Халлдор Лакснесс - Возвращенный рай
Большинство крестьян прибыло на Тинг, чтобы собственными глазами взглянуть, что же представляют собой эти короли, которых описывали в своих книгах писатели прошлого. Было немало и таких, которые считали себя потомками куда более знатных особ, чем этот Кристиан Вильхельмссон. И хотя крестьяне относились с должным почтением к тому высокому рангу, который датчане даровали этому человеку вместе с королевским титулом, вряд ли король этот когда-либо в своей жизни встречался с людьми, считавшими его человеком более низкого происхождения, чем заскорузлые крестьяне, топтавшиеся здесь в своих сморщенных кожаных чувяках. В Исландии хорошо помнили, что этот отпрыск немецких мелкопоместных хусменов, жалкий подкидыш среди знатных людей Дании, только при помощи исландских родословных смог проследить свой род до датского короля Горма Старого, который, как утверждают некоторые, не существовал вовсе. С другой стороны, несмотря на его низкое происхождение, Кристиана Вильхельмссона исландцы ценили выше других датских королей. Это, очевидно, свидетельствовало о незаурядных его качествах и еще о том, что в стране фанатических приверженцев генеалогий в решающие моменты иные человеческие черты значили больше, чем благородная слизь, налипшая за тысячелетия.
И хотя Кристиан Вильхельмссон не мог похвастаться происхождением, все же он расположил исландцев к себе, даже вызвал у них восхищение. Он умел ездить верхом. В Исландии общепризнанно, что король должен быть отличным наездником, и никто не вызывает там большего уважения, чем ловкий седок на благородной лошади. Особенно высоко ценились в Исландии лошади белой масти, и, когда король ездил по стране, крестьяне соревновались между собой за право предложить ему белых лошадей. В те времена большинство исландцев нюхали табак из деревянных фляжек или рожков. На простонародном нижненемецком языке это называлось понюшкой, и исландцы с почтением относились к каждому, кто с охотой соглашался принять от них такую понюшку. Говорят, что Кристиан Вильхельмссон никогда не отказывался от нее.
Не будем оспаривать и того, что исландцы радовались возможности получить конституцию от датского короля, правда, проявляли свои чувства они весьма умеренно. Но на празднестве они совершенно выпустили из виду поблагодарить за нее короля. Нашелся только один человек, который, не имея на это полномочий, догадался поблагодарить короля от имени исландцев. Это был тот самый датский барон, который сочинил конституцию по заданию короля. По-видимому, многие исландцы считали, что, согласно этой конституции, им даруется то, что и без того принадлежит им по праву, и даже меньше того. И король в свою очередь забыл поблагодарить исландцев за самое ценное, что, по их мнению, они преподнесли ему, а именно за сочиненные по этому поводу стихи. Были поэты, которые посвятили королю по восемь стихотворений. В Германии не принято было воспевать в стихах знатных людей — ни губернаторов, ни курфюрстов, ни даже самого короля, — и Кристиан Вильхельмссон сделал большие глаза и растерялся, когда один за другим стали выходить поэты и читать посвященные ему стихи. Никогда раньше не доводилось ему слышать стихов, и он понятия не имел, что это должно означать.
Рассказывают, что на следующий день после праздника в Тингведлире на поле собралось несколько человек, чтобы испробовать лошадей, на которых король должен будет выехать на юг. Пришло сюда немало крестьян, поглядеть, как будут выводить коней. Среди них был и крестьянин Стейнар из Лида. Он стоял и держал за уздечку своего Крапи, о котором уже шла речь. Посмотрев немного, как выводят лошадей и разминают их, Стейнар повел свою лошадь, ласково поглаживая ее, к большому шатру, где за завтраком сидел король со своими придворными и исландскими начальниками. Поприветствовав стражу, крестьянин из Лида испросил разрешения повидать короля. И хотя просьбу его не бросились выполнять тотчас же, все-таки в конце концов о ней доложили одному из приближенных. Тот поинтересовался, что нужно крестьянину от короля. Стейнар из Лида ответил, что пришел к королю по делу — собирался вручить ему подарок. Спустя некоторое время придворный вернулся и сообщил, что король не принимает подарков от частных лиц, но что крестьянину дозволено войти и поприветствовать своего короля за завтраком.
В шатре за столом сидело много знатных людей в позументах; некоторые пили пиво. Пахло сигарами, которые господа обычно держат в зубах горящими. Кроме датчан, были тут и исландские важные господа. И уж конечно, появление простого крестьянина их покоробило.
Стейнар из Лида снял шапку у порога, пригладил волосы, которых у него, кстати, почти не было. Он вовсе и не пытался приосаниться или выпятить грудь. Нет, он шел себе вразвалку, по-крестьянски. По всему его виду не было заметно, что он считает себя ниже кого-нибудь из присутствующих. Казалось, вот так предстать перед королем для него обычное дело. И в то же время видно было, что пришел он не по пустяковому поводу.
Тяжело ступая, он подошел прямо к тому месту, где сидел король. Поклонился с достоинством, не слишком низко. Кое-кто из сидящих за столом господ так и замер, не донеся вилки до рта. В шатре воцарилась тишина. Подойдя к королю, Стейнар отбросил волосы со лба. Затем он обратился к королю с теми словами, какие, по свидетельству древних саг, подобало произнести исландскому крестьянину, обращаясь к королю.
— Меня зовут Стейнар Стейнссон из Лида, что в округе Стейнлид. Приветствую тебя, король, добро пожаловать в Исландию. Мы с тобой родичи, согласно родословной, которую составил для моего деда Бьярни Гвюдмундссон из Фуглавика. Я потомок древнего ютландского рода — Король Харальд Боезуб, который выиграл Бравалльскую битву, был моим предком.
— Прошу прощения у вашего величества, — произнес один из высокопоставленных чиновников на датском языке, выступая вперед и низко кланяясь королю. — Этот крестьянин — из моей округи. Я там судья. Но спешу заверить вас, что без моего согласия он осмелился беспокоить ваше величество.
— Мы охотно выслушаем, какое дело привело этого человека ко мне, если вы переведете нам его речь, — сказал король.
Судья Бенедиктсен поспешно приступил к делу: этот человек приветствует короля и говорит, что он в родстве с ним.
— Я прошу прощения у вашего величества, среди наших крестьян принято так считать; виной всему саги — они вошли в их плоть и кровь.
Король Кристиан ответил:
— Сейчас я полностью осознал, что большинству королей пришлось бы туго, доведись им обсуждать родственные связи с крестьянами в этой стране. Что еще хочет нам сказать этот благородный человек?
Стейнар Стейнссон продолжал свою речь:
— Поскольку мы, мой дорогой и любимый король, выяснили, что имеем много общего в родстве и в положении — если не ошибаюсь, ты тоже крестьянин из страны готов, — я хотел бы от имени своей округи поблагодарить тебя — ведь ты дал нам то, что мы, собственно говоря, и так имеем, то бишь право ходить с поднятой головой в своей стране. Ну кто может похвастаться лучшим подарком от повелителя, чем разрешением оставаться тем, что ты есть, и ничем больше. От себя лично я хотел бы отблагодарить тебя за этот подарок небольшим пустячком. У нас в роду всегда водились хорошие скаковые кони. У меня у самого есть, как признают многие, не совсем обычный жеребенок. Лучше всех это мог бы засвидетельствовать судья, так как среди прочих наших знатных людей он хотел купить его и взамен предлагал мне деньги и дружбу. Поскольку ты принес нам справедливость, я отдаю в твои руки поводья этого коня в знак благодарности и добрых пожеланий. Лошадь стоит перед шатром, за ней присматривают твои люди. Вот только уздечку мне хотелось бы при случае получить обратно.
Кристиан Вильхельмссон вначале попросил перевести ему речь на датский язык, но, не разобравшись, потребовал, чтобы камердинер перевел ее на его родной, немецкий, язык. Слушая перевод речи, король все больше и больше восхищался ею.
— Давайте-ка пойдем поглядим на лошадь, — предложил король.
Все вышли из шатра. У входа стоял конюх и держал за уздечку лошадь, а со всех сторон валил народ, чтобы собственными глазами посмотреть на это замечательное животное. Лошадь слегка дрожала, видимо, ей не нравилось, что ее выставили напоказ. Король сразу увидел, что то была прекрасная лошадь. Подойдя к ней, он погладил ее мягкой, но твердой рукой наездника, и она тотчас же успокоилась. Повернувшись к барону, стоявшему рядом с ним, король сказал по-немецки:
— Наверно, я и есть тот варварский хевдинг, который годится в короли этим исландцам. Но мне ничего не хотелось бы принимать в дар от крестьян. Проследите, чтобы из моей казны выдали должную сумму за скакуна.
Затем король стал прощаться со Стейнаром из Лида. Он подал ему руку и пообещал, что долго будет помнить такой подарок. Потом заверил его, что, если крестьянину когда-нибудь придется туго, пусть только даст знать об этом ему, и добавил, что в лице своего короля тот всегда будет иметь верного друга.
