Грэм Грин - Можете вы одолжить нам своего мужа?
— Алло!
С пола донесся слабый звук, который я интерпретировал, как:
— Это Вильям?
Я крикнул:
— Погодите, — и теперь, когда я наконец окончательно проснулся, я сообразил, что выключатель находится у меня над головой (в Лондоне он был над столиком у кровати). Пока я зажигал свет, с пола доносился слабый назойливый звук, похожий на скрип сверчка.
— Кто это? — спросил я довольно сердито, а затем я узнал голос Тони.
— Вильям, что там случилось?
— Ничего не случилось. Где вы?
— Но только что был ужасный шум. У меня чуть не лопнула перепонка.
— Это пепельница, — сказал я.
— Вы обычно кидаетесь пепельницами?
— Я спал.
— В 8.30? Вильям! Вильям!
Я спросил:
— Где вы?
— В маленьком баре в местечке, которое миссис Кларенти назвала бы Монти.
— Вы обещали вернуться к обеду, — сказал я.
— Поэтому я и звоню вам. Я человек обязательный, Вильям. Не могли бы вы передать Пупи, что мы немного задержимся? Пообедайте с ней. Поговорите с ней так, как только вы можете. Мы будем к десяти.
— Произошла авария?
Я услышал, как он радостно хмыкнул:
— Я не назвал бы это аварией.
— Почему Питер сам ей не позвонит?
— Он говорит, что он не в настроении.
— Но что я скажу ей? — Телефон замолчал.
Я вылез из постели, оделся и набрал номер ее телефона. Она ответила очень быстро; думаю, что она, должно быть, сидела у аппарата. Я передал сообщение, попросил ее встретиться со мной в баре и повесил трубку, прежде чем она успела что-нибудь спросить.
Но я обнаружил, что скрывать все оказалось не так уж и трудно: она испытывала огромное облегчение от того, что хоть кто-то позвонил. Она сидела в своей комнате с половины восьмого, непрерывно думая об опасных поворотах и ущельях на Большом Карнизе, и, когда я позвонил, она была почти уверена, что это из полиции или больницы. Только выпив два бокала сухого мартини и посмеявшись вдоволь над своими страхами, она наконец-то спросила:
— Интересно, почему Тони позвонил вам, а не Питер мне?
Я сказал (я уже заранее подготовил ответ):
— Думаю, что он почувствовал срочную необходимость удалиться — в туалет.
Получилось так, будто я сказал что-то чрезвычайно остроумное.
— Вы думаете, что они слегка пьяны? — спросила она.
— Я бы не удивился.
— Милый Питер, — сказала она, — он заслужил день отдыха. А я никак не могла представить себе, какие же у него склонности.
— Хотите еще мартини?
— Пожалуй, нет, — ответила она, — а то вы меня тоже напоите.
Мне несколько надоел легкий холодный rose, так что мы взяли к обеду бутылку настоящего вина, и она выпила достаточно много и болтала о литературе. Она, похоже, испытывала ностальгию по Дорнфорду Уэйтсу[22], которого проходила в шестом классе, так же, как Хью Уолпола[23], а теперь она с уважением говорила о сэре Чарльзе Сноу[24], который, как она, очевидно, полагала, был возведен в рыцарское звание, как сэр Хью, за служение литературе. По-видимому, я достаточно сильно увлекся ею, в противном случае ее невинность в этих вопросах была бы почти невыносимой — а, может быть, я был просто слегка пьян. Тем не менее, чтобы прервать поток ее критических суждений, я спросил, как ее зовут на самом деле, и она ответила:
— Все зовут меня Пупи.
Я вспомнил инициалы ПТ на ее сумках, но единственные подходящие имена, которые в этот момент я смог придумать, были Патриция или Прунелла.
— Тогда я буду просто называть вас «Вы», — сказал я.
После обеда я выпил брэнди, а она — кюммель. Было уже больше 10.30, а эта троица еще не вернулась, но казалось, она уже не беспокоится о них. Она сидела возле меня на полу, а официант время от времени заглядывал к нам, проверяя, можно ли выключить свет. Она прислонилась ко мне, положив руку на мое колено, и сказала примерно следующее:
— Это, должно быть, прекрасно быть писателем, — и в парах брэнди и нежности я не возразил. Я даже принялся снова рассказывать ей о графе Рочестере. Что мне за дело, в конце концов, до Дорнфорда Уэйтса, Хью Уолпола или сэра Чарльза Сноу? Я был даже в настроении прочесть ей стихи, безнадежно не подходившие к ситуации, хотя строки были такие:
О, Лживые Сердца, не говорите
Ни об изменах, ни о нарушенных клятвах,
Если все, что дарует нам Небо,
Это чудом быть верным тебе
В течение этой вечной минуты[25],
когда шум — но какой! — приближающегося «спрайта» поднял нас обоих на ноги. Верным было единственно то, что Небо даровало нам лишь время в баре в Антибе.
Тони пел; мы слышали его голос на протяжении всего пути от бульвара Генерала Леклерка; Стивен вел машину с величайшей осторожностью, почти все время на второй передаче, а Питер, как мы увидели, когда вышли на террасу, сидел на коленях у Тони (угнездившись, было бы наилучшим определением) и подхватывал припев. Все, что я смог уловить, было:
Круглый и белый
В зимнюю ночь,
Надежда Королевы Морей.
Если бы они не увидели нас на ступеньках, думаю, они проехали бы мимо отеля, ничего не заметив.
— Вы пьяны, — сказала девушка с удовольствием. Тони обнял ее за плечи и взбежал с ней по лестнице. — Осторожно, — сказала она, — Вильям меня тоже напоил.
— Добрый старина Вильям.
Стивен осторожно вылез из автомобиля и опустился в ближайшее кресло.
— Все хорошо? — спросил я, не зная точно, что я имею в виду.
— Дети были очень счастливы, — сказал он, — и очень, очень раскрепощены.
— Хочу в туалет, — сказал Питер (реплика оказалась не на месте) и двинулся к лестнице. Девушка протянула руку, чтобы помочь ему, и я слышал, как он повторял: — Замечательный день. Замечательный пейзаж. Замечательный... — Она обернулась на верху лестницы и одарила нас своей улыбкой, веселой, уверенной, счастливой. Как и в первый вечер, когда они сомневались насчет коктейля, они не спустились вниз. Было долгое молчание, затем Тони довольно ухмыльнулся.
— Кажется, у вас был прекрасный день, — сказал я.
— Дорогой Вильям, мы сделали очень доброе дело. Вы никогда не видели его таким detendu[26].
Стивен сидел и ничего не говорил; у меня создалось впечатление, что сегодняшний день был для него не так хорош. Могут ли люди, образующие пару, охотиться на равных условиях, или кто-нибудь из них всегда теряет? Слишком седые волны волос были как всегда безукоризненны, не было синяка под глазом, но мне показалось, что страх за будущее уже отбросил свою длинную тень.
— Я полагаю, вы имеете в виду, что вы его напоили?
— Не алкоголем, — сказал Тони. — Мы не какие-нибудь вульгарные соблазнители, не так ли, Стив? — Но Стивен не ответил.
— В таком случае, в чем же заключалось ваше доброе дело?
— Le pauvre petit Pierre.[27] Он был в таком состоянии. Он совершенно убедил себя — или, быть может, она его убедила, — что он impuissant[28].
— Вы, кажется, делаете большие успехи в французском.
— По-французски это звучит более деликатно.
— И с вашей помощью он обнаружил, что это не так?
— После некоторой девственной робости. Или почти девственной. Школа не оставила его полностью не затронутым. Бедная Пупи. Она совершенно не знала правильного подхода в этих вещах. Бог мой, у него великолепная половая зрелость. Ты куда, Стив?
— Я иду спать, — уныло ответил Стивен и пошел один вверх по лестнице. Тони посмотрел ему вслед, как мне показалось, с выражением нежного сожаления и очень легкой, неглубокой печали. — Его ревматизм снова разыгрался сегодня, — сказал он. — Бедный Стив.
Я решил, что лучше пойти спать, прежде чем я тоже стану «бедным Вильямом». Благодушие Тони нынешним вечером не имело границ.
8Впервые за долгое время я оказался на террасе один за завтраком. Женщины в твидовых юбках уехали несколько дней назад, и «молодые люди» — мои новые знакомые — также отсутствовали. Было довольно легко, пока я ждал кофе, рассуждать о возможных причинах их отсутствия. Ну, например, ревматизм... хотя я совершенно не мог представить себе Тони в роли сиделки. Была даже слабая надежда на то, что они почувствовали некоторый стыд и не захотели встречаться со своей жертвой. Что касается жертвы, то я думал с грустью, какое болезненное открытие скорее всего принесла эта ночь. Я сильнее, чем когда-либо, винил себя за то, что не поговорил с ней вовремя. Конечно, она узнала бы правду от меня в более мягкой форме, чем из пьяных бесконтрольных откровений собственного мужа. Все равно — уж такие мы эгоисты в наших страстях — я рад был находиться здесь... осушить слезы... нежно обнять ее, утешить ... о, меня посетили фантастические мечты... Но когда она спустилась по ступенькам, я увидел, что она менее чем когда-либо нуждается в утешителе.
Она была совершенно такой, какой я увидел ее в первый раз: застенчивая, возбужденная, веселая, с долгим и счастливым будущим, сиявшим в глазах.
