Шолом-Алейхем - Веселая компания
- Три миллиона! Ха-ха-ха! Три миллиона! Если б я заимел эти три миллиона рубликов. Ах ты, господи, иже еси на небеси!
Три миллиона, которые когда-нибудь обретет Бронзентолер, вывели нашего Аркадия из равновесия. Делая большие шаги, он ходил по комнате, горячился, без конца сыпал словами. Полуголый хозяин преобразился в его глазах, стал любезен его сердцу. И Аркадий принялся ластиться к нему, как котенок или верный пес к своему господину.
Аркадий Швейцер делал это не потому, что ожидал от Бронзентопера каких-то благ. Сила денег сама по себе притягивала его, как магнит. Он любил деньги не только потому, что в них нуждался, а просто как деньги, ведь «деньги - хорошая штука». Наш Аркадий мог простоять на ногах десять часов подряд подле зеленого стола в клубе и следить, как звонкое золото перекатывается без конца, течет от одного к другому, льется, как вода. Вот около одного лежит горка золота. Она растет, растет и вдруг начинает таять, переходит к другому, а там опять возвращается к первому.
Аркадий следит за тем, как кто-то «бросил» карту. И хотя сам он не принимает участия в игре, потому что не при деньгах (на его языке: пуст, как тарелка), но блеск золота и звон металла приковали его к месту. У него громко стучит сердце, когда кто-нибудь выиграет, он радуется вместе с ним, помогает вздохом тому, кто проиграл и влип безвозвратно.
Трудно сказать, что Аркадию дороже: деньги или игра. То и другое сплелось, перепуталось в нем, запеклось в сердце. Дороже ничего на свете нет. Только к этому лежит его душа, только к этому тянутся его мечты. Какие бы он ни видел сны, в них всегда фигурируют выигрыши или проигрыши. Только карты, только золото снятся ему. Когда он видит деньги, тотчас начинает подсчитывать - сколько можно с ними «сделать», если бы господь помог и пришла бы порядочная карта. Ах, тринадцатый пас, тринадцатый пас! И Аркадий вспоминает о боге, проникается благочестием.
Аркадий Швейцер, как большинство картежников, суеверен. Он верит в хорошие и дурные сны, по понедельникам и тринадцатого числа не посещает клуба, возвращается с полпути, если встретит попа. А когда кошка перебежит дорогу, он наверняка знает, что сегодня ему крышка. Аркадий, совсем как женщина, боится сглазу. Поэтому, выигрывая, говорит, что проиграл; во время игры не меняет денег и ни за что не одолжит с кона. И хотя сейчас он не при деньгах и не знает, откуда они возьмутся, но верит, как правоверный еврей в приход мессии, что бог карт еще сотворит чудо и Аркадий Швейцер будет иметь деньги, большие деньги.
Главное, раздобыть четвертной билет да чтобы пришла хорошая карта, а там, бог даст, все будет складно, как в песне.
Первой мыслью Аркадия, после того как он несколько успокоился, было: а может, это перст божий, что он поселился здесь, с этим Бронзентолером?! Иначе, почему он попал имеино сюда, а не в другое место? Может, с этой минуты начинаются его «семь лет изобилия»?[9] Неужели от этих трех миллионов не отвалится ему тысчонка-другая? А то и целых десять тысяч?! И Аркадий снова начинает подлещиваться к хозяину.
- Скажите, мой дорогой реб Мойше, - кажется, так вас зовут? - разве, если б вы явились ко мне немного раньше, когда в голове у меня было просторно, а в кармане тесно и целковый для меня ничего не значил, - разве я не вынул бы с великой радостью пачку бумажек и не сказал бы: «Это моя жертва, мое подношение! Да послужит эта тысчонка искуплением, и так далее!»? Ведь Аркадий Швейцер, божьей милостыо, понимает дело, мозги у него не высохли! Попросту говоря, для меня зто - карта, и я ставлю на карту. Не так ли, реб Мойше?
- Конечно, так! - опередил хозяина сочинитель и тут же получил от Аркадия такую отповедь, что надолго запомнил ее.
Любопытно. Насколько Бронзентолер выиграл сейчас в глазах у Швейцера, настолько сочинитель потерял в его глазах. Аркадий не удержался и окатил его целым ушатом помоев.
- А, здрасте пожалуста! Дорогой Чемчик, сочинителы «Холеры», дубина стоеросовая, и вы здесь? А я думал, в сладких снах витаете и вам снятся ведьмы, оборотни, страшные дикие козы и подобные им существа, о которых вы пишете в своих книгах.
Маленький сочинитель втянул голову, точно черепаха, весь съежился и стал совсем незаметным. Он промолчал. Ведь грубиян этот может любого смешать с грязью. «Невежда остается невеждой! Шут с ним, уступлю ему!» - думал он про себя.
А Швейцер продолжал подлизываться к хазяину:
- По-видимому, реб Мойше, вы такой человек, что не любите надоедать. Я бы на вашем месте, знаете, чего-нибудь уже добился! Шуточки - процесс о девяноста девяти миллионах! Вымолвить только - девяносто девять миллионов!
- Девяносто девять миллионов, - поддержал сочинитель, и Аркадий вновь накинулся на него:
- И вы, Чемчура, разговариваете о миллионах? Вот поклянитесь, мой дорогой песнопевец «Холеры», что вы когда-либо видали своими глазами целую сотню, и я заплачу вам, сколько «они» прикажут! - И Аркадий, умильно склонив голову и прищурив один глаз, указал рукой на хозяина.
- И вы думаете, что угадали? - отрезал хозяин. - А я говорю, вы, извините за выражение, попали пальцем в небо. Вот этот Чемчура, каким вы его видите, имеет не одну, а много сотенных. Целое состояние! Знайте, что Чемчура очень богат.
Словами «очень богат» Бронзентолер рубанул, как секачом, и Аркадий весь вытянулся, выхватил сигару изо рта и, моргая, ошалело переводил взгляд с сочинителя на хозяина. Видимо, он спрашивал себя: «Что же это со мной происходит?»
Как уже заметил читатель, наш сочинитель, скромный человек, не любит, как некоторые, бахвалиться, изображать из себя неведомо что, и поэтому говорить о нем был вынужден Бронзентолер. Он повествовал о его «величии и богатстве», а Чемчура время от времени лишь вставлял словцо, глядя на носки своих ботинок или воздев очи горе, где паук, искусно раскинув в углу сети, повис вниз головой, поджидая, когда бог пошлет ему какую-нибудь поживу.
- Нашего Чемчуру, - начал Бронзентолер, разминая папироску, - бог наградил таким достоянием, которое в воде не тонет и в огне не горит; не боится ни кражи, ни пропажи. С ним никто не может конкурировать. Его достояние не отобьешь, не отберешь. Его товар всегда деньги, и деньги эти всегда при нем.
- Какой же у него товар? - не выдержал Швейцер. - Алмазы, брильянты?
- Лучше брильянтов! - ответил Бронзентолер, а Чемчура опустил при этом глаза. - В сущности, что такое брильянты? Всего лишь камешки, украшения какие-то, преходящая мода! Кончится мода, и вы можете выбросить свои камешки на помойку. Но то, чем обладает Чемчура, никогда не выйдет из моды, и, пока существует мир, люди без этого не смогут обойтись.
- Ого! - воскликнул Аркадий. - «Чужая душа - потемки», - говорила моя бабушка, царство ей небесное, когда вытряхивала у меня из кармана пропавший пятак.
А про себя Аркадий подумал: «Кажется, такая пигалица! Скорей можно было ожидать, что он вот-вот окочурится».
Хозяин, видно, угадал его мысли.
- Понимаете ли, - сказал он, - нашему Чемчуре бог послал такой дар, которым не каждый обладает. Все, что он видит глазами...
- ...Он цапает руками, - вставил Швейцер. Точь-в-точь как мой дядя Лейбуш. У него была такая же манера.
- Хотите слушать - слушайте. А нет - подите со своим дядюшкой в одно место! - вспылил хозяин. Швейцер сразу примолк.
А Бронзентолер продолжал:
- Значит, все, что Чемчура видит глазами, он описывает руками. А руки ему бог дал золотые. Когда он сядет за стол, он может писать без конца. Пишет до тех пор, пока у него хватает чернил и бумаги.
- Наверно, у него безумные расходы на эти материалы! - ввернул Аркадий.
- Ну, что это за расходы в сравнении с тем, чего Чемчура достигает своим писанием? Одной бутылкой чернил он может написать книгу в тысячу страниц.
- Ну, а при нужде, - вставил Аркадий, - можно и водички добавить, как это делают шинкари, когда водочка на дне, а выручку упустить не хочется.
- Может, заткнете наконец свой фонтан? - воскликнул Бронзентолер. - Короче, наш Чемчура - золотопряд, неиссякаемый источник. Видите, вон под кроватью сундучок? Он доверку набит сочинениями. Да еще какими! Чемчура мне почти все их перечитал. Если эти произведения выпустить в свет, их вмиг расхватают. Беда лишь в том, что их не на что печатать.
- Значит, нету монеты? - спросил Аркадий. - Стало быть, у вас денежная болезнь, как немцы говорят. А на языке медицины - это копеечная лихорадка. Совсем как у меня. Сколько же, например, для этого надо денег?
- Ну, какая разница? - ответил Бронзентолер. Все равно нету. А к тому же, Чемчура - странный человек. Совсем не похож на других сочинителей. Иные пойдут, соберут деньги...
- Попрошайничать? - вспыхнул сочинитель. - Лучше смерть! - Глаза у него запылали, щечки стали цвета галстука на его белой сорочке.
Хозяин махнул рукой, как любящий отец на упрямого сына:
- Гордыня какая! Гордец и упрямец! И сколько я ни толковал - как горох о стену. Я говорю, выпустим сначала одну книжку, а там видно будет! Для этого хватит и нескольких сот рублей.
