Илья Штемлер - Архив
Аргентов застегнул пуговицы. Мирошук видел, как малиновым жаром созревает бычий затылок Аргентова, сползая на подворотничок.
— Сеете ветер, господа. — Аргентов подошел к двери кабинета. — С каким наслаждением я влепил бы из подарочного пистолета в память о том младшем лейтенанте… Не дурите мне голову, господа, с вашим сионизмом… Работать надо, работать. А это не работа, господа. Обыкновенное безделье. Желание на халяву набить брюхо фруктами, не посадив дерева…
Слова, которые произносил Аргентов, настолько не соответствовали его внешности, словно их произносил другой человек. И даже после его ухода слова, казалось, вольно витают в кабинете управляющего областными архивами.
— Что это с ним? — растерялся Бердников. — Не знал я таким Кузьму Игнатьича… Ты смотри, каков гусь!
— А я знала, — ввернула Лысцова. — Давно говорю, что ему пора на пенсию.
Вьюн молчал и бездумно чертил какие-то значки и крестики. Лицо его из красного стало бурым.
— Приструню я его, приструню, — суетился Бердников, виновато поглядывая на инструктора горкома. — А где Клюева? Это еще что такое? Где Валентина Васильевна?
Стул, что занимала Клюева, пустовал. Мираж, да и все! Только что находилась женщина в кабинете — и вот ее нет, точно провалилась… Вся руководящая троица с подозрением смотрела на Мирошука, что в одиночестве сидел посреди кабинета. Словно тот проглотил худенькую Клюеву, пока шла перепалка.
А Мирошук и сам не мог понять, куда подевалась эта дамочка. Чистая фантасмагория! Он даже оглядел себя, протянув взгляд от тощих коленей до груди, не затерялась ли где-нибудь Клюева в складках его одежды.
Бердников нажал на кнопку. Секретарша просунула в кабинет малокровное личико и посмотрела на управляющего печальными глазами. Пальчики-сосульки придерживали ворот вязаной кофты. Жидким голоском она пояснила, что видела, как из кабинета вышли Аргентов и Клюева.
— Вместе ушли, — чему-то испугался Бердников. — И как мы проглядели?
— Конечно, — рассудила Лысцова. — Аргентов, как шкаф, любого заслонит.
— Там еще подошли директора, — оповестила секретарша.
— Пусть войдут минуты через две, — мрачно распорядился Бердников и, переждав, перевел взгляд на Мирошука. — Ну, а вы?!
— Что я? — встрепенулся Мирошук.
— Подпишите неразглашение, — подсказала Лысцова.
Мирошук поднялся, приблизился к столу, взял ручку, отыскивая место, куда направить перо.
— Что же вы так, Захар Савельевич? — произнес Вьюн. — Пустили на самотек собрание.
— Почему на самотек? — опешил Мирошук. — Я звонил, консультировался.
— Звонили, консультировались, — переговорил Вьюн. — А момент упустили. Видите, что народ единодушно осуждает Гальперина. Вот и воспользовались бы ситуацией.
— То есть как?
— А так. Поставили бы вопрос о доверии Гальперину, как вашему заместителю по науке, — жестко завершил Вьюн.
— Что же ты так, Захар? — укоризненно подхватил Бердников.
— Как же! Считает Гальперина незаменимым, — и Лысцова кинула свой камешек.
— У нас незаменимых нет, — отрезал Вьюн. — Я просматривал стенограмму. Да и звонили люди, рассказывали… Кто этот… Брусницын?
— Руководит группой каталога, — промямлил Мирошук. — Неплохой специалист. Молодой, правда…
— Это проходит, — строго пошутил Вьюн. — Решительный человек. Судя по всему — политически зрелый. Вот какие нам нужны кадры.
— Но… Брусницын беспартийный, — произнес Мирошук.
— И Гальперин беспартийный, — вставила Лысцова.
— Разные бывают беспартийные, — отрезал Вьюн. — Этот, по крайней мере, не свалит… за бугор.
— Но и Гальперин не собирается, — возразил Мирошук.
— Сегодня не собирается, а завтра соберется… Вы что? Захар Савельевич! Я проводил инструктаж, а вы точно с луны свалились, — обиделся Вьюн. Он хотел что-то добавить, но в это время, галдя, в кабинет ввалились четыре директора ведомственных архивов. И прежде чем Бердников утихомирил новых слушателей совещания, Мирошук очутился в приемной.
Сердце перекатывалось в его тощей груди, словно в пустоте. А в голове толкалась одна мысль — не подписал он эту злосчастную инструкцию. Надо вернуться, подписать, они же заметят. И в то же время его удерживала какая-то сила… Так и вышел из приемной, мучаясь сомнением и уповая на судьбу.
А эта тихоня завхоз Огурцова интересуется: заглянет ли Мирошук еще раз сегодня в исполком?! Обойдусь и без пишущей машинки, старая тоже на ходу — вон как стреляет Тамара, через стенку. Пусть пропадают деньги, спокойствие дороже… Хорошо бы отключить телефон на день-два, тоскливо думал Мирошук, а там, глядишь, и все успокоится. А может, взять больничный, переждать?
Мирошук сидел за столом, выпрямив длинную спину и сжав ладонями сплюснутую с висков голову. Цифры на новых часах горели малиновым светом, точно как затылок полковника в отставке Аргентова… Вот уже три раза Мирошук пытался дозвониться до архива загса, и все впустую… Значит, судьба, решил он, но рука все тянулась к телефону. Еще раз попробует — и все, решил Мирошук, накручивая диск.
И тут телефон сработал. Услышав голос Аргентова, Мирошук испугался. О чем ему говорить с бывшим полковником? А вдруг узнают в управлении? Эти мысли опалили Мирошука.
— Слушаю вас, — повторил Аргентов.
— Здорово, еще раз, — произнес Мирошук, точно бросаясь в ледяную воду. — Что же ты, брат, вогнал в дрожь руководство и тикать?
— А… Захар? — грубо обрадовался Аргентов. — Чего они там, после меня? Слюной изошли?
— Да я тоже, знаешь… недолго пробыл, — ответил Мирошук. — А вообще-то изошли. Но начальством-то остались.
— А… Плевать! У меня стоянка у дома, автомобильная. Люди требуются в охрану — сутки отдежурил, трое дома. И пенсия, слава богу, верная. Чихал я на них с пятого этажа. Ясно тебе, Захар? То-то… А в психушку им меня не загнать, не та птица, они это понимают…
Помолчали. Мирошук уже успокоился.
— А я, знаешь, — проговорил он небрежно, — тоже не подписал это их… о неразглашении.
— Ну?! — выкрикнул Аргентов. — Молодец! Признаться, не ожидал.
— А что?! — повысил голос Мирошук. — Не подписал и все. Вышел, а твой и след простыл.
— Ну молодец, Захар, ну душа… Спасибо тебе, брат, — бурно радовался Аргентов. — Возьму тебя в напарники, если турнут нас из архивов. Сутки на площадке, трое — дома… Представляю, какую пулю они нам отольют, черти. Да и самих, видать, по голове не погладят, те, кто их науськал. Шутка, нет?! Трое вошли и трое вышли из чистилища! — хохотал Аргентов.
— Слушай, а Клюева-то эта? — по-детски загорелся Мирошук. — Она-то куда подевалась?
— Как куда? — удивился Аргентов. — Со мной вышла. Что, не заметил?
— Нет. И они не заметили. Спохватились, а ее и след простыл.
Аргентов хохотал в трубку низким судорожным смехом астматика.
— Со мной вышла, милая… Вся дрожит, на глазах слезы. Остановились в коридоре, с глаз людских. «Как же, говорит, Кузьма Игнатьич, как же так? Ответственные люди, партийные?» Ну, успокоил я ее. Какие, говорю, они партийные? Вот ты — партийная, в это я верю… Посадил в такси, отвез домой беднягу. Говорит, уеду к родителям, на Селигер, если что. Пересижу. — Аргентов сделал паузу. — Плохо, брат Захар. Многие так и думают — пережду, мол. А те не дремлют, провокаторы. Гражданской войны захотелось политиканам. Неймется. Давно по мордасам не били… Был у меня сосед, давно, в коммуналке еще… Слышишь, нет?
— Слышу, — ответил Мирошук.
— Так вот… Всех перессорил. Кому в кастрюлю мышь бросит, кому вместо масла бутыль с мочой на полку придвинет. Соседи передерутся, а он сидит в комнате, слушает, радуется, гаденыш. Пока по ошибке сам вместо водки не хлебнул дихлорэтану. По жадности, на дармовщинку клюнул. Сдох, сука. И проказы прекратились. Так и узнали, что его были подвиги.
Опять помолчали.
— Ты вот мне скажи, полковник? Слушаешь, нет?
— Слушаю, Захар, — отозвался Аргентов.
— Ты про собрание наше… в курсе?
— Как же… Позорище ваше.
— Нас вот было трое сегодня, в кабинете у Бердникова. И трое, как ты выразился, вышли чистыми… А там сидел полный зал. И все были едины в гневе своем, почему?
— Почему, почему, — пробурчал Аргентов. — Дрязги у тебя в конторе, вот почему. Друг на друга доносы строчат, лаются. Знаю твои кадры, в одной системе работаем… А раз дрязги, значит, еврейцы виноваты, известное дело. История учит… Весь свой запас адреналина, что накопили в междоусобицах, сразу и выплеснули. В добром коллективе до такого не опустились бы. А на твое собрание сбежались подлецы даже с других учреждений, адреналин выплеснуть, то-то, Захар. А выплеснут — успокоятся, начнут каяться. Так и живем — грешим да каемся. Всё при деле… Ладно, ну их в зад! Ты молодец, что позвонил. Честно говоря, думал я про тебя… Извини, не знал, брат… Здорово мы их оттузили, а, Захар?
