Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3
— Благодарю васъ, сэръ.
— Господи спаси и помилуй! — воскликнулъ господинъ комиссаръ. — Толкуйте послѣ этого, миссъ Аббэ, будто ремесло не оставляетъ отпечатка на человѣкѣ. Мало кто касался до сихъ поръ этого предмета, а между тѣмъ взгляните вы на мистера Потерсона, вашего братца. Ну кто не скажетъ съ перваго же взгляда, что онъ морякъ и — мало того, — что онъ состоитъ служителемъ при каютахъ? Смотрите, какой у него веселый, бодрый взглядъ, выражающій готовность къ услугамъ, какая ловкость въ движеніяхъ! Да и во всей его фигурѣ есть что-то неуловимое, внушающее увѣренность, что вы можете на него положиться въ критическихъ обстоятельствахъ, когда вамъ понадобится тазикъ… А мистеръ Киббль? Ну, не пассажиръ ли онъ парохода съ ногъ до головы? Развѣ вы не видите, какъ сквозь его коммерческую складку, настолько солидную, что вы съ радостью дадите ему въ кредитъ пять тысячъ фунтовъ, просвѣчиваетъ и блеститъ морская соль?
— Вы-то видите, а я не вижу, — отвѣчала миссъ Аббэ. — Что же касается моего брата, то по моему ему давно бы пора разстаться съ своей службой и взять на свое попеченіе этотъ домъ, а сестру отпустить на покой. Тутъ все скоро развалится, если онъ не возьмется присмотрѣть. Я ни за какія деньги не продамъ моего заведенія человѣку, который не будетъ для «Товарищей» закономъ, какъ была я.
— Это сущая правда, миссъ Аббэ, — сказалъ комиссаръ. — Наши люди не знають таверны, которая содержалась бы въ лучшемъ порядкѣ. Да что я! И такой не знаютъ, чтобы ее хоть сколько-нибудь можно было къ вашей приравнять. Спросите полицію о «Шести Веселыхъ Товарищахъ», и вся полиція, до послѣдняго констэбля, укажетъ вамъ на это заведеніе, какъ на образчикъ совершенства въ своемъ родѣ, мистеръ Киббль.
Названный джентльменъ скрѣпилъ это показаніе весьма серьезнымъ кивкомъ.
— Эхъ, какъ время-то летитъ! (То же, кажется, предметъ, котораго еще никто не касался)… Толкуйте, что хотите, а быстро летитъ время, — руками за хвостъ не поймаешь, — толкуйте, что хотите, продолжалъ комиссаръ съ задумчивымъ видомъ. — Какъ быстро пролетѣло оно хоть, скажемъ, съ того дня, когда мистеръ Джобъ Потерсонъ, здѣсь присутствующій, мистеръ Джекобъ Киббль, здѣсь присутствующій, и чиновникъ полиціи — вашъ покорный слуга — впервые сошлись въ этомъ домѣ по дѣлу — для опознанія…
Мужъ Беллы тихонько подошелъ къ прилавку.
— Да летитъ времячко, — продолжалъ тянуть комиссаръ, внимательно наблюдая обоихъ гостей. — Давно ли, кажется, мы трое вотъ въ этомъ самомъ домѣ… Что съ вами, мистеръ Киббль. Вы больны?
Мистеръ Киббль поднялся на ноги, и, шатаясь, съ отвисшей нижней челюстью, ухватился за плечо Потерсона, показывая ему за прилавокъ.
— Потерсонъ! Смотри! Смотри!
Потерсонъ вскочилъ, отшатнулся назадъ и тоже вскрикнулъ:
— Господи! Спаси насъ! Что это?!
Мужъ Беллы отошелъ на свое прежнее мѣсто, схватилъ ее въ объятія (потому что она испугалась при видѣ непонятнаго ужаса этихъ двухъ людей) и затворилъ дверь маленькой комнатки. Послышался гулъ разомъ заговорившихъ голосовъ, въ которомъ выдѣлялся голосъ комиссара, покрывая всѣ остальные. Но мало-по-малу все стихло, и къ нимъ опять вошелъ комиссаръ.
— Ловко мы ихъ обработали, сэръ! — сказалъ онъ, подмигнувъ. — Сейчасъ мы уведемъ вашу даму.
И вслѣдъ затѣмъ Белла и ея мужъ очутились подъ открытымъ небомъ одни, на обратномъ пути къ экипажу, которому было приказано дожидаться.
Все это было такъ необычайно! Белла ничего не понимала, кромѣ того, что Джонъ доказалъ свою правоту. Какъ и чѣмъ доказалъ и почему его подозрѣвали въ чемъ-то дурномъ, — она не могла отгадать. Смутная догадка, что онъ никогда не назывался Гандфордомъ и что между нимъ и этимъ таинственнымъ незнакомцемъ было поразительное сходство, — вотъ единственное приближеніе къ сколько-нибудь опредѣленному объясненію, какое приходило ей на умъ. Но Джонъ вышелъ побѣдителемъ — это ясно; что же касается остального, то она могла подождать.
Когда на другой день Джонъ возвратился къ обѣду, онъ подсѣлъ на диванъ къ большой и маленькой Беллѣ и сказалъ:
— А у меня есть новость для тебя, мой другъ. Я разстался съ Китайскимъ домомъ.
Такъ какъ, судя по всему, онъ былъ радъ, что разстался съ этимъ домомъ, то Белла рѣшила, что, значитъ, это хорошо.
— Короче говоря, моя милая, Китайскій домъ лопнулъ и закрытъ — продолжалъ онъ. — г Теперь нѣтъ больше Китайскаго дома.
— Ты, стало быть, служишь теперь въ какомъ-нибудь другомъ торговомъ домѣ, Джонъ?
— Да, голубушка, я теперь при другомъ дѣлѣ. И лучше зарабатываю.
Неистощимаго ребенка немедленно заставили поздравить родителя и, съ подобающимъ жестомъ сжатой въ кулачекъ пухленькой ручки сказать: «Мы счастливы это слышать, леди и джентльмены! Ур-ра-а!!»
— Боюсь, моя радость, ты очень привязалась къ этому домику, — замѣтилъ Джонъ.
— Боишься, Джонъ? Отчего? Конечно, привязалась.
— Я потому сказалъ «боюсь», что намъ придется переѣхать.
— Ахъ, Джонъ!
— Да, другъ мой, придется. Наша главная квартира должна быть теперь въ Лондонѣ. Однимъ словомъ, у меня тамъ есть даровая квартира (мнѣ даетъ на нее право мое новое положеніе), и мы переѣдемъ въ нее.
— Это выгодно намъ, Джонъ?
— Безспорно выгодно, дорогая.
Онъ взглянулъ на нее радостно и вмѣстѣ съ тѣмъ лукаво, что заставило неистощимаго ребенка наброситься на него съ кулачками и спросить угрожающимъ тономъ, что онъ хочетъ этимъ сказать.
— Мой другъ! Ты сказала: выгодно, и я сказалъ: выгодно. Очень невинное замѣчаніе, кажется.
— Я не позволю — вамъ — издѣваться надъ моей уважаемой мама! — сказалъ неистощимый ребенокъ. (При каждомъ перерывѣ слѣдовалъ ударъ однимъ изъ крошечныхъ кулачковъ.)
Пока Джонъ, наклонившись, покорно принималъ наказаніе, Белла спросила его, скоро ли придется имъ переѣзжать. — Да, скоро (сказалъ Джонъ); онъ полагаетъ, что чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. — Со всею мебелью, конечно (спросила Белла). — Съ мебелью? — Нѣтъ. Дѣло въ томъ, что домъ… въ нѣкоторомъ родѣ… уже меблированъ.
Услышавъ это, неистощимый ребенокъ снова сталъ въ наступательную позицію и заявилъ:
— Но вѣдь тамъ для меня дѣтской нѣтъ, сэръ! О чемъ вы только думаете, жестокосердый родитель!
На что жестокосердый родитель отвѣтилъ, что тамъ есть и дѣтская въ нѣкоторомъ родѣ, которую можно будетъ «приспособить».
— Приспособить? За кого вы меня принимаете? — возразилъ неистощимый, отпуская новую пощечину, послѣ чего его опрокинули на спину и задушили поцѣлуями.
— Нѣтъ, правда, Джонъ, — заговорила, наконецъ, Белла, очаровательно раскраснѣвшаяся отъ этихъ упражненій, — удобенъ будетъ этотъ домъ для дѣвочки? Вотъ вопросъ.
— Я чувствовалъ, что это составить вопросъ, и потому распорядился такимъ образомъ, чтобъ ты могла съѣздить со мной завтра утромъ и осмотрѣть его, — сказалъ Джонъ.
Было рѣшено, что завтра же утромъ Белла ѣдетъ въ Лондонъ. Джонъ поцѣловалъ ее, и она была въ восторгѣ.
Пріѣхавъ въ Лондонъ на другой день согласно съ намѣченнымъ планомъ, они наняли карету и поѣхали въ западную часть города. И не только въ западную часть города, но въ ту именно его часть, которую Белла въ послѣдній разъ видѣла въ тотъ день, когда отрясла прахъ отъ ногъ своихъ, разставшись съ домомъ мистера Боффина. И не только въ эту самую часть города пріѣхали они, но даже въѣхали въ ту самую улицу. И не только въѣхали въ ту самую улицу, но и остановились, наконецъ, у того самаго дома.
— Джонъ, милый, — вскрикнула Белла въ неописанномъ волненіи, высовываясь въ окно. — Ты видишь, гдѣ мы?
— Вижу, мой другъ. Кучеръ не ошибся.
Дверь подъѣзда отворилась безъ звонка, и Джонъ высадилъ Беллу. Стоявшая въ дверяхъ служанка ничего не спросила у Джона, не пошла впередъ, не пошла и за ними, когда они стали подниматься наверхъ. Только поддерживавшая и подталкивавшая ее рука мужа помѣшала Беллѣ остановиться на первой же ступенькѣ лѣстницы. Пока они подымались, она замѣтила, что вся лѣстница уставлена роскошными цвѣтами.
— О Джонъ! Что все это значитъ? — пролепетала она слабымъ голосомъ.
— Ничего, моя дорогая, ровно ничего. Идемъ!
Поднявшись выше, они увидѣли огромную клѣтку, въ которой порхали прелестныя тропическія птички самыхъ яркихъ цвѣтовъ. И тутъ же были въ акваріумѣ серебряныя и золотыя рыбки, и водяныя лиліи, и мхи, и фонтанъ, и всевозможныя чудеса.
— О, Джонъ! Что это значитъ?
— Ничего, мой другъ, ничего. Идемъ дальше.
Они пошли дальше и, наконецъ, остановились у двери. Джонъ протянулъ руку, чтобъ отворить ее, но Белла уцѣпилась за него.
— Я не знаю, что все это значитъ, Джонъ. Но я не могу больше… Поддержи меня!
Джонъ обхватилъ ее рукой и быстро вошелъ вмѣстѣ съ ней.
Взгляните, какъ сіяютъ мистеръ и мистрисъ Боффинъ! Взгляните, какъ мистриссъ Боффинъ, всплеснувъ руками отъ восторга, бѣжитъ къ Беллѣ, и слезы радости текутъ по ея милому лицу! Взгляните, какъ она прижимаетъ Беллу къ своему сердцу со словами: «Моя милая, милая, милая дѣвочка! Мы съ Нодди видѣли, какъ тебя вѣнчали, и не могли даже поздравить тебя. Моя милая, дорогая! Жена нашего Джона и мать его крошки! Моя милая, любимая, красавица моя! Добро пожаловать въ этотъ домъ — твой домъ, моя радость!»
