Кодзиро Сэридзава - Книга о Небе
Сумев отойти от католицизма, Хидэко не отошла от Христа, напротив, Он ожил в ней. «Я верила, что Иисус — единственный сын Бога, я не ошибалась в том, что он сын Божий. Все — дети Божьи, и я — Его дитя. Более того, пред лицом Бога я должна жить в Истине, так же, как Иисус. Если я на такое не способна, я — не дитя Божье. Как только это меня осенило, тотчас усвоенное мною в детстве учение Иисуса обрело новый смысл, взывая непосредственно ко мне, и во мне вскипела радость от желания шаг за шагом воплощать его на практике. С этого времени я начала жить новой духовной жизнью, и каждый мой день озарился счастьем». И дело не в признании Иисуса единственным сыном Бога — в этом мало кто сомневается, по крайней мере, из христиан, — а в том, что ей открылась Истина всеединства. У всех религий один-единственный Бог. Значит, между религиями не должно быть противоборства — отрицать одно, чтобы отстоять другое. Истина в этом не нуждается, она сама по себе есть Целое. На высшем уровне все Едино, но это доступно лишь просветленному уму.
Иначе сложилась жизнь у другой супружеской пары, из бывших аристократов. После войны американские оккупационные власти произвели в Японии социальную революцию. По радио раздавались призывы, что в демократической Японии муж и жена могут поступать каждый по своему усмотрению, как независимые, свободные люди. Повинуясь пропаганде новой власти, супруги пытались идти в ногу со временем, которое того не заслуживало. Но все их попытки обрести свободу и независимость привели к тому, что, порвав с прошлым, они не обрели будущего и лишь впали в уныние и растерянность. Не все отдавали себе отчет в том, что крутые повороты ни к чему хорошему не приводят. Если вырван корень, дерево не плодоносит. Опасно нарушить закон Равновесия, осваивать чужое за счет своего, отступить от золотого правила: «Японская душа — европейские науки». Нужно усваивать знания, но не в ущерб Основе. Потому писателей, слепо уверовавших в плоды европеизации, ждало разочарование, и они вскоре были забыты. А те, кто сумел взять из европейской культуры лучшее, обогатили свою традицию. К таким относится и сам Кодзиро Сэридзава, его духовные сыновья и их жены, Фуми Садо и Хидэко Накамура. Все они побывали во Франции, восхищались ее культурой — музыкой, живописью, литературой, но не изменили себе.
У каждого народа свой Путь. Истинный Путь и есть Бог, заповедовала Оя-сама. Отступить от Пути значит пойти против воли Бога. Изменивший своему предназначению, будь то народ или отдельный человек, не достигает счастья, обречен на забвение. Сэридзава, сколь ни восторгался Францией, оставался верен себе и не принимал неуместные новшества, нарушающие естественный ритм жизни.
Забвение традиций приводит к забвению национального чувства. У японцев это чувство соединило любовь к Красоте с верностью долгу. Лишь сильный дух может выдержать испытания золотым тельцом, разлагающим и человека и нацию. Писатель вновь обращается к наболевшей теме. Политики, как в правящей партии, так и в оппозиции, деградировали. Истинный политик, отказавшись от собственной выгоды, печется о народном благе, но в Японии забыли о долге перед народом, и обездоленные предоставлены самим себе. Одни деньги движут людьми. Огромные суммы бездарно растрачиваются ради личной выгоды и эгоизма, пятная все общество. Однако когда Накамура предположил, что Японии нужна революция вроде Великой французской, его жена Хидэко резонно возразила, что они в этом случае станут первыми ее жертвами. Писатель не мог с нею не согласиться. Революция — это насилие, свобода вне Истины. Люди становятся счастливыми, когда следуют идеалу Великой Природы.«…C 1987 года Сила Великой Природы приступила непосредственно к Спасению Мира, поэтому наверняка в скором времени появится немало таких, как вы, ее любимцев. Если народится много любимцев Великой Природы, общество достигнет счастья мирным путем, не понадобится никакой революции».
В книге «Счастье человека» писатель не случайно заговорил о писателе Кэндзабуро Оэ. Читая Сэридзаву, я невольно вспоминала Оэ, особенно его «Потоп» («Объяли меня воды до души моей»). Врезалась в память фраза: «День гибели последнего кита окажется днем гибели последнего млекопитающего, именуемого человеком». Неудивительно, что помраченное сознание погрузится в полный мрак и оставшиеся в живых обитатели Земли вздохнут облегченно. «Мое тело и душа, принадлежащие последнему человеку на земле, — говорит Исана, — взорвутся и превратятся в ничто. Вот тогда-то, киты, обращаясь к своим неизменным друзьям — деревьям, вы пошлете сигнал: ВСЕ ХОРОШО! Каждый листочек, каждая травинка присоединит свой голос к могучему хору: ВСЕ ХОРОШО!» Живите спокойно. Эти самоуверенные и жестокие люди сокрушили себя.
«Что посеешь, то и пожнешь», — говорит русская пословица. Но если сеют ядовитые семена, то не лучше ли сменить сеятеля, найти того, кто сеет доброе. Добрая душа никому не причиняет зла. Писатель предупреждает: Великая Сила Природы отвергнет разрушителей, чтобы живая планета не превратилась в мертвую, как уже было когда-то. Сэридзава верит, что Великая Природа хранит Оэ за его любовь к ней, а значит, к человеку. И Оэ оценил трилогию о Боге, прочитав книгу за книгой. «Я тоже в последние десять лет, в связи с Блейком и Данте, исподволь склоняюсь к мистицизму. Я говорю „исподволь“, потому что хотел бы постигать трансцендентное, оставаясь верным обусловленному миром действительности. В Ваших книгах реальность свободно сообщается тем, что ее превосходит, и это более всего меня в них привлекает… Вы черпаете внутри себя и вовне знание мельчайших подробностей индивидуальной человеческой жизни», — писал Оэ 1 января 1989 года. Знамение времени — потребность в реализме, который соединяет земное и небесное, человека и Бога. Иначе все так и будет двигаться наперекосяк, то в одну, то в другую сторону, не приближаясь, а отдаляясь от Истины.
Для Сэридзавы важна была поддержка Оэ, в котором он видел родственную душу. «Бог верит в него и охраняет, как никого другого из молодых японских писателей». Выпавшие на долю Оэ страдания, врожденная болезнь сына, не только не сломили, но укрепили его дух. Собственные переживания помогли понять страдания других. Добро воздается: больной сын нашел себя в музыке. Его мелодии вызывают восторг своей необычностью, как бы доносятся с Неба. Оэ не зря назвал музыкальные пьесы сына «молитвой», хотя не считает себя религиозным человеком. И раньше, в беседе с критиком Ватанабэ, говоря о своем романе «Потоп», Оэ признавался: «Слова Достоевского: если искренне молишься, то возникает новое чувство, новая мысль и что молитва есть воспитание, — наверное, верны. Но для меня с самого начала эту роль выполняли деревья. Я думаю, что если люди научатся концентрировать свое сознание на дереве как на дереве, то в них откроется нечто новое… Смотреть на дерево как на дерево — это ближе буддийской созерцательности, но это не молитва. Есть тишина, ощущение глубины… Пока я не научился сосредотачиваться в молчании на деревьях как на деревьях, мои герои получались нервозными людьми. Но на сей раз героем стал человек, который решительно порвал с обществом и сосредоточился на деревьях как на деревьях». Действительно, Исана испытывал боль при виде заболевшего или раненого дерева. Потому Сэридзава относит Оэ к избранникам Великой Природы, охраняемых ею ради спасения людей.
Неудивительно, что в следующей книге, «Воля человека», Сэридзава вновь возвращается к Оэ: наделенный доброй волей — живет в Истине.«…И в его отношении ко мне сказывалась истинная любовь, и я радовался, что на девяносто четвертом году жизни обрел подлинного брата». А Оя-сама радовалась его благословенному труду: «Следуя заповедям Бога-Родителя, ты искренно желал людям счастья и благополучия, и Бог дал твоей книге свое благословение, она спасет души нуждающихся и обремененных, став первым шагом на пути к истинному человеку… И дальше отстаивай в людях добросердечие и подлинное умиротворение».
Действительно, романы Сэридзавы преображали людей, судя по откликам почитателей. Критики называли его книги откровением, философией жизни: «После чтения еще долго остается удивительное чувство чуда, окрыляющего душу». С благодарностью принимал писатель признания в любви, заботясь об одном — чтобы люди ощутили себя детьми Великой Природы, жили в радости и согласии. Но счастье недостижимо без волевых усилий, поддержанных Богом. Об этом в «Воле человека»: как устремленный к свету обращает волю Бога в волю человека.
Писатель вновь погружается в воспоминания, переосмысливая прошлое. Когда учился в школе, односельчане изгнали его из общины, сделали «изгоем». Никто не хотел с ним общаться, потому что он не такой, как все, чурается рыбацкой работы и во что бы то ни стало хочет учиться дальше. Лишь под конец жизни односельчане оценили его подвижничество, признали гордостью деревни. Но этот крест писатель нес всю жизнь, и если бы не сверхчеловеческое стремление к знанию, не позволявшее расслабляться, ему трудно было бы вынести испытания.
