Владимир Тендряков - Повести
С бульдозера он слез у котлована, в самом центре строительства. Самосвалы шли мимо него, обдавали едким угаром и где-то неподалеку медлительно сваливали целые горы песку. Один за другим, один за другим, все без отлички тупорылые, грозно рычащие, обремененные тяжким грузом, нет им конца и краю. Что таким болота, что для них леса и реки – без пощады засыплют начисто. А в углу котлована ворочается, страдая от тесноты, от собственной неуклюжести, чудище с железной суставчатой рукой. Ворочающаяся зверина запускает ее в землю. Тупорылые самосвалы толпятся к ней в очередь. Земля, словно вода, течет с одного места на другое, диковинные машины выворачивают наизнанку привычный мир. Что там сказки, испокон веков населявшие лес лешими, ведьмами, болотными кикиморами, что все эти кикиморы по сравнению с такими вот колченогими чудовищами!
– Эй, деревня! Чего рот раскрыл? – раздался выкрик.
Семен отскочил в сторону. Грузовик с прицепом, везущий бетонные балки, прошел мимо, обдав вонючим чадом. Со стороны скалил белые зубы парнишка-подросток в грязной майке, в промасленной кепке, в больших брезентовых рукавицах. Он тащил конец стального троса.
– Милый, – несмело обратился к нему Семен, – как пройти в управление, к Дудыреву?
– Топай прямо да ворон не считай. Толкнут ненароком…
Семен направился по обочине дороги, оглядываясь во все стороны. А мимо шли и шли рычащие машины, то тащившие на себе трубы, в которые мог бы пролезть добрый пестун, то какие-то катушки, каждая высотой в человеческий рост, то подъемные краны, то плещущий через борта густой, как серая сметана, цемент. Как идти? Куда? Он, старый медвежатник, знавший как свои пять пальцев самые далекие лесные углы, умевший найти дорогу из глухих согр, запутался, растерялся, и где – возле самой деревни. Прежде здесь был кочковатый выгон, росли кусты можжевельника и реденькие березки вперемешку с осинками, тянулись кривые тропинки к опушке леса. Да полно, было ли все это? Не верится…
И Семен представил себя – в рыжем пиджачке, надетом поверх косоворотки, в кепчонке, натянутой на лоб, маленький, беспомощный, лишний… Сколько машин, сколько людей, светопреставление, и всему голова – Дудырев. Тот человек, который с почтением беседовал с ним в лесу, кого он, Семен Тетерин, в сердцах обругал за нерасторопность. Сейчас, оглушенный, Семен идет к нему, сжимает в кулаке свинцовую пулю. Не для веселого разговора идет…
В эти минуты Семену на память пришла Калинка, с трусливой оглядкой пробирающаяся по шатким жердям лавы. Тогда еще Семен удивлялся – чего боится, дурь нашла на собаку. Теперь-то он ее понимал…
Он упрямо шагал вперед, а Калинка, с тоскливой оглядкой стоящая посреди лавы, не выходила у него из головы.
15
Дудырев вышел навстречу из-за стола, протянул руку Семену, подвел к дивану.
– Садись. – И, заглядывая в лицо из-под тяжелого лба запавшими глазами, спросил: – Ну?…
Он был в легкой трикотажной рубашке, плотно обтягивавшей его выпуклую грудь и сильные плечи, по-прежнему простоватый, не совсем подходящий к широкой, с огромным окном комнате, уставленной стульями, мягкими креслами, диваном, двумя столами: одним под красным сукном, другим – под зеленым. Даже не верилось, что этот знакомый, не очень изменившийся после леса Дудырев заворачивает таким диковинным миром, который оглушил Семена и размахом и бесноватостью.
– Что-нибудь неприятное?
Семен со вздохом запустил руку в карман, вынул пулю, протянул Дудыреву.
– Вот…
Дудырев с недоумением покатал пулю на ладони.
– Из медведя вынул, – сообщил Семен. – Эти-то с врачихой не доискались.
– Из медведя?…
Дудырев не глядел на охотника, насупив брови, продолжал разглядывать свинцовый катышек на своей ладони.
– Под самым черепом застряла…
За окном, сотрясая стекла, проходили тяжелые грузовики. Семен, широко расставив колени, опираясь на них руками, сидел раскорячкой на самом краешке дивана и, затаив дыхание, вглядывался в сосредоточенное лицо Дудырева.
Зазвонил телефон, Дудырев, стряхнув задумчивость, зажав в кулаке пулю, прошел к столу, снял трубку, спокойным и внушительным голосом принялся разговаривать с кем-то.
– Да, помню… Да, заходите, только не сейчас, а позднее. Да, догадываюсь – опять разговор о капитальном строительстве. Не мог жертвовать миллионы рублей… Заходите попозднее, сейчас занят…
Он положил трубку, вернулся к Семену, раскрыл ладонь.
– Чья?
– К твоему стволу не подойдет, Константин Сергеевич, – твердо ответил Семен.
– Ты примерял?
– Примерял. Митягин уложил зверя…
Наступило молчание. Сотрясая стекла, шли под окном машины. Дудырев задумчиво катал па ладони пулю.
– Константин Сергеевич, – снова заговорил Семен, – надо бы все как-то по-людски решить. Вина одинакова, что у Митягина, что у тебя. Дурной случай, каждый может сплоховать. Я потому и пришел к тебе, чтоб мозгами пораскинуть.
И опять Дудырев ничего не ответил, глядел в ладонь. Семен, оцепенев, ждал его ответа.
– Возьми, – наконец протянул Дудырев пулю.
Семен покорно принял ее обратно.
– Ты от меня ответа ждешь? – спросил Дудырев.
– Для того и пришел. Где мне своей головой решить?
– А ты на минуту встань на мое место. Представь, что тебе приносят пулю и говорят: вот доказательство, что ты убил человека. Ты убийца!… Ты бы с готовностью согласился?
– Так, выходит, пусть Митягин отвечает? А ведь с ним-то церемониться не будут. Прокурор говорил – кого-то по закону посадить должны.
– Перед законом как я, так и Митягин одинаковы.
– Перед законом, а не перед людьми. Не равняй себя с Митягиным, Константин Сергеевич. Люди-то, которые возле законов сидят, на тебя с почтением смотрят.
– Значит, ты мне предлагаешь прикрыть собой Митягина?
– Ничего не предлагаю. Вот принес пулю, которая медведя свалила. Эта пуля митягинская. Выходит, твоя пуля парня прикончила. Вот что я знаю. А там уж ты решай по совести, как быть. Ты поумней меня.
Дудырев поднялся. Семен заметил, что у него на виске напряженно бьется жилка.
– Сообщи о том, что нашел пулю, следователю, – сухо сказал Дудырев. – А я сам ни себе, ни Митягину помочь не могу.
Семен вышел от Дудырева. Мимо него шли грузовики с прицепами. На обочине котлована ползали скреперы, разравнивали кучи песка. Экскаватор заносил свой ковш над самосвалами. Пуля жгла ладонь Семена. Маленький кусочек свинца, хранящий в себе тайну. Если эта тайна не будет раскрыта, суд может приговорить Митягина к заключению. Несправедливо же!… Раз Дудырев не может помочь, что ж… Хочешь не хочешь, а надо идти к следователю. Дудыреву придется самому за себя постоять.
16
Следователь Дитятичев, склонив набок ушастую голову, с минуту внимательно вертел в руках пулю, положил на стол.
– Вы ее такой кругленькой из медведя вынули?
– Помята была, раскатал, чтобы узнать, из чьего ружья.
– Раскатали и нам преподнесли…– И вдруг остро взглянул Семену в самые зрачки, спросил: – Вы давно соседи с Митягиным?
– Соседями-то?… Да, считай, лет десять добрых, ежели не больше. Третий год шел после войны, как он к нам переехал.
– Так… А по какой причине вы взяли его на охоту?
– Какая-такая причина? Давно он просил меня взять.
– И вы не отказали?
– Много раз отказывал, а тут неловко стало – просит человек.
– Так… А вы не вздорили с Митягиным, не ругались?
– Упаси бог, – испугался Семен, не зная, куда гнет следователь. – Бабы ежели когда схватятся, а мы нет – дружно жили.
– Так… Вы не отрицаете, что жили дружно?
– Чего отрицать, коли так было.
– Так…– Следователь кивнул на покойно лежавший на закапанном чернилами сукне кусочек свинца. – Соседи, десять лет жили дружно, а вы не подумали о том, что у нас создастся впечатление, что эту пульку вы отлили ради десятилетней дружбы с Митягиным? Первое, что придет нам в голову, – вы собираетесь спасти виновного дружка и утопить Дудырева…
Семен оторопело уставился на следователя.
– Вы понимаете, чем это пахнет? – продолжал тот спокойно. – Ложное показание с целью ввести в заблуждение правосудие. Вы, должно быть, не знаете, что за такое дело привлекают к уголовной ответственности. Пулька… Наивный вы человек, подобная фальшивая пулька расценивается как своего рода преступление.
– Слушай, добрая душа, – Семен сердито заворочался на стуле, – я в ваших делах небоек. А только пулька эта не фальшивая, хоть голову руби! Своими руками утром из медведя вынул. Сплоховали вы с врачихой, не углядели ее.
– Вы можете настаивать на этом. Можете! Но прикиньте: кто вам поверит? Нe посторонний человек, а врач-профессионал ищет пулю в голове медведя. Имейте в виду, ищет старательно, я тому свидетель. Ищет, но не находит, об этом составляет форменный акт, ни на минуту не колеблясь, подписывает его. Не просто словом, а письменно отвечает за то, что пули не существовало. И вдруг вы приносите и кладете нам на стол эту пулю. Пуля ваша обкатана, она не имеет никакой деформации, то есть не сплющена, не сдавлена, по ее форме никак теперь не определишь, что вынута она из разбитого медвежьего позвонка, а не из охотничьего загашничка. Ответьте: почему вы не принесли пулю такой, какой вынули?
