Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца
У меня пересохло в горле, и внутри всё сжалось. Что, если иммиграционные власти заподозрят, что я тоже хочу, чтобы Судха осталась здесь навсегда? Что если они?.. Нет, я умру, если мне придется вернуться без кузины.
Толпа, пахнущая больницей, наседала со всех сторон. Небо за стеклянными стенами аэропорта потемнело, став серо-стального цвета. Я задыхалась. Мне нужно было остаться одной. Поймав взгляд Сунила, я направилась к туалету, расталкивая людей. Добравшись туда, я с облегчением вздохнула и умылась холодной водой. Как только дрожь в руках утихла, я вернулась обратно.
Наконец из дверей начали выходить один за другим пассажиры, и встречающие, подавшись вперед, начали махать руками и кричать. Мне удалось кое-как протиснуться к Сунилу и встать позади него. Он еще не заметил меня, и в тот момент, когда я собралась взять его за руку, я увидела Судху. Как замечательно она выглядела, несмотря на утомительный перелет. На ней было шелковое сари, подчеркивающее стройную фигуру, ее прекрасные волосы распустились, и локоны красиво обрамляли лицо. Даже круги под нежными глазами придавали ей обаяния. В руках у нее был сверток, а второй рукой она толкала тележку с двумя огромными чемоданами, которые казались слишком тяжелыми для нее. Она, растерянно озираясь по сторонам, пыталась найти нас. Мне хотелось позвать ее, выбежать к ней и прижать к сердцу, но у меня пересохло в горле от переполнившей меня любви, благодарности и желания защитить ее, как раньше. Вот, наконец, она заметила Сунила и, с облегчением остановившись, помахала ему рукой. Сунил помахал ей в ответ.
— Твоя жена? — спросил усатый мужчина.
Я ждала, когда Сунил всё объяснит, но он ничего не сказал. Его молчание было глыбой льда, в которую я вмерзла. Со своего места я видела легкую улыбку на его губах.
— Счастливчик! — сказал мужчина, хлопая Сунила по спине. — А вот и моя. Мне лучше идти.
Он устремился к такой же, как он, полной женщине в очках с тремя пухленькими девочками в одинаковых розовых платьях.
Кто-то меня толкнул, и я наконец пришла в себя. Сделала несколько шагов назад, к стеклянной стене — не хотела, чтобы Сунил узнал, что я видела его мимолетную измену. Мое лицо горело от стыда, и от этого я злилась еще больше — почему это мне приходилось стыдиться? Хотя нет, не просто злость охватила меня. Было сложно подобрать правильное слово, чтобы описать то чувство, которое оглушило меня.
Потом Судха поцеловала меня, обняв свободной рукой так крепко, что стало больно. Но мне была приятна эта боль.
— Анджу, Анджу, Анджу, — кричала она прямо в ухо.
Каждый слог был словно капли волшебного бальзама, льющегося мне прямо в душу. Но извивающийся и мяукающий сверток, зажатый между нами, был с этим совершенно не согласен.
Я еще крепче прижалась лицом к лицу Судхи, мне хотелось держать ее так вечно. Вдруг я подумала, что было бы здорово, если бы оболочки наших тел растворились и наши кости, кровь и кожа слились воедино, мы стали одним целым.
Сверток, сдавленный между нами, издал длинный возмущенный крик. Я посмотрела внутрь и увидела маленькое личико.
— Подержишь ее минутку? — спросила Судха.
Кровь застучала в моих ушах приливной волной. Я, мотнув головой, сделала шаг назад. Мне нужно было найти слова, чтобы объяснить Судхе, что я не могу этого сделать.
— Мне очень нужна твоя помощь, — сказала Судха, морщась и потирая спину. — После четырнадцати часов перелета у меня уже не осталось никаких сил.
Нет, я должна была попытаться объяснить ей. Я предам умершего, если сделаю это. Но она уже вложила сверток мне в руки. Он показался очень тяжелым для такого маленького существа. Эта внушительная тяжесть совсем не вязалась с внешней хрупкостью. Как естественно лежала голова девочки на изгибе моей руки. Я обещала себе, что никогда не возьму другого ребенка на руки, которые должны были держать Према, но все было так правильно. И этот рубин на ее груди, я сразу узнала его — он тоже был на своем месте. Даже то, как она тыкалась в мою грудь — видимо, от голода, — вызывало у меня радость, а не боль. Любовь хлынула из меня неостановимым потоком, как молоко матери, когда кричит ее ребенок.
Краем глаза я увидела, как Судха здоровалась с Сунилом, извиняясь за то, что не сделала этого сразу, потому что слишком соскучилась по мне. Сунил вежливо отвечал, что ничего страшного, он понимает. Но я почти не слышала, о чем они говорили. Я чувствовала, как меняется мое тело, словно с него падал панцирь, молекула за молекулой, мне казалось, что я превращаюсь в лепестки цветка, а моя племянница — в его сердцевину. Я чувствовала жжение на лбу, словно Бидхата Пуруш писал на нем новую судьбу. Кто бы мог подумать, что после того, как я выстроила в своей душе стену между собой и Даитой, ей удастся завоевать мое сердце за одну минуту?
— Детей невозможно объяснить, правда? — прошептала Судха мне на ухо.
Ее руки снова обвили меня, по ее глухому голосу было слышно, что она едва сдерживала слезы. Я хотела сказать ей, чтобы она не грустила. И Прем, присутствие которого я почувствовала впервые после выкидыша, коснулся моего лба легко, как крылышко стрекозы — он тоже не грустил. Я хотела сказать Судхе о том мелькнувшем сиянии, которое я заметила, глядя на бьющуюся жилку на шее ее дочки. Но мне потребуется еще много времени, чтобы найти нужные слова.
Вместо этого я обняла Судху одной рукой, а другой осторожно держала Даиту. Судха поддерживала своей рукой мою, и мы вместе держали ее дочь. Если бы внимательный прохожий посмотрел на нас, он бы увидел, что мы как будто сошли с картины: две женщины стояли, сплетя руки, словно лепестки лотоса, и любуясь младенцем, лежащим между ними. Две женщины, которые пересекли долину печали, вместе с ребенком, который спасет их. Который уже спас их. Две мадонны с младенцем.
Где-то в отдалении Сунил барабанил пальцами по ручке тележки, нагруженной чемоданами, и говорил, что нам, правда, пора идти. Но мы не слушали его — не сейчас. Нас ждали тревоги и проблемы — я чувствовала это, точно животное, которому в шею впиваются колючки. Но мы должны были справиться с ними. А сейчас не хотели торопиться, наслаждаясь моментом, стоя вот так — кожа к коже, судьба к судьбе. Солнце, омытое дождем, пробилось сквозь тучи и озарило нас нерешительным, священным светом.
Примечания
1
Бидхата Пуруш — божество, которое приходит к каждому человеку сразу после его рождения, чтобы определить его судьбу.
2
Сандеш — индийский творожный десерт (Здесь и далее примеч. переводчика).
3
Пантуа — шарики из манной крупы, молока и топленого масла, жаренные в нем же.
4
Джилипи — хрустящие жареные спирали, пропитанные сиропом.
5
Рамаяна — древнеиндийский эпос.
6
Лучи — лепешки из теста, обжаренные во фритюре.
7
Паеш — сладкий пудинг из риса, молока и орехов.
8
Паан — листочки жевательного растения бетель, в которые заворачивают различные пасты из традиционных индийских продуктов.
9
Сандеш — индийский творожный десерт (Здесь и далее примеч. переводчика).
10
Пантуа — шарики из манной крупы, молока и топленого масла, жаренные в нем же.
11
Джилипи — хрустящие жареные спирали, пропитанные сиропом.
12
Рамаяна — древнеиндийский эпос.
13
Паан — листочки жевательного растения бетель, в которые заворачивают различные пасты из традиционных индийских продуктов.
14
Мэмсааб — уважительное индо-английское «госпожа».
15
Хануман — чтимое в индуизме обезьяноподобное божество.
16
Атта — пшеничная мука грубого помола.
17
Киртан — групповое пение молитв, иногда в сопровождении музыкальных инструментов.
18
Навадвипа — историческая область в месте слияния рек Ганга и Джаланги, с центром в городе Навадвипа, куда каждый год приходят тысячи паломников.
19
Месяц срабан — август.
20
Чампака — вечнозеленое дерево из семейства магнолиевых с ароматными ярко-желтыми цветами.
21
С достижением Индией независимости и разделом ее на два государства в 1947 г. территория Восточной Бенгалии отошла к Пакистану как провинция Восточный Пакистан. В 1971 г. бенгальское национальное движение привело к образованию независимого государства Бангладеш.
