Ихара Сайкаку - Рассказы из всех провинций
В конце концов, послушавшись сводного брата жены, который проживал неподалеку от храма Ниитамацусима на улице Мацубара, супруги решили перебраться в дом по соседству. Однако оказалось, что этот дом расположен как раз в дьявольском направлении. К тому же в тот год сие несчастливое направление совпало с местопребыванием божества Кондзин,[296] и это усугубило дело. Торговец веерами пошел было на попятный, но братец возразил:
— В нашем мире и без того жить тяжело. Не хватало еще думать о каком-то несчастливом направлении! Положитесь во всем на меня.
Поддавшись на уговоры брата, супруги поселились в этом доме, но с тех пор у них вообще все разладилось. С каждым днем торговля шла все хуже и хуже, и жизнь их пошла прахом, словно рассыпающееся от ветхости бумажное кимоно.
Через некоторое время супруги решили поселиться розно, чтобы хоть как-то поправить положение. Муж уехал в городок Сираиси в провинции Осю и нанялся подмастерьем к одному из тамошних изготовителей бумажных кимоно. Жена подалась в местечко Хирадоносима в провинции Хидзэн, мастерила веера и тем кормилась. Так они и разъехались в разные стороны, а все из-за того, что жена была невоздержанна на язык. Вообще, в чем женщинам надлежит проявлять особую осмотрительность, так это в словах.
Мужа предстоящая разлука сильно опечалила.
— Ну что же, прощай пока, — говорил он жене, утирая рукавом слезы. — Когда-нибудь мы съедемся и снова заживем вместе.
Но женщина рассудила иначе.
— К чему связывать себя обещанием, если теперь нас будут разделять сотни верст? Напиши-ка мне лучше разводную бумагу.
Между супругами вновь разыгралась ссора.
— Ах, так? — вскричал муж. — Нет чтобы потерпеть немного одной, так тебе сразу же подавай другого мужа!
А жена в ответ:
— Только не прикидывайся, будто ты собираешься жить бобылем. Ух, проклятый, мало ему, что укокошил родную сестрицу и прибрал к рукам ее денежки!
Так, разругавшись вконец, они и расстались. Верно говорится в пословице: «Расставшиеся супруги хуже чужаков».
Поистине страшно становится, когда подумаешь о том, что таится в людских сердцах!
Ракускэ, торговец солью
Неподалеку от храма Симмэй в Аватагути стояла бедная хижина, крытая бамбуком, и такая приземистая, что до края стрехи можно было рукой достать. Жили в ней муж и жена. Им было уже по шестьдесят лет, а детей они так и не нажили. Одинокой была их старость.
Старуха добывала на жизнь мужским ремеслом — плела из соломы короткие сапожки и подвешивала их к оконной решетке. Погонщики лошадей, державшие путь из столицы в Ооцу, раскупали их, и это служило подспорьем в скромном хозяйстве супругов. Что же до старика, то он каждый день ходил в Киото, где торговал солью вразнос. Так они и жили. День пройдет — и ладно, о завтрашнем дне не задумывались.
Воротившись домой, старик подкладывал в очаг хворост, — ветки кустарника хаги[297] с равнины Курусуно, того самого кустарника, о котором в старину сложили много стихов, — вместе с женой они пекли сладкий картофель и запивали его зеленым чаем, который покупали понемногу в храме Кандзюдзи. Эти скромные радости казались им истинным блаженством, и они никогда не завидовали тем, кто жил в достатке, ни в чем не зная нужды.
Время бежало для них незаметно, точно во сне. Под Новый год они не толкли рисовых лепешек, в праздник Бон не лакомились соленой макрелью, а перед праздником девятого месяца не покупали ни каштанов, ни сакэ с цветами хризантемы. Поскольку в течение всего года они ничего не брали в долг, им не нужно было расплачиваться по счетам, и хотя на первый взгляд могло показаться, что нужда им в тягость, на самом деле жили они легко, ведь многие житейские заботы их миновали. Не напрасно старика прозвали Ракускэ, что значит «Блаженный».
Наступило восьмое число девятого месяца, канун праздника, когда принято платить по счетам. В этот день даже топот ног по улице совершенно особый. Столичные дамы и те, накинув на голову покрывало кацуги модной раскраски, бегут со всех ног, не заботясь о том, как выглядят со стороны.
И вот среди всей этой суеты известный в столице торговец тканями, поставщик двора решил праздновать окончание строительства своего нового дома, возведенного в середине улицы Накадатиури. Громадный домина, он тянется вширь на пятнадцать, а то и на шестнадцать кэнов.
Возле дома натянуты широкие занавеси, поставлены золоченые ширмы, настелены ковры. На земляной пол в лавке ставят все новые и новые подношения: бочонки сакэ и ящики с рыбой. Делать отметки об этих дарах в книге нет времени — приказчик только успевает их принимать.
На кухне хлопочут слуги, готовя праздничное угощение. Все женщины в доме нарядно одеты. Но вот уже собрались гости. По кругу пошел поднос «остров счастья», уставленный закусками. Певцы, танцоры и лицедеи исполняют свои номера. Гости, успевшие пропустить уже не одну чарку, хохочут без устали. Старший плотник надевает шапку эбоси, облачается в церемониальный костюм, берет в руку гохэй, поднимается на крышу и возлагает на установленную там божницу лук и стрелы для изгнания нечистой силы. Затем с помощью других плотников укрепляет коньковый брус, ритмично ударяя по нему молотком. Наконец звучит мелодия «Мандзай», все поздравляют хозяев и бросают на улицу рисовые лепешки,[298] которых для этого случая заготовлено пятьсот восемьдесят штук. Подбирать эти лепешки кидается столько народу, что широкая улица в один миг становится тесной.
Пришедшие поглазеть на празднество думали про себя: «Вот это богач! Какой дом себе выстроил! Вот бы мне отгрохать такую усадьбу и передать ее в наследство потомкам!» Те, кто не мечтал о богатстве, спокойно проходил мимо, лишь мельком взглянув на дом.
Но таковых было мало. В большинстве же своем зеваки сразу принимался подсчитывать, каково состояние хозяина, первым делом обращая внимание на размеры кладовых. Неразумная алчность, да и только! Ведь еще лет двадцать назад хозяин этого дома занимался починкой фонарей и был настолько беден, что не всегда мог разжечь огонь в очаге. И откуда только берется у людей богатство?
Хозяин этого дома, например, придумал наносить на бумагу состав из смеси вяжущего сока хурмы и слюды и стал мастерить фонари, которые можно было использовать даже в дождливые ночи. На этом он и разбогател. Сейчас его состояние оценивается в семь тысяч каммэ, не меньше.
Неудивительно, что ему удалось породниться со знатным семейством, ведь в прежние годы даже в Киото не придавали особого значения происхождению жениха, если, конечно, он не занимался таким малоприбыльным делом, как изготовление бамбуковых берд для ткацких станков или ручек для ушатов. Хоть и старая это истина, а как не сказать: в нашем мире только и света что от денег.
В толпе, окружившей дом богача, находился и торговец солью из Аватагути, только, в отличие от других, он не мечтал о таком же доме для себя, а просто остановился, чтобы послушать хорошее пение и поглядеть на искусные пляски. Когда толпа стала расходиться, Ракускэ неожиданно увидел на земле шелковый кошелек в красную полоску.
— Кто обронил этот кошелек? — спросил он стоявших рядом.
— Это мой кошелек, давайте его сюда, — откликнулся какой-то бритоголовый мужчина лет пятидесяти.
— Хорошо, я вам его отдам, только прежде скажите, что в кошельке.
— Около сотни мэ[299] мелочью, — ответил мужчина.
Ракускэ даже в лице изменился:
— Как не совестно вам, человеку почтенному, пускаться на такие низкие уловки! Знайте же, что в кошельке одни золотые кобаны, так что он принадлежит не вам!..
Настоящий владелец этого кошелька пусть придет за ним ко мне домой! — Ракускэ подробно объяснил, где он живет, и отправился восвояси.
Вечером того же дня к нему явился приказчик оптовика из восточной провинции и рассказал, что обронил накануне кошелек со ста двадцатью золотыми кобанами, полученными им от хозяина, и теперь не смеет посмотреть ему в глаза.
— Все верно, — промолвил Ракускэ. — Здесь и расписка есть, так что кошелек, без сомнения, принадлежит вам.
С этими словами он протянул кошелек приказчику. Тот залился слезами и с благодарностью произнес:
— Попади этот кошелек в другие руки, вряд ли он когда-нибудь вернулся бы ко мне. И тогда я вынужден был бы с позором бежать из Киото, а так с чистой совестью смогу явиться к хозяину. Позвольте же отблагодарить вас за услугу. — Приказчик вынул из кошелька пять золотых и протянул торговцу солью. Но тот и слышать не пожелал о вознаграждении:
— Этот кошелек принадлежит не вам, а вашему хозяину. По какому же праву вы распоряжаетесь чужими деньгами? Нет, я ни за что не приму их!
Приказчику ничего не оставалось, как положить деньги обратно в кошелек и откланяться.
