Сельма Лагерлёф - Иерусалим
— Так о нас горевали? Я думала, все вздохнут с облегчением, когда мы уедем.
— О, да, многие горевали о вас, — продолжал горячо Ингмар, — и люди, прежде бывшие вашими соседями, долго не могли привыкнуть к новым постояльцам. Я знаю, что соседка Льюнга Бьорна, Борс Берит Пер, каждый вечер зимой обходила вокруг дома, где он жил.
Карин медленно продолжала свои расспросы:
— Так, значит, Борс Берит больше всех горевала о нас?
— О, нет, — резко ответил Ингмар, — был человек, который каждый вечер осенью, как только начинало темнеть, подъезжал на лодке к учительскому дому и, выйдя на берег, садился на камень, на котором всегда сидела Гертруда, любуясь на закат.
Карин подумала, что теперь ей ясно, отчего так состарился Ингмар, и поспешила сменить тему.
— Пока ты в отъезде, за усадьбой смотрит твоя жена? — спросила она.
— Да, — ответил Ингмар.
— Она хорошая хозяйка?
— Да, — снова ответил Ингмар.
Карин теребила фартук, не решаясь продолжать разговор.
Теперь она вспомнила рассказы сестер, что Ингмар живет не в ладу с женой.
— У вас есть дети? — наконец спросила она.
— Нет, у нас нет детей, — ответил Ингмар.
Карин почувствовала себя совершенно беспомощной; она сидела и молча разглаживала свой фартук. Ей не хотелось прямо спрашивать Ингмара, зачем он приехал, — это было не в обычаях людей из Ингмарсгорда, но Ингмар сам пришел на помощь.
— Барбу и я решили развестись, — произнес он резко.
Карин вздрогнула; она сразу почувствовала себя хозяйкой Ингмарсгорда. В ней разом возродились все ее прежние взгляды и чувства.
— Упаси тебя Бог! — воскликнула она. — В нашем роду еще никто не разводился.
— Дело уже начато, — сказал Ингмар, — на осеннем слушании мы получили предварительный развод на год, а когда год пройдет, мы разведемся окончательно.
— Чем она тебе не угодила? — спросила Карин. — Тебе не найти жены богаче и красивее ее.
— Я ничего не имею против нее, — уклончиво сказал Ингмар.
— Так это она хочет развестись с тобой?
— Да, — ответил Ингмар, — это она требует развода.
— Если бы ты обращался с ней, как следует, она не потребовала бы развода, — горячо произнесла Карин.
Она с силой оперлась на ручки кресла, — она была очень рассержена.
— Хорошо, что отец и Хальвор умерли, и им не придется этого видеть, — сказала она.
— Да, хорошо всем тем, кто уже умер, — сказал Ингмар.
— И теперь ты приехал сюда ради Гертруды! — воскликнула Карин.
Ингмар, не отвечая, опустил голову.
— Меня не удивляет, что тебе стыдно, — произнесла сестра.
— Мне было стыдно в тот день, когда продали Ингмарсгорд.
— А ты не подумал о том, что будут говорить люди, когда узнают, что ты приехал свататься за другую, не разведясь еще окончательно с первой женой?
— Нельзя было терять времени, — тихо произнес Ингмар. — Я должен был приехать, чтобы увезти с собой Гертруду; мы получили письмо, в котором говорилось, что она близка к сумасшествию.
— О, об этом тебе нечего было беспокоиться, — живо возразила Карин, — здесь есть люди, которые сумеют позаботиться о ней лучше, чем ты.
Они оба помолчали, потом Ингмар поднялся с места.
— Я не ждал, что так кончится наш разговор, — сказал он с таким достоинством, что Карин невольно почувствовала к нему такое же уважение, какое она питала к отцу.
— Я поступил очень несправедливо с Гертрудой и со Стормами, которые заменили мне отца и мать, и я думал, ты поможешь мне загладить это.
— К первому несправедливому поступку ты хочешь присоединить еще второй, бросая свою законную жену, — Карин старалась злыми словами поддержать свой гнев, так как явно чувствовала, что начинает сочувствовать Ингмару.
Ингмар ничего не ответил ей на упоминание о жене и только сказал:
— Я думал, ты порадуешься тому, что я хочу следовать Божьему пути.
— Неужели я должна радоваться, что ты бросаешь дом и жену, чтобы бежать за своей возлюбленной?
Ингмар тихо направился к двери. Он выглядел усталым и расстроенным, но не выказывал ни малейших признаков гнева; нет, он совсем не был похож на человека, охваченного великой любовью.
— Если бы Хальвор был жив, он бы посоветовал тебе ехать домой и помириться с женой, — уж это я знаю наверняка, — сказала Карин.
— Я совершенно перестал следовать пути людей, — возразил Ингмар.
Теперь и Карин поднялась с места; она опять рассердилась при словах Ингмара, что он следует Божьему пути.
— Я не думаю, чтобы Гертруда питала к тебе те же чувства, что прежде, — сказала она.
— Да, я знаю, что у вас в колонии никто не думает о замужестве, — сказал Ингмар, — но я все-таки попытаюсь уговорить ее.
— Конечно, тебе ведь нет никакого дела до обетов, какие дают друг другу члены нашей общины, — перебила его Карин, — но может быть, для тебя будет иметь какое-нибудь значение то, что Гертруда отдала свое расположение другому.
Ингмар в это время стоял у самой двери. Услышав эти слова, он протянул руку, нащупывая ручку двери, словно не видел ее, но не повернул своего лица к Карин, — это длилось всего секунду. Карин поспешила взять свои слова обратно.
— Упаси Бог, я не утверждаю, что кто-нибудь из нашей общины может любить другого человека плотской любовью, — сказала она. — Просто думаю, что теперь Гертруда любит самого смиренного брата из нашей колонии больше, чем тебя.
Ингмар, тяжко вздохнув, быстро отворил дверь и вышел из комнаты.
Карин некоторое время сидела, погруженная в глубокую задумчивость, потом она поднялась, пригладила волосы, повязала на голову платок и пошла поговорить с миссис Гордон. Карин откровенно передала миссис Гордон цель приезда Ингмара, и посоветовала ей не позволять Ингмару жить в колонии, потому что им грозит опасность потерять одну из сестер. Случилось же так, что во время разговора с Карин миссис Гордон сидела у окна и смотрела во двор, где стоял Ингмар, прислонясь к столбу, и вид у него был еще более беспомощный и неуклюжий, чем всегда; по лицу миссис Гордон мелькнула легкая улыбка.
— Мне бы не хотелось отказывать кому бы то ни было в убежище; особенно, если человек приехал издалека и имеет столько родственников среди колонистов. — А если Господь посылает теперь Гертруде испытание, то нельзя мешать ей пройти через него.
Этот ответ удивил Карин. В пылу разговора она подошла ближе к миссис Гордон и смогла, наконец, увидеть, на кого та смотрит с улыбкой. Карин видела только, как Ингмар похож на отца, и, как ни была она сердита на него, ее возмущало, как это миссис Гордон не понимает, что человек с такой наружностью прежде всего мужчина и обладает умом и достоинством больше, чем другие.
— Хорошо, — сказала она, — будь по-вашему, но он всегда добивается своего.
Вечером того же дня большинство колонистов собралось в уютном зале. Одни следили за веселыми играми детей, другие беседовали между собой о событиях дня, а некоторые, собравшись по несколько человек вместе, читали американские газеты. Когда Ингмар Ингмарсон увидел это большое ярко освещенное помещение и счастливые лица людей, он не мог удержаться от мысли: «Несомненно, далекарлийцам здесь очень хорошо живется, и они не стремятся назад на родину. Эти американцы лучше нас знают, как сделать так, чтобы было хорошо им и другим. Да, благодаря этой дружной совместной жизни колонисты могут выносить все тяготы и лишения, — это мне совершенно ясно. Правда, те, кто раньше владели целыми именьями, должны теперь довольствоваться одной комнаткой, зато здесь у них больше удовольствий и удобств. К тому же они столько видели и столькому научились. Я уже не говорю о взрослых, но мне всерьез кажется, что здесь даже самые маленькие дети знают больше, чем я».
Многие из крестьян подходили к Ингмару и спрашивали его, как ему тут понравилось.
— Я вижу, — говорил Ингмар, — что вы тут неплохо устроились.
— Ты, наверное, думал, что мы живем здесь в шалашах? — спросил Льюнг Бьорн.
— Нет, я знал, что до этого дело не дойдет, — ответил Ингмар.
— Насколько я знаю, о нас на родине ходили и такие слухи.
В этот вечер Ингмара много расспрашивали о том, что делается у них в деревне. Один за другим подходили они к Ингмару, садились возле него, справлялись о своих соседях, и почти никто не забыл спросить об Еве Гуннарсон.
— Она жива-здорова, — отвечал Ингмар, — и не упустит случая побранить хелльгумианцев.
Среди присутствующих Ингмар заметил одного молодого человека, который весь вечер держался вблизи него, но не заговаривал с ним. «Интересно, кто этот человек, который так похож на меня и который смотрит на меня так, словно ему хочется вышвырнуть меня из комнаты?» — думал Ингмар. Скоро он догадался, что это его двоюродный брат Бу, давно уехавший в Америку.
