Джейн Остен - Гордость и предубеждение
Вечером того же дня миссис Гардинер и ее племянница пришли к выводу, что мисс Дарси, посетившая их сразу же после своего приезда в Пемберли, где появилась примерно к завтраку, действовала настолько самоотверженно, что они теперь просто обязаны ответить тем же; и, таким образом, было решено, что они поступят правильно, если нанесут визит в Пемберли следующим же утром. Элизабет была довольна, хотя назвать точную причину своей радости она вряд ли бы смогла.
Мистер Гардинер покинул их вскоре после завтрака, так как накануне он вновь говорил о рыбной ловле и получил приглашение ближе к полудню приехать в Пемберли, где его должны были встретить кое-какие джентльмены.
Глава 45
Поскольку Элизабет была убеждена, что нелюбовь к ней мисс Бингли продиктована прежде всего ревностью, она не могла отделаться от ощущения, что ее появление в Пемберли окажется для той весьма нежелательным, и сильно сомневалась, что эта особа, встретившись с ней, согласится быть по-прежнему любезной.
Когда они добрались, наконец, до дома, их проводили через холл в уютную комнату, выходившую на север и потому в летнюю жару способствовавшую приятному времяпрепровождению. Из окон открывался чудесный вид на высокие лесистые холмы и на лужайку, охраняемую величественными дубами и каштанами.
Именно в этой комнате их и приняла мисс Дарси. Она уже сидела здесь вместе с миссис Херст, мисс Бингли и еще с одной леди, с которой проживала в Лондоне. Джорджиана поприветствовала своих гостей со всей подобающей предупредительностью, хотя и с некоторым смущением, которое, несмотря на то, что на самом деле исходило из застенчивости и из страха сделать что-нибудь не так, могло бы с легкостью убедить тех, кто стоял ниже по положению, в ее излишней гордости и замкнутости. Однако миссис Гардинер с племянницей прекрасно понимали ее состояние и относились к этому снисходительно.
Миссис Херст и мисс Бингли отметили их прибытие лишь легким реверансом; и, когда все уселись, на пару минут воцарилось молчание, настолько труднопреодолимое, насколько это вообще возможно в подобных ситуациях. Первой тишину нарушила миссис Аннсли, элегантная женщина приятной наружности, чьи попытки предложить для обсуждения ту или иную тему свидетельствовали о том, что она является более благовоспитанной леди, чем любая из двух остальных. Между ней и миссис Гардинер сразу же завязался разговор, в котором время от времени принимала участие и Элизабет. Мисс Дарси, похоже, тоже хотела бы присоединиться к ним, но ее вид говорил о том, что она никак не может набраться мужества. Тем не менее, иногда она все же отваживалась произнести какое-нибудь короткое предложение, особенно тогда, когда у нее было больше всего шансов остаться неуслышанной.
Элизабет вскоре заметила, что ее пристально разглядывает мисс Бингли, чье внимание привлекала любая сказанная ею фраза, тем более, когда она была адресована мисс Дарси. Это наблюдение, однако, не помешало бы ей беседовать с последней столько, сколько бы она хотела, но они сидели слишком далеко друг от друга. Впрочем, Элизабет не сожалела о том, что избавлена от необходимости говорить много и часто. Она была погружена в собственные мысли и, кроме того, ожидала, что в любой момент в комнату может войти какой-нибудь мужчина. Она и хотела, и боялась, как бы этим мужчиной ни оказался хозяин дома; но сказать точно, боялась ли она или все-таки хотела, Элизабет пока затруднялась. Просидев в таких раздумьях с четверть часа, и совершенно не воспринимая слов мисс Бингли, она вдруг вздрогнула, когда услышала, как та ледяным голосом интересуется самочувствием ее домашних. Элизабет ответила таким же холодным и суровым тоном, после чего больше ни одного вопроса от мисс Бингли не последовало.
Немного разнообразия в их визит внесло появление прислуги с холодными закусками, пирогом и всевозможными фруктами. Тем не менее, застолье не начиналось до тех пор, пока мисс Дарси не обратила внимание на многозначительные взгляды и улыбки со стороны миссис Аннсли и не вспомнила о своих обязанностях. Таким образом, нашлось занятие абсолютно для каждой из них; ибо если некоторые и стеснялись говорить, то есть не стеснялся никто; и сочные пирамиды из персиков, абрикосов и винограда вскоре собрали всех вокруг стола.
Элизабет, увлеченной поглощением плодов, представилась прекрасная возможность, наконец, решить, хотела ли она или боялась появления мистера Дарси, так как именно сейчас он и вошел; и хотя всего минуту назад она уже склонялась к тому, что в ее чувствах преобладает скорее желание, чем страх, она очень расстроилась из-за того, что ее вновь застали врасплох в этом доме.
Утром какое-то время Дарси провел с мистером Гардинером, который вместе с двумя или, может быть, тремя другими джентльменами, удил в ручье рыбу, и покинул его только после того, как узнал, что обе леди вроде бы собирались навестить Джорджиану. Стоило ему появиться в комнате, как Элизабет сразу же попробовала заставить себя успокоиться и забыть о каком бы то ни было смущении. Такое решение, конечно же, было мудрым, но непростым; и Элизабет не только сознавала, что сейчас в душу каждой из присутствовавших закрадываются подозрения, но и видела, как пристально они следят за мистером Дарси. Однако ни на одном лице не было такого любопытства, как у мисс Бингли, и это при том, что улыбка не слетала с ее губ даже тогда, когда она говорила. Видимо, ревность пока еще не вынудила ее расстаться с надеждой, и интерес к мистеру Дарси у нее не прошел. Что касается мисс Дарси, то она, заметив брата, постаралась казаться более многословной. Тем не менее, тот отлично понимал, как трудно ей сблизиться с Элизабет, и потому со своей стороны делал все возможное, чтобы поддерживать их беседу. Эта забота не ускользнула от внимания мисс Бингли, и в минуту негодования она-таки не сдержалась и съязвила:
– Кстати, мисс Элиза, это правда, что …ширский полк покинул Меритон? Для вашей семьи это, должно быть, такая потеря!
В присутствии Дарси она не осмеливалась упоминать Уикема; однако Элизабет не сомневалась, что сейчас та имела в виду именно его; и связанные с этой личностью воспоминания на долю секунды вывели ее из равновесия. Тем не менее, она достойно сдержала удар и отразила нападение тем, что ответила на вопрос самым безразличным тоном. Невольно взглянув на Дарси, она заметила, что тот, изменившись в лице, внимательно ее рассматривает, в то время как его сестра от смущения потупила голову и теперь боялась даже поднять глаза. Если бы только мисс Бингли знала, какую боль она причиняет своему другу, то, несомненно, отказалась бы от этого намека; но она никогда не заглядывала так далеко, и сейчас, заговорив о человеке, к которому, как она считала, Элизабет была неравнодушна, она намеревалась расстроить лишь ее, и хотела, чтобы та обнаружила в себе нежные чувства, которыми бы ранила мистера Дарси и, возможно, напомнила бы ему о том, каким безрассудством были отмечены связи отдельных ее сестер с офицерами. Сама она ни разу не слышала о том, что мисс Дарси когда-то тоже помышляла о бегстве со своим возлюбленным. Это не было известно никому, кроме Элизабет; и мисс Бингли даже не догадывалась, что больше всего сохранить эту тайну желал бы не кто иной, как ее брат.
Невозмутимый вид Элизабет вскоре помог мистеру Дарси прийти в себя; а поскольку мисс Бингли, злая и раздраженная, больше не решалась делать упор на Уикеме, Джорджиана со временем тоже оправилась от потрясения, хотя и недостаточно для того, чтобы что-нибудь говорить. Ее брат, с которым она так боялась встретиться взглядом, едва ли вообще вспомнил о ее участии в этом деле; и, таким образом, вопрос, который был задуман с тем, чтобы отвлечь его мысли от Элизабет, наоборот, приковал к ней все его внимание.
Вскоре после этого время пребывания миссис Гардинер и ее племянницы в гостях подошло к концу; и, пока мистер Дарси провожал их к экипажу, мисс Бингли не преминула воспользоваться случаем, чтобы излить свой гнев на Элизабет, и принялась критиковать ее внешность, манеры и даже платье. Однако Джорджиана к ней не прислушивалась. Рекомендации брата были достаточными для того, чтобы убедить ее во всех достоинствах Элизабет. Она знала, что он не может ошибаться в своих суждениях, и потому тоже находила эту барышню очень милой и добродушной. Когда Дарси вернулся в комнату, мисс Бингли повторила ему некоторые отрывки из того, что уже сказала его сестре.
– Как, однако, неважно этим утром выглядела Элиза Беннет, – заявила она. – Никогда еще в своей жизни я не видела, чтобы кто-нибудь так изменился после зимы. Ее лицо стала таким черным и грубым! Мы с Луизой правильно сделали, что решили с ней больше не знаться.
Как бы сильно не понравилось это замечание мистеру Дарси, он воздержался от резкостей в адрес мисс Бингли и ответил лишь, что не находит никаких изменений, кроме того, что Элизабет загорела, в чем лично он не видел ничего удивительно, поскольку летом во время путешествий это случается довольно часто.
