Джон Голсуорси - В ожидании
– Папа, разве вы не получили моей телеграммы? Всё в порядке. Хьюберт свободен.
Руки генерала взметнулись и стиснули её запястья, на лице появилась краска, губы разжались, – он внезапно помолодел на десять лет.
– Это… это точно, Динни?
Динни кивнула. Она улыбалась, но в глазах у неё стояли слёзы.
– Боже правый, вот это новость! Входи же! Я пойду скажу матери.
Не успела она влезть в окно, как он уже выбежал из комнаты.
В этом кабинете, который устоял перед натиском Динни и леди Черрел, пытавшихся насадить в нём эстетическое начало, и сохранил свою напоминающую канцелярию наготу, на каждом шагу виднелись следы поражения, нанесённого искусству, и девушка смотрела на них с улыбкой, приобретавшей уже хронический характер. Здесь, в окружении своих бумаг, военных сочинений, выцветших фотографий, реликвий, вывезенных из Индии и Южной Африки, картины в старомодном вкусе, изображающей его боевого коня, карты поместья, шкуры леопарда, который когда-то подмял сэра Конуэя, и двух чучел лисьих голов, живёт её отец. Он снова счастлив! Слава богу!
Динни догадалась, что её родители предпочтут порадоваться в одиночестве, и проскользнула наверх, в комнату Клер. Самый жизнерадостный член семьи спал, высунув из-под простыни рукав пижамы и подложив ладонь под щёку. Динни ласково взглянула на тёмную стриженую головку и снова вышла. Страшись тревожить сон младой красы! Динни стояла у открытого окна своей спальни, всматриваясь в ночь – прямо перед ней почти оголённые вязы, а дальше залитые луной поля, за ними лес. Она стояла и силилась не верить в бога. Низко и недостойно верить в него больше теперь, когда дела идут хорошо, нежели раньше, когда они грозили завершиться трагедией. Это так же низко и недостойно, как молиться ему, если вам от него что-то нужно, и не молиться, если надобность в нём отпала. В конце концов бог только вечный и непостижимый разум, а не любящий и понятный вам отец. Чем меньше думать обо всём этом, тем лучше. Буря кончилась, корабль пришёл в порт. Она дома, и этого довольно! Динни качнуло, и она поняла, что засыпает стоя. Кровать была незастелена, но девушка вытащила старый тёплый халат и, сбросив туфли, платье и пояс с подвязками, накинула его. Потом нырнула под одеяло и через две минуты уже спала, по-прежнему улыбаясь…
В телеграмме Хьюберта, прибывшей во время завтрака, сообщалось, что они с Джин приедут к обеду.
– Молодой помещик возвращается. Везёт молодую жену, – пробурчала Динни. – Слава богу, к обеду уже станет темно, и мы сможем заклать тучного тельца без шума. А тучный телец найдётся, папа?
– У меня осталось от твоего прадеда две бутылки шамбертена тысяча восемьсот шестьдесят пятого года. Подадим их и старый бренди.
– Хьюберт больше всего любит блинчики и вальдшнепов. Нельзя ли настрелять их, мама? А как насчёт отечественных устриц? Он их обожает.
– Постараюсь достать, Динни.
– И грибов, – добавила Клер.
– Боюсь, что тебе придётся объехать всю округу, мама.
Леди Черрел улыбнулась. Сегодня она казалась совсем молодой.
– Погодка охотничья, – заметил сэр Конуэй. – Что скажешь, Клер? Встречаемся в Уивел-кросс, в одиннадцать.
– Отлично!
Проводив отца с Клер и возвращаясь из конюшни, Динни остановилась, чтобы приласкать собак. Избавление от бесконечного ожидания и мысль о том, что беспокоиться больше не о чём, были настолько упоительны, что девушку не возмущало даже такое странное обстоятельство, как сходство теперешнего положения Хьюберта с тем, которое причиняло ей так много горя два месяца назад. Положение его не улучшилось, а ещё более осложнилось в связи с женитьбой. И всё-таки Динни была полна веселья, как уличный мальчишка разносчик. Эйнштейн прав: все относительно.
Напевая "Браконьера из Линкольншира", девушка шла к саду, как вдруг треск мотоцикла заставил её обернуться. Какой-то человек в костюме мотоциклиста помахал ей рукою, вогнал машину в куст рододендронов и направился к ней, откидывая капюшон.
"Это Ален!" Динни мгновенно почувствовала себя девицей, которой сейчас сделают предложение. Сегодня, – она понимала это, – ему уже ничто не помешает: он даже не совершил опасного героического подвига, который придал бы такому предложению слишком явный характер просьбы о награде.
"Но, может быть, он всё ещё небрит и это остановит его!" – подумала Динни. Увы! Подбородок отличался от остального лица лишь несколько менее смуглой кожей.
Он подошёл и протянул обе руки, Динни подала ему свои. Так, взявшись за руки, они стояли и смотрели друг на друга.
– Ну, рассказывайте, – потребовала наконец Динни. – Вы чуть не довели нас всех до помешательства, молодой человек.
– Присядем где-нибудь, Динни.
– С удовольствием. Осторожнее, – Скарамуш вертится под ногами, а они у вас внушительные.
– Не очень, Динни, вы выглядите…
– …измученной, что не слишком лестно, – перебила его Динни. – Я уже знаю о профессоре, специальном ящике для боливийских костей и предполагавшейся замене их Хьюбертом на корабле.
– Откуда?
– Мы же не кретины, Ален. В чём состоял ваш второй план – с бородой и прочим? Хорошо бы сесть вот тут, на камень, но сперва надо что-то подложить.
– Могу предложить вам своё колено.
– Благодарю, достаточно вашего комбинезона. Кладите его. Итак?
– Что ж, извольте, – сказал Ален, недовольно поглядывая на свой ботинок. – Мы не приняли определённого решения: всё зависело от того, как отправят Хьюберта. Пришлось предусмотреть несколько возможностей. Если бы корабль зашёл по дороге в испанский или португальский порт, мы прибегли бы к фокусу с ящиком. Халлорсен поехал бы пароходом, а Джин и я встретили бы его в гавани с самолётом и настоящими костями. Вызволив Хьюберта, Джин села бы в машину, – она прирождённый пилот, – и улетела в Турцию.
– О последнем мы догадались, – вставила Динни.
– Как?
– Неважно. А другие варианты?
– Если бы выяснилось, что захода в гавань не будет, дело усложнилось бы. Мы подумывали о ложной телеграмме. Её вручили бы охране Хьюберта, когда поезд придёт в Саутгемптон или в другой порт. В ней предписывалось бы отвезти арестованного в ближайший полицейский участок и ожидать там дальнейших распоряжений. По дороге Халлорсен на мотоцикле врезался бы в такси с одной стороны, я – с другой. Хьюберт выскочил бы, сел в мою машину и удрал туда, где ожидает самолёт.
– Н-да! – промычала Динни. – Всё это прекрасно на экране, но так ли уж легковерна полиция в действительности?
– В общем, мы этот план всерьёз не разрабатывали. Больше рассчитывали на первый.
– Деньги ушли целиком?
– Нет, ещё осталось триста. Аэроплан тоже можно перепродать.
Динни глубоко вздохнула, посмотрела на него и сказала:
– Знаете, вы, по-моему, дёшево отделались.
Ален усмехнулся:
– Я думаю! Кроме того, если бы похищение удалось, я уже не мог бы так просто заговорить с вами. Динни, я сегодня должен уехать. Согласны вы…
Динни мягко перебила его:
– Разлука смягчает сердце, Ален. Когда приедете в следующий раз, я решу.
– Можно вас поцеловать?
– Да.
Девушка подставила ему щеку. "Вот теперь, – подумала она, – мужчине полагается властно целовать вас в губы. Нет, не поцеловал! Кажется, он и в самом деле уважает меня". Динни поднялась:
– Поезжайте, мой дорогой мальчик, и огромное вам спасибо за всё, что вы, к счастью, не сделали. Честное слово, я постараюсь и перестану быть недотрогой.
Он сокрушённо посмотрел на неё, видимо раскаиваясь в своей" сдержанности, затем ответил ей улыбкой на улыбку, и вскоре треск мотоцикла растаял в беззвучном дыхании тихого дня.
Динни, по-прежнему улыбаясь, пошла домой. Ален чудный! Но неужели нельзя подождать? Ведь даже в наши дни люди на досуге начинают жалеть об упущенном.
После лёгкого и раннего завтрака леди Черрел отбыла в «форде» с конюхом за рулём на поиски тучного тельца. Динни уже собралась обшарить сад и конфисковать там все цветы, которые может предложить ноябрь, когда ей подали карточку:
Мистер Нейл Уинтни.
Мастерские Фердинанда.
Орчард-стрит.
Челен.
"Караул! – мысленно вскричала Динни. – Молодой человек дяди Лоренса!"
– Где он, Эми?
– В холле, мисс.
– Проведите его в гостиную и попросите минутку обождать. Я сейчас.
Она освободилась от садовых перчаток и корзинки, осмотрела нос с помощью карманного зеркальца, вошла в гостиную через балконную дверь и с удивлением увидела "молодого человека", который уселся на стул, поставив рядом с собой какие-то аппараты. У него были густые седые волосы и монокль на чёрной ленточке, а когда он встал, девушка увидела, что ему по меньшей мере шестьдесят. Он осведомился:
– Мисс Черрел? Ваш дядюшка сэр Лоренс Монт заказал мне вашу миниатюру.
– Я знаю, – ответила Динни, – только я думала…
Она не закончила. В конце концов, дядя Лоренс, наверно, доволен своей шуткой. А может быть, у него просто уж такое представление о молодости?
