Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4
Закуривъ сигару у одного изъ факельщиковъ, стоявяшхъ у воротъ, Родонъ отправился съ пріятелемъ своимъ Венгемомъ. Въ эту минуту, два человѣка отдѣлились отъ толпы, и послѣдовали за джедтльменами. Лишь-только Родонъ и Венгемъ повернули за уголъ Гигантскаго Сквера, одинъ изъ этихъ людей, выступивъ впередъ, притронулся къ плечу полковника, и сказалъ:
— Прошу извинить, сэръ, я долженъ переговорить съ вами по секрету объ одномъ важномъ дѣлѣ.
За этими словами, другой незнакомецъ громко свиснулъ, и въ то же мгновеніе, отъ воротъ Гигантскаго Дома отдѣлился одинъ кабріолетъ. Сдѣлавъ этотъ сигналъ, незнакомецъ загородилъ полковнику дорогу.
Родонъ Кроли мигомъ смекнулъ въ чемъ дѣло: его окружили помощники шерифа, вѣроятно вслѣдствіе жалобы кого-нибудь изъ его многочисленныхъ кредиторовъ. Онъ отпрянулъ назадъ съ угрожающимъ жестомъ отъ джентльмена, который сперва прикоснулся къ его плечу.
— Сопротивленіе безполезно, милостивый государь, сказалъ джентльменъ, — насъ здѣсь трое.
— Вы что ль это Моссъ? сказалъ полковникъ, угадавшій, повидимому. этого собесѣдника. — Сколько же?
— Бездѣлица, шепнулъ мистеръ Моссъ, помощникъ миддльсекскаго шерифа, что на Курситоръ-Стритѣ,— всего только сто-шестьдесятъ-шесть фунтовъ, шесть шиллинговъ и восемь пенсовъ, по форменной жалобѣ мистера Натана.
— Ради Бога, Венгемъ, одолжите мнѣ сто фунтовъ, сказалъ бѣдный Родонъ, — дома у меня наберется около семидесяти.
— А у меня, въ цѣломъ свѣтѣ, не наберется и десяти, отвѣчалъ Венгемъ, — спокойной ночи, почтеннѣйшій.
— Спокойной ночи, сказалъ Родонъ жалобнымъ тономъ.
И Венгемъ пошелъ своей дорогой. Мистеръ Родонъ Кроли докурилъ свою сигару, когда кабріолетъ его подъѣхалъ къ дому мистера Мосса.
ГЛАВА LI
Лордъ Стейнъ выставляется въ самомъ привлекательномъ свътѣ
Лордъ Стейнъ ничего не дѣлалъ въ-половину; и если онъ рѣшался благодѣтельствовать какому-нибудь смертному, то ужь благодѣтельствовалъ вполнѣ, безъ числа и мѣры. Это между-прочимъ, къ великой чести милорда, испытало на себѣ джентльменское семейство, проживавшее на Курцонской улицѣ.
Прежде всего благодѣянія лорда Стейна обратились на малютку Родона. Онъ указалъ его родителямъ на необходимость отправить мальчика въ какое-нибудь общественное заведеніе, гдѣ бы онъ могъ получить образованіе, соотвѣтствующее его будущему назначенію въ свѣтѣ. Родя ужѣ въ такомъ возрастѣ, говорилъ лордъ Стейнъ, когда первыя основанія латинскаго языка, дѣтское соревнованіе, гимнастическія упражненія и общество школьныхъ товарищей, могутъ принести ему величайшую пользу. Отецъ возразилъ на это, что скудныя средства не позволяютъ ему отправить мальчика въ хорошую общественную школу, между-тѣмъ какъ маменька замѣтила весьма основательно, что миссъ Бриггсъ — превосходная наставница и руководительница для ея малютки. Она учила его англійскому языку, первоначаліямъ латинской этимологіи, и вообще всѣмъ наукамъ, доступнымъ возрасту юнаго Родона. Но всѣ эти возраженія исчезли передъ великодушною настойчивостью маркиза Стейна. Милордъ былъ одинъ изъ попечителей стариннаго учебнаго заведенія, извѣстнаго подъ именемъ «Бѣлаго Собратства». Встарину былъ здѣсь цистерціанскій монаетырь, и подлѣ него находилось обширное поле для турнировъ, называемое Смитфильдъ, гдѣ, какъ извѣстно, сожигали закоснѣлыхъ и упрямыхъ еретиковъ. Генрихъ VIII, покровитель и защитникъ вѣры, удалялъ отсюда сварливыхъ доминиканцевъ, оказавшихъ сопротивленіе его реформѣ. Наконецъ какой-то богатый негоціантъ купилъ этотъ домъ съ принадлежащею къ нему землею, и при помощи значительныхъ пожертвованій отъ другихъ лицъ деньгами и вещами, учредилъ въ обширнѣйшихъ размѣрахъ богоугодное заведеніе для стариковъ, старухъ и дѣтей. Основаніе училищу положено почти подлѣ древнихъ монастырскихъ стѣнъ, и эта школа существуетъ до настоящаго времени со всѣми средневѣковыми обычаями, постановленіями и средневѣковымъ костюмомъ.
Посѣтителями этого заведенія сдѣлались величайшіе нобльмены, прелаты и нѣкоторые изъ первыхъ сановниковъ государства, и такъ-какъ дѣти имѣли здѣсь весьма удобное помѣщеніе, хорошій столъ и приличное платье, и притомъ могли поступать прямо въ Оксфордскій университетъ, откуда, по окончаніи курса, пріискивались для нихъ хорошія мѣста по духовной части, то многіе джентльмены средней руки были очень рады помѣщать туда своихъ сыновей, и богатые люди охотно продолжали дѣлать вклады на поддержку этого, истинно-филантропическаго института. Первоначально институтъ былъ исключительно назначенъ для бѣдныхъ мальчиковъ изъ духовнаго и свѣтскаго сословія, но впослѣдствіи великодушные попечители заведенія разсудили весьма основательно, что благодѣянія должны изливаться на всѣхъ подданныхъ Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Богатые люди съ своей стороны разсчитали съ удовлетворительною прозорливостью, что было бы безразсудно, кому бы то ни было, презирать заведеніе, гдѣ можно было даромъ получить отличное образованіе и благонадежныя средства къ существованію. На этомъ основаніи, многіе великіе люди начали отправлять туда не только сыновей своихъ родственниковъ, но и собственныхъ своихъ дѣтей, предоставляя себѣ, на всякій случай, полное право покровительствовать дѣтей своихъ усердныхъ слугъ. Такимъ-образомъ, молодой человѣкъ, при вступленіи въ заведеніе, находилъ для себя сверстниковъ изъ всѣхъ сословій.
Родонъ Кроли въ жизнь свою не читалъ ничего кромѣ «Календаря лошадиныхъ скачекъ», его воспоминанія ограничились главнѣйшимъ образомъ розгами, которыя получалъ онъ въ Итонскомъ Коллегіумѣ. При всемъ томъ, честный полковникъ, какъ и всѣ англійскіе джентльмены, питалъ благоговѣйное уваженіе къ классическому образованію, и радовался душевно, что сынъ его, обезпеченный въ средствахъ къ существованію, сдѣлается современемъ быть-можетъ ученымъ человѣкомъ. И хотя юный Родонъ, единственный его другъ и собесѣдникъ, былъ съ нимъ соединенъ тысячью нѣжнѣйшихъ узъ, неизвѣстныхъ для мистриссъ Бекки, совершенно равнодушной къ сыну, однакожь, тѣмъ не менѣе, полковникъ тотчасъ же согласился на разлуку съ мальчикомъ, имѣя въ виду его будущее счастье. Но прежде, чѣмъ разлука наступила, Родонъ еще не зналъ и самъ, какъ сильно онъ былъ привязанъ къ этому малюткѣ. Грусть и тоска овладѣли бѣднымъ отцомъ, и съ отъѣздомъ сына онъ почувствовалъ себя гораздо печальнѣе, чѣмъ самъ юный Родонъ, который съ радостью вступалъ на новую каррьеру, надѣясь найдти для себя веселое развлеченіе между многочисленными сверстниками. Два или три раза Бекки принималась хохотать, когда полковникъ простодушно и безсвязно выражалъ свою грусть при отъѣздѣ сына. Осиротѣлый отецъ глубоко почувствовалъ, что теперь отняли у него единственное сокровище въ мірѣ. Часто и тоскливо смотрѣлъ онъ на маленькую постель въ уборной, гдѣ спалъ другъ его, Родя. Отсутствіе его становилось особенно замѣтнымъ по утрамъ, когда полковникъ выходилъ гулять безъ него по парку. Онъ не подозрѣвалъ своего совершеннаго одиночества на бѣломъ свѣтѣ, прежде чѣмъ не отправили въ школу его сына. Полковникъ искренно привязался къ тѣмъ особамъ, которыя любили и ласкали его Родю. Часто ходилъ онъ къ леди Дженни, и сидѣлъ съ нею по цѣлымъ часамъ, разговаривая о нравственности, умѣ, живости характера и о множествѣ другихъ превосходныхъ свойствъ, замѣчаемыхъ въ юномъ Родонѣ.
Леди Дженни и маленькая дочь ея, въ самомъ дѣлѣ, чрезвычайно любили маленькаго Родю, и проливали искреннія слезы при отправленіи его въ школу. Родонъ-старшій сердечно благодарилъ и мать, и дочь, за это нѣжное вниманіе. Лучшія и благороднѣйшія чувства мужчины свободно исходили изъ его отцовской груди, встрѣчая симпатію женщинъ. Леди Дженни начала душевно уважать своего добраго родственника за всѣ эти чувства, которыхъ онъ не смѣлъ обнаружить передъ собственной женой. Невѣстки между-тѣмъ старались встрѣчаться какъ-можно рѣже. Бекки почти открыто смѣялась надъ добродушіемъ леди Дженни, которая въ свою очередь не могла равнодушно смотрѣть на заносчивыя выходки супруги добраго полковника.
Такимъ-образомъ, Родонъ Кроли уже начиналъ чуждаться своей жены, даже болѣе, чѣмъ сколько самъ могъ замѣтить сначала. Это, однакожь, нисколько не тревожило мистриссъ Бекки. Ей нечего было терять въ своемъ мужѣ, потому-что онъ, какъ смиренный и безотвѣтный невольникъ, былъ ей только нуженъ для посылокъ. Пусть онъ груститъ, ворчитъ, хмурится или смѣется: Ребекка ничего не замѣчала, и не хотѣла замѣчать. Да и до того ли ей было? надлежало ей подумать о своемъ положеніи, о перспективѣ блистательныхъ удовольствій, потому-что, какъ всякій видитъ, мистриссъ Кроли должна занять высокое мѣсто въ джентльменскомъ кругу.
