Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня
— Он не забыл! Он помнит свой народ, как помнит отец! Теперь я могу умереть. Но сначала я хочу жить и показать сахибу, как надо убивать тигров. Вот это мой племянник. Если он будет нехорошо служить вам, бейте его и отсылайте ко мне, и я наверно убью его, потому что сахиб теперь здесь, у своего народа. Ай, Джан баба — Джан баба! Мой Джан баба! Я останусь здесь и буду присматривать, чтобы этот малый хорошо исполнял свое дело. Сними с него сапоги, дурак! Сядьте на кровать, сахиб, и дайте мне посмотреть на вас. Это действительно Джан баба.
Он выдвинул рукоятку своей сабли в знак готовности служить; это почесть, оказываемая только вице-королям, губернаторам, генералам и маленьким, горячо любимым детям. Чинн машинально дотронулся до рукоятки, бормоча сам не зная что. Это оказалось тем именно ответом, который он давал в детстве Букте, когда тот шутя называл его генералом-сахибом.
Квартира майора была напротив квартиры Чинна. Когда майор увидел, что его слуга чуть не задохнулся от удивления, он заглянул в комнату Чинна. Потом он сел на кровать и присвистнул, потому что зрелище, которое представлял старший туземный офицер полка, чистокровный бхиль, кавалер ордена Британской Индии, тридцать пять лет беспорочно прослуживший в армии, занимающий среди своих положение более высокое, чем занимают многие бенгальские князьки, предстающий в роли лакея только что вступившего в полк субалтерн-офицера, сильно подействовало на его нервы.
Громкие трубы проиграли сигнал к обеду — призыв, о котором существует длинная легенда. Сначала несколько пронзительных нот вроде криков охотников, загоняющих зверя в берлогу, затем раздался громкий, звучный призыв дикой песни: «И-о-о-о!!! Зелены склоны Мундора-Мундора».
— Все маленькие дети бывают уже в кроватях, когда сахиб в последний раз слышал этот призыв, — сказал Букта, подавая Чинну чистый носовой платок. Звук призыва вызвал в молодом человеке воспоминание о его постели под сетью от москитов, о поцелуе матери и о звуке удаляющихся шагов, когда он засыпал среди своих людей. Он застегнул темный воротник своей новой обеденной куртки и пошел обедать, словно принц, только что наследовавший корону своего отца.
Старик Букта вошел, раскачиваясь и покручивая усы. Он знал себе цену, и никакие деньги, никакое положение, которое могло бы дать ему правительство, не могли бы заставить его вдевать запонки в рубашки молодого офицера или подавать ему чистые галстуки. Но когда он снял вечером свой мундир и присел на корточки среди своих, чтобы спокойно покурить, он рассказал им, что сделал, и они сказали, что он вполне прав. Тут Букта выдвинул теорию, которая показалась бы полным безумием для души белого человека; но перешептывавшиеся плоскоголовые маленькие военные люди рассмотрели ее со всех сторон и решили, что она может иметь большое значение.
За обедом, при свете масляных ламп, разговор обратился к неистощимой теме — «шикару», т. е. охоте на крупную дичь всякого рода и при различных условиях. Молодой Чинн вытаращил глаза, когда убедился, что каждый из его собеседников убил по нескольку тигров способом вуддарсов, т. е. охотясь пешком. Все они говорили так, как будто дело шло не о тиграх, а просто о собаке.
— В девяти случаях из десяти, — сказал майор, — тигр почти так же мало опасен, как и дикобраз. Но в десятом вы являетесь домой ногами вперед.
Тут заговорили все, и задолго до полуночи у Чинна голова пошла кругом от историй о тиграх — пожирателях людей и убийцах скота, которые делают свое дело так же методично, как клерки в конторе, о новых тиграх, недавно появившихся в таких-то участках, и о старых, знакомых зверях, больших хитрецах, известных под разными прозвищами среди офицеров, — например, о ленивом Погги с большими лапами, и о Миссис Малопроп, появлявшейся, когда ее никак не ожидали, и издававшей особые крики, свойственные самкам. Потом заговорили о предрассудках бхилей — обширный живописный сюжет для рассказов, и молодой Чинн сказал наконец, что они, вероятно, просто смеются над ним.
— Право, нет, — сказал офицер, сидевший слева от него. — Мы знаем о вас все. Вы — Чинн, и вы имеете здесь права известного рода; но если вы не верите тому, что мы рассказываем, что будете вы делать, когда старый Букта начнет свои истории? Он знает о тиграх-привидениях и тиграх, которые отправляются в их собственный ад, и о тиграх, ходящих на задних лапах, а также и о верховом тигре вашего дедушки. Странно, что он еще не говорил с вами об этом.
— Вы знаете, что один из ваших предков похоронен близ Сатпурской дороги? — сказал майор, когда Чинн нерешительно улыбнулся.
— Конечно, знаю, — ответил Чинн, который знал наизусть хронику Чиннов. Хроника эта лежит в старой, потрепанной счетной книге на китайском лакированном стуле за роялем в девонширском доме, и детям позволяют по воскресеньям просматривать ее.
— Ну а я не знал. По словам бхилей, ваш уважаемый предок, мой мальчик, имеет своего собственного тигра — оседланного тигра, на котором он объезжает страну, когда ему захочется. Я лично не считаю это приличным со стороны призрака бывшего сборщика податей, но южные бхили верят в это. Даже наши люди, которых можно назвать довольно хладнокровными, не любят выходить из дома, когда слышат, что Джан Чинн разъезжает на своем тигре. Считают, что этот тигр не полосатый, а пятнистый, как пантера. Это ужасный зверь и верный предвестник войны, мора или… или еще чего-нибудь. Славная фамильная легенда для вас!
— Как вы предполагаете, каково ее происхождение? — сказал Чинн.
— Спросите сатпурских бхилей. Старик Джан Чинн был великий ловец перед Господом. Может быть, это месть тигров, а может быть, он до сих пор охотится на них. Вам нужно как-нибудь съездить на его могилу и порасспросить там. Букта, вероятно, устроит это. Еще до вашего приезда он расспрашивал меня, не узнали ли вы по какому-нибудь несчастному случаю эту историю с тигром. Если нет, то он возьмет вас под свое крылышко. Для вас, конечно, это более необходимо, чем для кого бы то ни было. Вы славно проведете время с Буктой.
Майор не ошибался. Во время ученья Букта с тревогой смотрел на молодого Чинна; замечательно, что, когда новый офицер в первый раз повысил голос, отдавая приказание, весь строй дрогнул. Даже полковник смутился: казалось, что вернулся из Девоншира Лайонель Чинн, возродившийся к жизни. Букта продолжал развивать свою особую теорию среди близких друзей, и солдаты принимали ее на веру, так как каждое слово, каждый жест молодого Чинна подтверждали эту теорию.
Старик вскоре устроил так, что его любимца не могли больше упрекнуть в том, что он никогда не убивал тигра; но он не удовольствовался бы, если бы этот тигр был первым попавшимся. В своих селениях он олицетворял собой высшую, среднюю и низшую инстанции суда, и, когда его соплеменники — голые и дрожащие — пришли сообщить ему о замеченном ими тигре, он приказал им разослать разведчиков ко всем ручьям и водопоям, чтобы убедиться, соответствует ли добыча достоинству такого человека.
Раза три-четыре разведчики возвращались и откровенно говорили, что выслеженный ими тигр чесоточный, малорослый. Иногда то была тигрица, истощенная кормлением, иногда беззубый старый самец — и Букта сдерживал нетерпение молодого Чинна.
Наконец, заметили благородного зверя — десятифутового убийцу скота, с громадной висящей складкой кожи вдоль живота, с блестящей густой шерстью, с длинными усами, живого и молодого. Говорили, что он убил человека просто ради спортивного интереса.
— Покормите его, — сказал Букта, и поселяне послушно погнали коров, чтобы позабавить зверя и заставить залечь вблизи.
Государи и влиятельные лица приезжали из-за моря в Индию и тратили большие деньги только ради того, чтобы взглянуть на животных, наполовину не таких красивых, как тигр Букты.
— Нехорошо, — сказал он полковнику, прося у него отпуск на охоту, — чтобы сын моего полковника, который, может быть… чтобы сын моего полковника свершил свой первый охотничий подвиг на каком-нибудь зверьке джунглей! Я долго дожидался настоящего тигра. Он пришел из страны маиров. Через неделю мы вернемся с его шкурой.
Офицеры с завистью заскрежетали зубами. Букта, если бы захотел, мог пригласить всех их. Но он поехал один с Чинном. Два дня они ехали в охотничьем кабриолете, а потом шли день пешком, пока не дошли до каменистой, залитой солнцем долины с озером хорошей воды. День был знойный; юноша, естественно, разделся и пошел купаться, оставив Букту сторожить его одежду. Белая кожа ясно выступает на темном фоне джунглей, и то, что увидел Букта на спине и правом плече Чинна, заставило его идти вперед, шаг за шагом, с выпученными глазами.
— Я забыл, что неприлично раздеваться перед человеком его положения, — сказал Чинн, ныряя в воду. — Как, однако, он на меня уставился! Что такое, Букта?
