Варлам Шаламов - Вишера. Перчатка или КР-2
- Я просто снял чемодан как наш, без всякого умысла, - объяснил старшой.
- Ну, без умысла так без умысла - самое главное результат.
Мы доехали до Адыгалаха, и я стал ловить свою оймяконскую или барагонскую машину.
В пятьдесят седьмом году я уже жил в Москве и узнал, что Заводник вернулся и работает в Министерстве торговли на той же должности, что и двадцать лет назад. Рассказал мне об этом Яроцкий, ленинградский экономист, очень много сделавший для Заводника в винокуровские времена. Я поблагодарил, взял у Яроцкого адрес Заводника, написал и получил приглашение повидаться прямо на работе, где будет заказан пропуск, и так далее. Письмо было подписано известным мне каллиграфическим росчерком. Точь-в-точь, ни одной лишней загогулины. Здесь я узнал, что Заводник "добивает" до пенсии, каких-то месяцев формально не хватает. Я посето-вал, что Яроцкому не удалось возвратиться в Ленинград, хотя он расстался много раньше с Колымой, чем я и Заводник, и что теперь он вынужден быть в Кишиневе.
Дело Яроцкого, дело ленинградского комсомольца, голосовавшего за оппозицию, я знал очень хорошо. Не было никаких причин не жить ему в столице, но Заводник вдруг сказал:
- Правительству виднее. Это ведь у меня и у вас все ясно, а у Яроцкого, наверное, совсем другое дело…
Больше я у Якова Овсеевича Заводника не бывал, хотя и остаюсь его другом.
1970-1971
ШАХМАТЫ ДОКТОРА КУЗЬМЕНКО
Доктор Кузьменко высыпал шахматы на стол.
- Прелесть какая, - сказал я, расставляя фигурки на фанерной доске. Это были шахматы тончайшей, ювелирной работы. Игра на тему "Смутное время в России". Польские жолнеры и казаки окружали высокую фигуру первого самозванца - короля белых. У белого ферзя были резкие, энергичные черты Марины Мнишек. Гетман Сапега и Радзивилл стояли на доске как офицеры самозванца. Черные стояли на доске как в монашеской одежде - митрополит Филарет возглавлял их. Пересвет и Ослябя в латах поверх иноческих ряс держали короткие обнаженные мечи. Башни Троице-Сергиева стояли на полях а8 и h8.
- Прелесть и есть. Не нагляжусь…
- Только, - сказал я, - историческая неточность: первый самозванец не осаждал Лавры.
- Да-да, - сказал доктор, - вы правы. А не казалось ли вам странным, что до сих пор история не знает, кто такой был первый самозванец, Гришка Отрепьев?
- Это лишь одна из многих гипотез, причем не очень вероятная. Пушкинская, правда. Борис Годунов тоже был не таким, как у Пушкина. Вот роль поэта, драматурга, романиста, композитора, скульптора. Им принадлежит толкование события. Это - девятнадцатый век с его жаждой объяснения необъяснимого. В половине двадцатого века документ вытеснил бы все. И верили бы только документу.
- Есть письмо самозванца.
- Да, царевич Дмитрий показал, что он был культурный человек, грамотный государь, достойный лучших царей на русском престоле.
- И все же, кто он? Никто не знает, кто был русский государь. Вот что такое польская тайна. Бессилие историков. Стыдная вещь. Если бы дело было в Германии - где-нибудь да нашлись бы документы. Немцы любят документы. А высокие хозяева самозванца хорошо знали, как хранится тайна. Сколько людей убито - из тех, кто прикоснулся к этой тайне.
- Вы преувеличиваете, доктор Кузьменко, отрицая наши способности хранить тайну.
- Ничуть не отрицаю. Разве смерть Осипа Мандельштама не тайна? Где и когда он умер? Есть сто свидетелей его смерти от побоев, от голода и холода - в обстоятельствах смерти расхождений нет, - и каждый из ста сочиняет свой рассказ, свою легенду. А смерть сына Германа Лопатина, убитого только за то, что он сын Германа Лопатина? Его следы ищут тридцать лет. Родственникам бывших партийных вождей вроде Бухарина, Рыкова выдали справки о смерти, справки эти растянуты на многие годы от тридцать седьмого до сорок пятого. Но никто и нигде не встречался с этими людьми после тридцать седьмого или тридцать восьмого года. Все эти справки - для утешения родственников. Сроки смерти произвольные. Вернее будет предположить, что все они расстреляны не позже тридцать восьмого года в подвалах Москвы.
- Мне кажется…
- А вы помните Кулагина?
- Скульптора?
- Да! Он исчез бесследно, когда многие исчезали. Он исчез под чужой фамилией, смененной в лагере на номер. А номер был вновь сменен на третью фамилию.
- Слышал о таких штуках, - сказал я.
- Вот эти шахматы его работы. Кулагин сделал их в Бутырской тюрьме из хлеба в тридцать седьмом году. Все арестанты, сидевшие в кулагинской камере, жевали часами хлеб. Тут важно было уловить момент, когда слюна и разжеванный хлеб вступят в какое-то уникаль-ное соединение, об этом судил сам мастер, его удача - вынуть изо рта тесто, готовое принять любую форму под пальцами Кулагина и затвердеть навеки, как цемент египетских пирамид.
Две игры Кулагин так сделал. Вторая - "Завоевание Мексики Кортесом". Мексиканское смутное время. Испанцев и мексиканцев Кулагин продал или отдал за так кому-то из тюремного начальства, а русское "Смутное время" увез с собой в этап. Сделано спичкой, ногтем - ведь всякая железка запрещена в тюрьме.
- Тут не хватает двух фигур, - сказал я.- Черного ферзя и белой ладьи.
- Я знаю, - сказал Кузьменко.- Ладьи нет вовсе, а черный ферзь - у него нет головы - заперт в моем письменном столе. Так я до сих пор и не знаю, кто из черных защитников Лавры Смутного времени был ферзем.
Алиментарная дистрофия - страшная штука. Только после ленинградской блокады эту болезнь в наших лагерях назвали ее настоящим именем. А то ставили диагноз: полиавитаминоз, пеллагра, исхудание на почве дизентерии. И так далее. Тоже погоня за тайной. За тайной арестантской смерти. Врачам было запрещено говорить и писать о голоде в официальных документах, в истории болезни, на конференциях, на курсах повышения квалификации.
- Я знаю.
- Кулагин был высоким грузным человеком. Когда его привезли в больницу, он весил сорок килограммов - вес костей и кожи. Необратимая фаза алиментарной дистрофии.
У всех голодающих в какой-то тяжелый час наступает помрачение сознания, логический сдвиг, деменция, одно из "Д" знаменитой колымской триады "Д" - деменция, диаррея, дистрофия… Вы знаете, что такое деменция?
- Безумие?
- Да, да, безумие, приобретенное безумие, приобретенное слабоумие. Когда Кулагина привезли, я, врач, сразу понял, что признаки деменции новый больной обнаружил давно… Кулагин не пришел в себя до смерти. С ним был мешочек с шахматами, которые выдержали все - и дезинфекцию, и блатарскую жадность.
Кулагин съел, иссосал, проглотил белую ладью, откусил, отломил, проглотил голову черного ферзя. И только мычал, когда санитары попытались взять у Кулагина мешочек из рук. Мне кажется, он хотел проглотить свою работу, просто чтобы уничтожить, стереть свой след с земли.
На несколько месяцев раньше надо было начинать глотать шахматные фигурки. Они спасли бы Кулагина.
- Но нужно ли было ему спасение?
- Я не велел доставать ладью из желудка. Во время вскрытия это можно было сделать. И голову ферзя также… Поэтому эта игра, эта партия без двух фигур. Ваш ход, маэстро.
- Нет, - сказал я.- Мне что-то расхотелось…
(1967)
ЧЕЛОВЕК С ПАРОХОДА
- Пишите, Крист, пишите, - говорил пожилой усталый врач.
Был третий час утра, гора окурков росла на столе в процедурной. На стеклах окон налип мохнатый толстый лед. Сиреневый махорочный туман наполнял комнату, но открыть форточку и проветрить кабинет не было времени. Мы начали работу вчера в восемь вечера, и конца ей не было. Врач курил папиросу за папиросой, быстро свертывая "флотские", отрывая листы от газеты. Либо - если хотел чуть отдохнуть - вертел "козью ножку". По-крестьянски обгорев-шие в махорочном дыму пальцы мелькали перед моими глазами, чернильница-непроливайка стучала, как швейная машинка. Силы врача были на исходе - глаза его слипались, ни "козьи ножки", ни "флотские" не могли победить усталость.
- А чифирку. Чифирку подварить…- сказал Крист.
- А где его возьмешь, чифирку-то…
Чифирь был особо крепкий чай - отрада блатарей и шоферов для дальней дороги - пятьдесят граммов на стакан, особо надежное средство от сна, колымская валюта, валюта длинных путей, многодневных рейсов.
- Не люблю, - сказал врач.- Впрочем, разрушительного действия на здоровье в чифире я не усматриваю. Повидал чифиристов немало. Да и давно известно это средство. Не блатные придумали и не шофера. Жак Паганель варил чифирь в Австралии, угощал напитком детей капитана Гранта. "На литр воды полфунта чая и варить три часа" - вот рецепт Паганеля… А вы говорите: "водилы"! блатари! В мире нет новостей.
