от дерева к дереву. Преодолевая крутизну подъема, они цеплялись за ветви и обнаженные корни; им приходилось бороться с препятствиями, созданными природою, и одновременно с огнем неприятеля. Некоторым из них удалось подняться так высоко, что они оказались выше защитников баррикады, бывших пред ними как на ладони, и оттуда стреляли по ним. Берли, воспользовавшись замешательством на баррикаде, устремился вперед, чтобы атаковать ее с фронта. Эта атака была такой же яростной и отчаянной, как предыдущая, но встретила менее стойкое сопротивление, так как защитники были встревожены успехом стрелков, обошедших их с фланга. Стремясь во что бы то ни стало использовать выгоду своего положения, Берли с боевым топором в руке выбил отсюда солдат, овладел укреплением и, преследуя отступающих, ворвался вместе с ними на третью, и последнюю, баррикаду.
— Бей их, бей, истребляй врагов господа и его избранного народа! Никого не щадить! Замок в наших руках! — кричал он, воодушевляя своих бойцов; наиболее бесстрашные последовали за ним, тогда как все остальные при помощи топоров, лопат и других инструментов валили деревья и рыли траншеи, торопясь построить прикрытие впереди второй баррикады, которое позволило бы им удержать за собой хотя бы ее, если не удастся захватить замок приступом.
Лорд Эвендел не мог дольше сдерживать свое нетерпение. С несколькими солдатами, составлявшими резерв и находившимися во внутреннем дворе замка, он, хотя его рука висела на перевязи, бросился вперед, навстречу повстанцам, всем своим видом и словами команды побуждая бойцов оказать помощь товарищам. Борьба достигла теперь крайнего ожесточения. Узкая дорога была забита повстанцами, рвавшимися вперед, чтобы поддержать своих, бившихся впереди во главе с Берли. Солдаты, воодушевляемые голосом и присутствием лорда Эвендела, дрались с неукротимой яростью. Их малочисленность несколько возмещалась большей опытностью, а также тем обстоятельством, что они располагались выше противника, — преимущество, которое они отчаянно защищали, обороняясь пиками, алебардами, ударами ружейных прикладов и палашей. Те, что оставались на стенах замка, старались помочь товарищам, открывая огонь по противнику всякий раз, когда они могли сделать это, не рискуя задеть своих. Те из стрелков, которые отличались особою меткостью, рассыпавшись на холме, вели прицельный огонь по защитникам, едва кто-нибудь из них показывался в просвете между зубцами стен. Замок был окутан густыми клубами дыма, скалы оглашались криками сражающихся. В этот решительный момент боя одно необыкновенное происшествие едва не отдало Тиллитудлем в руки штурмующих.
Кадди Хедриг, наступавший вместе с отрядом Мортона, был отлично знаком с каждой скалой и каждым кустом в окрестностях замка, так как не раз вместе с Дженни Деннисон собирал тут орехи. Благодаря знанию местности он опередил многих своих товарищей, подвергаясь меньшей опасности, чем они, и оказался с тремя или четырьмя последовавшими за ним стрелками значительно ближе к замку, чем все остальные. Кадди был достаточно храбрый парень, однако никоим образом не принадлежал к числу тех, кто любит опасность ради опасности или ради сопровождающей ее славы. Поэтому, продвигаясь вперед, он, как говорится, не лез на рожон, то есть не подставлял себя огню неприятеля. Напротив, он постарался отойти подальше от боевых действий и, скосив линию подъема несколько влево, двигался в этом направлении до тех пор, пока не вышел к заднему фасаду замка, где царили тишина и спокойствие, так как повстанцы штурмовали укрепления с фронта. Рассчитывая на крутизну пропасти, разверзавшейся возле стен, защитники не обратили на эту сторону никакого внимания. Но здесь было все же одно известное Кадди окно, принадлежавшее известной кладовой и находившееся на уровне известного тисового дерева, росшего в глубокой расщелине скалы. Это была та самая лазейка, через которую Дженни Деннисон выпустила из замка Гусенка Джибби, когда он был послан в Чарнвуд с письмом от Эдит к майору Беллендену. В былое время этим путем, вероятно, пользовались и для всяких других тайных дел. Опираясь на карабин и поглядывая на окно, Кадди обернулся к одному из своих товарищей и сказал:
— Это место я хорошо знаю; не раз помогал я Дженни Деннисон спускаться через это окошко, а то и сам, бывало, лазил сюда вечерком побаловаться, когда кончу пахать.
— А что мешает нам забраться туда и сейчас? — спросил Кадди его собеседник, смышленый и предприимчивый парень.
— Ничего не мешает, если это все, что нам надо, — ответил Кадди. — Ну, а потом что бы мы стали делать?
— Захватили бы замок, вот что; нас пятеро или шестеро, а тут никого — все солдаты на укреплениях у ворот.
— Раз так, то давайте, — сказал Кадди, — но только чур, чтобы ни одним пальцем не трогать ни леди Маргарет, ни мисс Эдит, ни старого майора, ни, боже упаси, Дженни Деннисон, ни одной души, кроме солдат, а тех — хотите казните, хотите милуйте, меня это не касается.
— Ладно, — ответил стрелок, — нам бы только туда попасть, а уж там мы столкуемся.
Осторожно, словно он ступал по чему-то хрупкому, Кадди без особой охоты начал подниматься по знакомой тропинке; он немного побаивался, не зная, как его встретят, а кроме того, его мучила совесть, настойчиво нашептывавшая, что он собирается недостойным образом отплатить за все милости и покровительство, которые когда-то ему оказывала владелица Тиллитудлема. Тем не менее он влез на дерево, а за ним один за другим и его товарищи. Небольшое окно было когда-то забрано железной решеткой, но ее уже давно разрушило время или вынули слуги, чтобы в случае надобности располагать удобным проходом. Поэтому проникнуть в окно было бы делом несложным, если бы в этот момент в кладовой никого не было. Это-то и хотел выяснить осторожный Кадди, прежде чем сделать последний, и рискованный, шаг. Пока товарищи подгоняли и бранили его, а сам он медлил и вытягивал шею, чтобы заглянуть внутрь, голова его подалась в поле зрения Дженни Деннисон, забравшейся в кладовую, как в наиболее безопасное место, и дожидавшейся в этом убежище исхода борьбы. Увидев эту ужасную голову и испустив пронзительный крик, она бросилась в смежную с кладовой кухню и, вне себя от страха, схватила горшок с капустной похлебкой, который до начала боя собственными руками подвесила над огнем, пообещав Тому Хеллидею приготовить для него завтрак. Вооружившись этим горшком, Дженни возвратилась к окну кладовой и, возопив: «Режут, режут! Караул! Помогите! Замок взят! Берегитесь! Вот тебе, получай!» — с диким воплем опрокинула на бедного Кадди содержимое своего кипящего горшка. И хотя в другое время и при других обстоятельствах блюдо, приготовленное руками Дженни, несомненно было бы для него лакомым яством, на этот раз оно могло бы навсегда избавить его от солдатчины, что и случилось бы, если бы в тот момент, когда Дженни плеснула в него похлебкою, он посмотрел вверх. К счастью, наш вояка, услышав вопли перепуганной Дженни, не помышлял ни о чем другом, кроме поспешного отступления, и, препираясь с товарищами, мешавшими ему в этом, опустил глаза; к тому же стальная каска и куртка из буйволовой кожи, в прошлом принадлежавшие Босуэлу и отличавшиеся прочностью, защитили его от большей части кипящей похлебки. Впрочем, на его долю пришлось все же достаточно; пораженный болью и испугом, он стремительно спрыгнул с дерева, опрокинув своих товарищей и подвергнув явной опасности их руки и ноги, и, не слушая доводов, уговоров и приказаний, во весь дух пустился по наиболее безопасной дороге к главным силам повстанческой армии, и ни угрозы, ни убеждения не смогли бы заставить его повторить атаку.
