Джозеф Конрад - На отмелях
Этот довод возымел действие; миссис Треверс, выйдя на палубу и склонив голову, стала терпеливо слушать бормотание белого призрака.
— Мне кажется, капитан Иоргенсон, — сказала она, когда он кончил, — что вы просто забавляетесь. После вашего поведения сегодня утром мне нечего с вами говорить.
— У меня готов для вас челнок, — проворчал Иоргенсон.
— У вас какая-то задняя мысль, — недовольно проговорила миссис Треверс, — но, может быть, вы мне ее сообщите? Что вы имеете в виду?
— Интересы Тома.
— Вы действительно его друг?
— Он привез меня сюда. Вы это знаете. Он вам все рассказал.
— Да. Но я сомневаюсь, можете ли вы быть кому-нибудь другом.
— Сомневаетесь! — повторил Иоргенсон, очень спокойно и мрачно. — Если я ему не друг, то хотел бы я знать, какие у него еще друзья.
Миссис Треверс быстро спросила:
— Но что вы говорите про кольцо? Что это за кольцо?
— Это собственность Тома. Оно у него давно.
— И он дал его вам? Он им дорожит?
— Не знаю. Это просто вещь.
— Но оно что-нибудь означает для вас и для него. Так ведь?
— Да. Означает. Он знает, что оно означает.
— Что оно означает?
— Я ему в достаточной степени друг, чтобы придерживать язык.
— Что! Со мной!
— А кто вы такая? — неожиданно заметил Иоргенсон. — Он и так вам слишком много наговорил.
— Может бьггь, да, — прошептала миссис Треверс, как будто про себя. — И вы хотите, чтобы я отнесла кольцо ему? — спросила она уже громче.
— Да. Немедленно. Для его блага.
— Вы уверены, что это для его блага? Почему же вы сами не можете…
Она остановилась. Этот человек был безнадежен. Он ей ничего не скажет, заставить его она не могла. Он был неуязвим, неумолим… Он был мертв.
— …Только передайте ему кольцо, больше ничего, — бормотал Иоргенсон, точно загипнотизированный одной идеей. — Суньте ему в руку. Он поймет.
— Но что это? Совет, предостережение, сигнал к действию?
— Все что угодно, — хмуро, но как будто более мягким голосом сказал Иоргенсон. — Это для его блага.
— О, если бы я только могла верить этому человеку! — почти вслух размышляла миссис Треверс.
Легкий шум, послышавшийся в горле Иоргенсона, может быть, выражал сочувствие. Но Иоргенсон ничего не сказал.
— Это в самом деле необыкновенно! — воскликнула миссис Треверс, выведенная из терпения. — Почему вы обратились ко мне? Почему это должна сделать я? Почему вы хотите, чтобы именно я отнесла его ему?
— Я вам скажу почему, — отвечал Иоргенсон своим мертвым голосом. — Потому, что на этой шхуне не найдется ни одного человека, который мог бы пробраться живым в ограду. Сегодня утром вы сказали мне, что вы готовы умереть за Тома или вместе с Томом. В таком случае рискните. Вы единственный человек, имеющий хоть половину шанса добраться туда. А Том, может быть, дожидается.
— Единственный человек, — повторила миссис Треверс, порывисто шагнув вперед и протягивая руку, перед которой Иоргенсон отступил на шаг. — Да, я рискну! Конечно! Где это таинственное кольцо?
— У меня в кармане, — отвечал Иоргенсон.
Однако прошло не менее полминуты, прежде чем миссис Треверс почувствовала перстень в своей полураскрытой ладони.
— Но его никто не должен видеть, — наставительно шептал Иоргенсон. — Спрячьте его где-нибудь. Самое лучшее, повесьте его себе на шею.
Миссис Треверс крепко сжимала перстень.
— Да, это будет лучше, — согласилась она поспешно. — Я сейчас вернусь. Приготовьте все.
С этими словами она скрылась в рубку, и сейчас же полосы света появились в щелях обшивки. Миссис Треверс зажгла там свечу. Она надевала себе перстень на шею. Она собиралась ехать. Да, она шла на этот риск ради Тома.
— Никто не может устоять против этого человека, — бормотал про себя Иоргенсон мрачным голосом. — Я и то бы не мог.
IVПосле того как челнок отъехал от шхуны, интеллектуальная жизнь Иоргенсона прекратилась. Никаких умствований от него больше не требовалось.
Он покончил с этим вопросом. Его решения были уже приняты, и он мог теперь обдумывать их с тем же мертвым равнодушием, с каким он расхаживал по палубе «Эммы». Кольцо заставит Лингарда вернуться к Хассиму и Иммаде, которые теперь тоже были в плену, хотя им, по мнению Иоргенсона, не грозило серьезной опасности. Суть дела сводилась к тому, что у Тенги оказались в качестве заложников близкие Лингарду люди. Люди эти были связаны с Лингардом крепкими узами. Они имели на Короля Тома такие же права, какие много лет тому назад имели люди той же расы на него самого.
Только Том был гораздо больше, чем он, Иоргенсон. И все же он не избегнет такой же точно судьбы, какая постигла его, Иоргенсона, он будет поглощен, пленен, сольется с ними и в случае успеха, и в случае неудачи. Таков был неотвратимый рок, и Иоргенсон верил, что кольцо заставит Лингарда мужественно принять неизбежное. Ему только хотелось, чтобы Лингард перестал интересоваться судьбой этих белых, — людей, не оставляющих о себе никакого следа в жизни.
С первого взгляда казалось, что посылка белой женщины к Лингарду не вполне служила этой цели. Но у Иоргенсона сложилось мнение, еще более подкрепленное утренним разговором с миссис Треверс, что она и Лингард разошлись навсегда. Это так и должно было быть. Женщина Лингарду совершенно не требовалась. Единственная женщина, которую знал Иоргенсон, досталась ему в обмен на несколько штук ситца и несколько ружей. В данном случае подобная сделка представлялась невозможной, и это еще более подтверждало убеждение Иоргенсона. Дело было несерьезно. В сущности, никакого дела и не существовало. Существовал только один факт — связь Лингарда с ваджскими изгнанниками, и вытекавшее отсюда огромное воинственное предприятие, подобного которому никто еще не пытался осуществить в здешних морях.
Старый авантюрист нисколько не сомневался, что Тенга предпочел бы мирную сделку войне. Как Лингард возьмется за переговоры, его, Иоргенсона, не касается. Во всяком случае, это будет нетрудно. Ничто не помешает Лингарду отправиться прямо к Тенге и поставить вопрос ребром. Тенге хотелось только получить свою долю в богатстве Лингарда, во власти Лингарда, в дружбе Лингарда. Еще год тому назад Тенга как-то сказал Иоргенсону, что он нисколько не менее достоин дружбы Лингарда, чем Белараб.
Это был ясный намек, раскрывавший все тайные мысли хитрого вождя. Иоргенсон, конечно, отвечал глубоким молчанием. Он не занимался дипломатией, — он только хранил припасы.
После тех сложных умственных усилий, какие потребовались для того, чтобы спровадить миссис Треверс, Иоргенсон решил отдохнуть и выбросить из головы все думы. Последний его помысел был чисто практический.
Ему пришло на ум, что следовало бы как-нибудь привлечь внимание Лингарда к лагуне. На морском языке одна ракета обозначает несчастье, а три ракеты, одновременно пущенные, обозначали бы предостережение. Он отдал приказ, и ракеты взвились ввысь, оставляя по себе искрящийся хвост и с громким треском рассыпаясь одна за другой высоко в воздухе белыми звездами. После этого Иоргенсон принялся ходить взад и вперед по палубе, уверенный, что Том догадается и прикажет наблюдать за лагуной. Несомненно, эти таинственные ракеты потревожат Тенгу и его друзей и вызовут в поселке немалую суматоху; это было неважно, потому что поселок и без того был весь на ногах. Но что было неожиданным для Иоргенсона, так это мушкетный выстрел, раздавшийся из джунглей со стороны носа. Иоргенсон остановился. Он ясно слышал, как пуля ударилась в борт шхуны.
— Это какой-нибудь осел стрельнул, — проговорил он презрительно. Это значило только то, что он осажден со стороны берега и что Тенга готов идти на все. Конечно, Том все мог бы еще уладить какими-нибудь шестью словами, если только…
Иоргенсон мрачно улыбнулся и опять принялся шагать взад и вперед.
Он с усмешкой заметил, что костер, ночь и день горевший перед резиденцией Тенги, вдруг погас. Он ясно представил себе, какое дикое смятение поднялось там, как люди с бамбуковыми ведрами забегали к лагуне, как они стали заливать огонь, толкая друг друга, как начали, шипя, подыматься облака пара. Но Иоргенсон забавлялся этой воображаемой картиной не более пяти секунд. Потом подошел к рубке и взял лежавший на ее крыше бинокль.
В свете разорвавшихся над лагуной ракет он на минуту увидел черное пятнышко челнока, перевозившего миссис Треверс. Он не мог рассмотреть его в бинокль, — было слишком темно. Но, несомненно, та часть берега, к которой направлялся челнок, находилась у ближайшего к бухте угла ограды Белараба. Это место было слегка освещено слабым заревом горевших внутри костров. Иоргенсон не сомневался, что Лингард теперь следит за «Эммой» из какой-нибудь бойницы.
Миссис Треверс не могла грести, и потому ее сопровождало двое матросов; за рулевого поехал Джафир. Хотя Джафир и согласился на план Иоргенсона, ему хотелось самому проводить кольцо как можно ближе к месту назначения. Только горькая необходимость заставила его расстаться с талисманом. Примостившись на корме и двигая рулем из стороны в сторону, он не отрываясь смотрел на спинку парусного складного кресла, поставленного на середине челнока для миссис Треверс. Окутанная тьмой, миссис Треверс полулежала, закрыв глаза и смутно ощущая на груди кольцо. Челнок был большой и потому двигался очень медленно. Весла матросов бесшумно погружались в воду, и миссис Треверс, пассивно отдавшись на волю судьбы и не шевелясь, вовсе не ощущала движения. Она, как и Иоргенсон, устала думать. Она тонула в молчании этой ночи, где бушевали страсти и замышлялись злодейские планы. Ей казалось, что она отдыхает. В первый раз за много дней она испытала счастье быть одной. Матросы, ехавшие с ней, были все равно что ничто, — она не могла ни говорить с ними, ни понимать их. Челнок двигался как бы сам собой, если только он вообще двигался. Подобно человеку впросонках, она готова была сказать себе: «Какой странный сон я вижу!»
